Что такое – жизнь: то, что прошло,

или то, что осталось?!

Нет! Это то, что запомнилось!

Нет, жизнь меня не била,

не ломала –

Она меня на прочность

            испытала.

Но мы друзьями

       с ней остались,

Ведь обе

быть хорошими

            пытались.

Золотое время – детство! Как быстро оно проходит и как много в себя вмещает! Правда, понимаешь это, как правило, тогда, когда детство не просто уходит, а скрывается за горизонтом.

Теперь я понимаю, что с самого детства не всегда вела себя так, как другие дети. Особенностью моего поведения было то, что я на полном серьёзе разговаривала с деревьями, цветами, камнями… Могла поговорить с ручейком, звенящей походкой пробирающимся по лесным угодьям; с одиноким деревцем, показавшемся мне грустным; с птичкой, невысоко сидящей на ветке; с пробегавшим мимо незнакомым псом…

Я и сейчас не изменила этой привычке. Правда, стараюсь в таком случае обходиться без свидетелей. А в детстве мне всё это казалось нормальным, вполне естественным, и на такую мелочь как чьё-то присутствие рядом я просто не обращала внимания. Я была уверена, что и все остальные люди ведут себя так же.

Как не поговорить с огромным валуном, глубоко ушедшим в песок невысокой горки?! Он так призывно смотрит на тебя! Ему так надоело молчать! Его голос тих, его никто не слышит, и от этого глубокая печаль овладевает задорным по своей сути камнем.

А он любит поговорить, серый каменный великан. Он много видел на своём веку, много знает.

Рядом растёт одинокая сосна – его постоянная собеседница. На её ветви садятся птицы: то одни и те же, то разные, пролетающие мимо… С ними тоже можно переброситься парой слов, но люди – лучше.

Камень тёплый, напитанный солнцем. Он гостеприимен и открыт для общения. Так хорошо присесть на него, погладить излучающий негу округлый бок и окунуться в неспешную беседу, приятную обоим.

Камень умеет слушать: ему интересны чужие мысли, чувства, переживания… Он умеет сочувствовать и делает это так деликатно, что говорить с ним можно о самом сокровенном. Камень поймёт.

Он любит отвечать на вопросы, лишь бы появилось желание задать их и выслушать ответы.

Скажите, разве можно спокойно и безучастно пройти мимо такого замечательного собеседника?!

Конечно, не все камни одинаковы. Попадаются и высокомерные, и равнодушно – холодные, и просто отстранённые от всего земного – такого мелкого и незначительного.

Ну что ж. Каждый имеет право на собственное мировоззрение, и если вы с собеседником не совпадаете, то лучше пройти мимо. И абсолютно неважно при этом, о чём или о ком идёт речь: человек это, дерево или камень.

Однажды в раннем детстве (мне было шесть – семь лет) я нашла общий язык с огромной кавказской овчаркой, которую боялись её же собственные хозяева.

Именно поэтому пес жил в сварном железном вольере, прикованный к будке огромной цепью. К нему никто никогда не входил. Миску подвигали кочергой: наполняли посудину едой или водой (по очереди) и снова задвигали низом прямо к морде пса.

Кобель наводил ужас на всех жителей улицы: когда кто-то шёл мимо, он хрипел от злобы, натягивая цепь струной, готовой лопнуть. Его злобный, оглушительный лай сопровождал пешехода до тех пор, пока тот не удалялся на значительное расстояние.

Тот день запечатлелся в моей памяти навсегда. Стояла страшная жара, нетипичная для нашего западного лета. Хозяев собаки не было видно, а пёс явно мучился жаждой.

Я шла мимо их дома и, повернув голову в сторону вяло залаявшей собаки, увидела, как тяжело дышит привязанный на самом солнцепёке пёс. Спрятаться ему было некуда, воды в миске тоже не было. Острая жалость пронзила меня насквозь. Я развернулась и опрометью бросилась к дому. Схватив ковшик воды, я помчалась к собачьему вольеру.

Миска, перевёрнутая вверх дном, валялась у самой будки. Налить воду было некуда. Я аккуратно, стараясь не разлить воду, полезла через железный забор. Он был в два моих роста, но удобно сварен – было куда поставить ноги. Лезла, как по лесенке.

Слезла я тоже удачно, расплескав совсем немного воды. Собака перестала лаять и внимательно наблюдала за моими манипуляциями. Я не испытывала никакого страха – передо мной стояла задача напоить пса, и я просто шла к цели.

Я взяла миску, пёс сидел и жарко дышал мне почти в самое ухо, потому что миска валялась буквально у него под носом. Я налила воды и скомандовала: «Пей!»

Пёс жадно припал к воде и вылакал всю до капельки. Я сидела рядом на корточках и наблюдала за ним. Потом обняла его за шею (моих рук хватило не на много) и стала с ним ворковать. Говорила ему, какой он умный, красивый, хоть и сильно косматый. Просила не лаять так страшно, а то его люди боятся, а ведь он добрый и хороший. Пёс послушно сидел и внимал моим речам. Даже пару раз лизнул меня в щёку.

Нашу идиллию разрушили люди. Я оглянулась на звуки и увидела, что у вольера собралось пол-улицы. Люди держали в руках палки, у одного мужчины в руках оказалось ружьё. Я сильнее вцепилась в собаку и пыталась заслонить её собой. А со всех сторон неслось:

– Он сейчас разорвёт ребёнка!

– Где хозяева?! Почему не пристрелят это чудовище?!

– Зовите милицию!

Я испугалась за своего нового друга, сильнее вцепилась в собачью шерсть и закричала:

– Не трогайте его! Он хороший! Он даже на вас не лает! Уходите отсюда, а то он занервничает! Я сама вылезу!

Кто-то сбегал за моей матерью. Люди расступились. Бледная до мела мама не могла даже говорить, она что-то шептала, не сводя с меня глаз, наполненных ужасом, но я не поняла – что именно.

Вид мамы меня тоже напугал, и я тихо попросила всех:

– Отойдите в сторонку. Уберите палки и ружьё. Тогда я вылезу. Мама не бойся – он хороший. Видишь, какой он добрый?!

Я погладила пса. Люди попятились. Откуда-то появился бледный хозяин, но близко к вольеру не подошёл – маячил на заднем плане с видом заблудившегося привидения. Я подошла к стене вольера и перелезла назад точно так же, как недавно попала в клетку. Даже ковшик не забыла забрать с собой.

– Не скучай! – сказала я собаке на прощание. – Я завтра снова приду.

Пес проводил меня взглядом. Люди – тоже. Мама подхватила меня на руки и едва не бегом бросилась к дому. Люди зазевались, и тут собака вспомнила о своих обязанностях и стала злобно бросаться на стены, прогоняя чужаков от вольера.

Время сохранило эту картину в моей памяти до мельчайших подробностей. Мама ещё долго причитала потом: «Как ты могла?!» и следила за каждым моим шагом. Кличка пса испарилась из памяти, а саму собаку я и сейчас вижу, как живую.

Ещё картинка из детства

Сон

Мне снова снится тот же сон. Одно и то же. Всё точно так, как было когда-то наяву.

Мы жили в крупном областном центре, но тогда он ещё не был так плотно застроен, и в нём сохранялись небольшие рощицы, пустыри, заросшие кустарником и невысокими деревьями.

Один такой пустырь был совсем рядом с нашей улицей, и вся окрестная детвора собиралась на нём, чтобы поиграть в войну, казаки-разбойники или прятки. С момента окончания войны прошло уже двадцать пять лет, но для нас она была реальностью. Мы откапывали патроны, мины, разряжали их и жгли порох, бывало, что некоторые подрывались на минах, но это нас не останавливало.

Играя в войну, мы делились на красных и белых, потому что быть фашистом не хотел никто (даже по жребию).

На нашем пустыре был пруд длиной метров пятнадцать и вполовину уже. Однажды мы играли в казаки-разбойники и мне пришлось убегать от противника как раз в сторону пруда.

Я ещё до него не добежала, когда обнаружила, что окружена со всех сторон и деваться мне некуда. Сзади уже раздались победные крики, но я, не сбавляя скорости, так и побежала через пруд.

Стояла глубокая осень, но настоящих холодов ещё не было, поэтому вода слегка подёрнулась тонюсенькой корочкой льда. Вот по этой корочке я и пролетела на другой берег и только там остановилась и обернулась.