– Вот то, что вам нужно, – со знанием дела сообщила она. – Обычно такие покупают для перевозки крупных пород собак.

Девушка вдохновенно демонстрировала мини-острог и, кокетливо хлопая ресницами, с улыбкой поглядывала на Макса. Я уже давно привык к тому, что женщины так реагируют на Елисеева, особенно когда он в форме.

– А ну-ка, Трисон, давай посмотрим, удобно ли тебе будет здесь. – Он открыл дверцу и скомандовал: – Забирайся внутрь.

Я с сомнением посмотрел на Максима, пытаясь понять, правильно ли я понял его предложение.

– Да-да, ты не ослышался, – улыбнулся он, – надо убедиться, что тебе будет комфортно лететь в ней три часа.

Вон оно что! Да… поездку на Чукотку я ещё долго буду вспоминать как лучшее приключение в моей жизни. В Анадырь я летел, как… как человек, в салоне, рядом с Андреем Максимовичем. Ещё возмущался, глупый пёс, что на меня нацепили намордник! А в Израиль придётся отправиться в качестве чемодана – да ещё и в грузовом отсеке. Одного не могу понять: как из живого существа можно делать какой-то груз? Вот тебе и удостоверение служебной собаки. Руководство авиакомпаний не волнует, ловлю я преступников или спасаю людей. Вес больше восьми килограммов – значит, добро пожаловать в багажное отделение. Ваше место, уважаемый четвероногий полицейский, среди сумок и коробок.

– Ну как? – Максим вопросительно посмотрел на меня. – Удобно?

Ага, удобно! Ты сам попробуй посидеть в этом сундуке. Комфорта особого я не ощутил, но и сказать, что всё было уж совсем трагично, тоже нельзя. По крайней мере, в ней я мог стоять в полный рост, да и прилечь получалось. Но клетка есть клетка. Ладно, зачем портить нервную систему, если всё равно ничего не смогу изменить? Вот такая она – собачья жизнь. Ещё не успел отойти от осмотра ветеринара – и вот тебе новый неожиданный поворот в предстоящем путешествии.

Интересно, для чего доктор Айболит аж два раза заглянул мне под хвост? Что он там хотел увидеть? Врач осматривал меня так, словно я – первый пёс, который должен отправиться покорять Марс. Раза три заставил открыть пасть, несколько раз посветил фонариком в уши и глаза, проверяя реакцию зрачков. У меня даже сейчас красные звёздочки пляшут перед глазами. Я едва не лишился остатков завтрака, когда он ощупывал мой живот. Неужели нельзя это делать понежнее?

После утомительного сбора справок и прохождения разных процедур перед командировкой что-то мне совсем расхотелось лететь. Одно обнадёживает: земля там вроде как обетованная. Только вот не могу понять, она обетованная только для людей или для всех живых существ?

Но как бы я ни хотел отсрочить день отъезда, всё же он настал. В аэропорт нас отвозили на полицейской машине. На стоянке аэровокзала мужчины выгрузили вещи и клетку из багажника, Максим пристегнул поводок к ошейнику, и мы все вместе направились в терминал вылета. Наконец настало время прощания.

– Ну что, друзья, удачи вам, – произнёс капитан полиции Иван Дёмин, коллега Максима, и протянул ему руку. – Берегите себя. Всё-таки, как говорят, Восток – дело тонкое. Там глаз да глаз нужен.

Я невольно напрягся: с его слов стало понятно, что мы летим в какое-то опасное место.

– Будем живы – не помрём, – произнёс Елисеев-младший, окончательно нарушив мой покой.

Вы же знаете – я не трус. Но в тот момент, клянусь, мне стало страшно. Будто мы на войну отправляемся.

Мужчины обнялись, похлопав друг друга по спине.

– Триха, надеюсь, ты не замёрзнешь в грузовом отсеке, – улыбнулся Иван.

Что-то я не понял, о чём это он. Выходит, багажное отделение не отапливается? Помню, стюардесса во время полёта в Анадырь сообщала: температура за бортом на высоте десять тысяч метров – минус пятьдесят градусов. Так я же в сосульку превращусь в той камере хранения!

– Ничего, если замёрзнешь, в Израиле отогреешься, – словно услышав мои мысли, продолжил капитан. – Там сегодня плюс сорок.

– Ваня, не переживай, – успокоил Макс, – в авиакомпании сказали, что температура в грузовом отделении опускается до пяти градусов. Трисон у нас на Чукотке жил в минус сорок – что такое для него плюс пять? Так, ерунда.

Мужчины ещё раз пожали друг другу руки, и Дёмин направился на выход, оставив нас вдвоём. Мы молча смотрели ему вслед, когда он обернулся и, махнув рукой, перекрикнул шум аэропорта:

– До встречи, парни!

Когда он скрылся за дверью, Максим посмотрел на меня. По его сочувствующему взгляду я понял: пришло время нашего вынужденного расставания.

– Ну что, Трисон, забирайся, – грустно вздохнул он, открывая дверцу клетки. – Извини, брат, но ничего не поделаешь – такие правила у авиаперевозчика. Ты не волнуйся, лететь всего три часа, они быстро пролетят. Так что увидимся мы с тобой уже на Святой земле.

Я не понял, земля все-таки обетованная или святая? Или это одно и то же?

Звук запираемой дверцы напомнил мне лязг металлической решетки, когда однажды меня посадили в обезьянник к «некусачему» бомжу[5]. Вот и превратился я в самую настоящую бандероль. Как узник замка Иф, я с тоской смотрел в решётчатое окошко, где только что исчез Максим.

Признайтесь, вы нервничаете во время полёта? Вот так же и мы. Для животных это серьёзнейший стресс. А ведь человеку проще: он может принять успокоительное, почитать книгу, послушать музыку или посмотреть кино: иными словами, как-то себя отвлечь от гнетущих мыслей. А нам остаётся стиснуть зубы и смириться с положением.

И всё-таки не пойму, для чего ветеринар с таким усердием проверял моё здоровье, если мне всё равно лететь в клетке в багажном отделении? Странные всё-таки люди. Почему-то когда животное приходит им на помощь, выручая из беды, их не заботит здоровье спасателя. На Чукотке во время пурги я нашёл потерявшегося мальчика и провёл с ним ночь под строительным контейнером, согревая своим теплом, из-за того что ребёнок повредил ногу и не мог идти. А утром, когда стихия улеглась, я привёл к месту нашего ночлега его отца. Представляете, если бы родитель первым делом поинтересовался у меня: «Трисон, а есть ли у тебя справка о состоянии здоровья?» Уверен, перепуганный до смерти отец тогда и не думал, здоров ли пёс, спасший жизнь его сына[6]. А в самолёте, видите ли, я помешаю пассажирам.

В багажном отделении таких же клеток с узниками оказалось ещё четыре. В одной из них, прямо напротив меня, лежал боксёр мандаринового цвета. Он положил передние лапы по бокам от чёрной, как смоль морды, при этом его большие губы смешно расплющились по полу клетки. Пёс закрыл глаза, со стороны казалось – собака спит. И только едва заметное шевеление бровей и подрагивание кончика носа говорило о том, что он слышит и чувствует всё, что происходит вокруг. Его уши двумя подгорелыми оладушками висели по бокам головы, а во лбу горела «звезда» в виде белого клочка шерсти.

В другой клетке сидела небольшая такса. Её шоколадный окрас разбавляли чёрный нос и крошечное пятно на груди такого же цвета. Вроде маленькая собачка, а уши размером с лопухи. Она переминалась на коротких лапах: по всей видимости, бедолага изрядно нервничала. Её-то за что засунули в багажное отделение? Она же ростом с человеческий ботинок. Ещё в одном контейнере сидели пять щенков немецкой овчарки. Я взглянул на них и мысленно улыбнулся. Одним словом – дети! Они абсолютно не переживали по поводу предстоявшего полёта. Их больше занимала игра под названием «поймай мой хвост, если сможешь». Малыши тянули друг друга за уши, кусали за лапы, таскали за хвосты, кувыркались, забираясь друг на друга и звонко при этом тявкая. Один из них выудил из угла контейнера резиновую утку. На неё тут же набросился другой щенок, и они начали тянуть игрушку в разные стороны, театрально рыча. Их игра не осталась без внимания – остальные тоже бросились к своим собратьям. Все желали забрать резиновую дичь себе. В борьбе за неё они слились в один шерстяной комок, в котором то и дело мелькала серо-зелёная утка.