– Проходите, прошу вас, – любезно предложила женщина, вышедшая на крыльцо. Ей было лет тридцать пять, высокая, осанистая, не красавица, но исполненная «не пролетарской» грации. – Располагайтесь в гостиной, Пал Егорович сейчас спустится. Меня Екатериной зовут.

В гостиной, отделенной от улицы верандой, было уютно. Высокие окна, кресла, диваны, на стене карта района, портреты товарища Сталина и товарища Пономаренко, первого секретаря компартии Белоруссии. Долго посидеть не удалось – с лестницы спустился представительный мужчина, за сорок, с крупным носом и добродушной миной («Обманчиво добродушной», – предположил Максим). Его рукопожатие было твердым.

– Максим Андреевич? Приветствую, я Малютин Павел Егорович, первый секретарь горкома. Без происшествий добрались? Вот и славно. Один ваш человек уже здесь, в бильярдной шары гоняет. – Малютин простодушно усмехнулся. – Видно, что любитель, даже от завтрака отказался. Остальные, надеюсь, скоро подтянутся. Екатерину вы уже видели, она покажет ваши комнаты на втором этаже. С бытом все в порядке, с удобствами – тоже. Правила пребывания мы обсудим позднее. Я знаю о вас от Лаврентия Павловича. Последний раз мы с ним связывались сегодня ночью. Поговорим позднее – когда соберется вся группа. Сейчас я должен съездить в город – дела, знаете ли. Вернусь через пару часов. Парадным входом больше не пользоваться, только заднее крыльцо через проулок. Походите, осмотритесь. Внизу подвалы, на первом этаже мой кабинет, столовая, спальня, бильярдная комната. На втором – ваша епархия. Старайтесь поменьше маячить в окнах. Место здесь уединенное, но все равно. Примите душ, переоденьтесь, если нужно. Насчет завтрака я уже распорядился. Все люди, находящиеся в здании, надежные, им можно доверять. Их немного. Горничная Екатерина Черемых, повариха Глафира, водитель Акулов. Также старший лейтенант Тимашук – это человек в штатском, который вас впустил. Сторож, садовник, привратник – все в одном лице. Не люблю раздутые штаты. – Малютин поморщился. – Стараюсь свести их к минимуму. Но положение, как понимаете, обязывает… В целом тут безопасно, работает внешняя охрана. Встретите в закоулках незнакомую женщину, не пугайтесь, – Малютин засмеялся, – это моя супруга Анастасия Львовна. Сына оставили в Минске, у бабушки. Позднее представлю вам двух офицеров НКВД… Не надо так негативно реагировать, Максим Андреевич, – подметил он реакцию гостя, – данный вопрос согласован и утвержден. Офицеры для связи нам нужны, люди они надежные. Мы не обладаем, к сожалению, способностями к телепатии и телепортации. Читали Беляева и Толстого Алексея Николаевича? Все, обвыкайтесь, присматривайтесь, скоро поговорим. Да, забыл сказать: в кабинете есть телефон, можете по нему круглосуточно связываться со своими столичными кураторами. Линия безопасная, к ней не могут подключиться немецкие шпионы.

Малютин, слегка прихрамывая, удалился на улицу. Вскоре из ворот выехала машина. Повариха Глафира, вопреки представлениям, оказалась невысокой, стройной и отнюдь не добродушной. Сбрось она лет двадцать – смотрелась бы лучше. Сухо улыбнувшись, она подала в столовой завтрак – бутерброды с котлетами, манную кашу.

Виктор Буторин во франтоватой замшевой безрукавке увлеченно играл сам с собой в маленькой бильярдной комнате. Монотонно стукаясь друг о друга, шары валились в лузу.

– Приветствую, Максим Андреевич. – Он отложил кий и протянул руку. – Разминаюсь, так сказать. Хотел ударить пару раз, но увлекся…

– Во внутренней тюрьме таких развлечений не подавали, – усмехнулся Максим. – Сами летали, как эти шары… – Он поморщился: ведь дал же себе зарок забыть о прошлом, не держать обиды!

– Это верно, – смущенно улыбнулся Буторин. – Прочие удовольствия были в избытке, а вот этого не было…

– Добрался без происшествий?

– Так точно, – кивнул Буторин. – На патруль нарвался – перекресток оживленный, из-за угла вывернули – и сразу на меня. Не в драку же бросаться. Все в порядке, документы проверили, отпустили. Наши где-то заплутали, не видать их еще.

– Кажется, подтягиваются… – Максим вытянул шею, прислушался. Издалека доносились знакомые голоса. Сосновский и Коган беседовали с Екатериной. Буторин неохотно расстался с кием, мужчины покинули бильярдную.

Вся компания была в сборе, крупных происшествий по мере выдвижения не отмечено. Все в гражданском, бледные, напряженные, еще не отошедшие от потрясений последних месяцев, но уже – другие люди. В глазах решимость, плечи распрямились. Козырять было глупо. Мялись, застенчиво посмеивались, обменивались рукопожатиями. Не остался без внимания взгляд Екатерины Черемых: женщина явно знала, что за публика собралась в доме первого секретаря.

– Все на завтрак и по комнатам, – распорядился Максим. – Помыться, побриться, привести себя в порядок. По возможности отдохнуть. Быть готовыми через полтора часа. Михаил, ты когда успел барахлом обрасти? – Он с насмешкой уставился на увесистый чемодан Сосновского. Хотел добавить: «Ведь четвертый день как из камеры», – но вовремя прикусил язык.

– Да вот, прикупил кое-что, Максим Андреевич… – щеки парня покрылись румянцем. – Из одежды, из еды на черный день…

«А у нас ведь нет дома, – мелькнула мрачная мысль, – ни родных, ни жилья, ни прошлого с будущим. И сами мы никто и звать нас никак, какой смысл в этих личных вещах, если в любой момент можем загреметь обратно?»

– Намекает он нам, Максим Андреевич, – оскалился Коган, – что жизнь – не самая плохая штука.

Разошлись – кто в столовую, кто по комнатам. На лестнице Максим столкнулся с женщиной – и действительно чуть не испугался! Стройная, в длинном платье, с распущенными волосами – особа не первой молодости, но весьма грациозная и женственная. У нее было мучнистое лицо, сразу подумалось о ее здоровье. Максим учтиво поздоровался, дама кивнула. Возможно, пребывание посторонних на своей территории ее не радовало, но перечить мужу она не могла. Впрочем, сперва бегло глянув на гостя, она взглянула на него еще раз – уже с оттенком заинтересованности.

– Анастасия Львовна? – тактично склонил голову Шелестов. – Здравствуйте и – всяческие извинения за причиненные неудобства. Павел Егорович о вас рассказывал.

– Правда? Много? – Дама остановилась, пытливо вглядываясь в глаза собеседника. У нее было приятное лицо, если не замечать скопления мелких морщинок.

– Нет, совсем немного.

– Хорошо. – Она кивнула. – Никаких неудобств, товарищ. В этом доме всем ведает Павел Егорович, на меня не обращайте внимания. Вы выглядите усталым.

«Да, устал немного за последние полгода», – подумал Шелестов.

– Дальняя дорога, Анастасия Львовна. Всего вам доброго. – Он раскланялся и направился наверх, в отведенную ему комнату.

Комната была небольшой, уютной, с одноместной кроватью и отдельной душевой. Шкаф, два стула, репродукция картины Шишкина. На шкафу почему-то валялся пыльный буденовский шлем с нашитой звездой.

Он яростно оттирался под душем, облачался в чистую одежду. Спать не стал, хотя на тумбочке стоял громоздкий будильник. Потом мялся у окна, не трогая занавески, – в этом и не было необходимости из-за прозрачного тюля. Высокий забор отгораживал улицу. Деревья над оградой закрывали соседнее здание – виднелась только крыша с непрозрачным слуховым оконцем. В плане безопасности его все устраивало.

Часть двора, беседка, пространство перед воротами. По свободному пятачку прохаживался старший лейтенант Тимашук, курил папиросу и стряхивал пепел на клумбу.

На крыльце возникла Екатерина Черемых. Спустилась, прошла на летнюю кухню, демонстративно не глядя на старшего лейтенанта. Тимашук бросил папиросу, раздавил ее носком ботинка, уставился отсутствующим взором на покачивающиеся бедра женщины.

Появилась Глафира, Екатерина едва не столкнулась с ней в дверях кухни. Разминулись, обменявшись сухими улыбками.

Максим покурил в форточку и отправился вниз искать кабинет первого человека в городе.

Телефонная линия работала безукоризненно. Майор ГБ Платов в этот час был на месте, лично принял доклад о прибытии группы в район выполнения задания.