В роковую ночь муж и жена проснулись от криков и стонов из комнаты, где жил Гогия. Их ожидало жутковатое зрелище – Гогия, весь в крови, катался на кровати и просил о помощи. По его словам какие-то неизвестные люди проникли в его комнату, и когда он, услышав шум, пробудился, ему нанесли несколько ударов ножом. Он все время притворялся мертвым, пока продолжался разбой. Когда преступники ушли, Гогия стал звать на помощь…

К приезду опергруппы Гогия увезли в Боткинскую больницу, и расспрашивать о произошедших событиях можно было только супружескую пару.

Что пропало в мастерской известного скульптура? На стенах в комнатах и коридорах располагалась огромная экспозиция из полотен, принадлежащих кисти Церетели. Целая галерея. Все картины, по свидетельству мужа и жены, остались на месте. Предметы интерьерного искусства, украшавшие мастерскую, также были нетронуты. Исчезла только новенькая видео-аудио-телеаппаратура в фирменных коробках со всей прилагаемой к ней документацией.

Супруги упорно твердили, что никого не видели и не слышали ночью, проснулись только после криков из комнаты Гогия. Накануне вечером Гогия выходил из помещения, потом они открыли ему дверь, когда он вернулся, затем он поужинал, и после этого все в доме легли спать. Перед сном старики проверили – закрыты ли замки…

Рощин и его оперативники тщательно осмотрели помещение с надёжными, хорошо укреплёнными решетками, которыми были забраны все окна в мастерской. Такие решетки вскрыть можно только автогеном и то не сразу.

Криминалист исследовал замки на дверях и сами двери и пришел к заключению – проникнуть в мастерскую возможно только через основной ход, то есть через дверь. Значит пришельцам кто-то всё же открыл дверь изнутри помещения…

Между тем сотрудники КГБ строжайше предупредили муровцев: никакая информация не должна просочиться в прессу. В стране в это время уже бушевала гласность и наиболее ретивые СМИ успели опубликовать сенсацию о нападении на мастерскую известного скульптура. По утверждению сотрудников госбезопасности речь шла об охране первого лица в государстве, в ближайшую свиту которого входил тогда Церетели, и эпизод в его мастерской вполне мог быть частью подготовки покушения на самого президента. Поэтому чекисты предложили оперативникам МУРа проводить только согласованные со «старшей конторой» действия, не касаться никаких дополнительных вопросов за рамками расследования, не трогать пожилую чету, ну а дальше – пожалуйста, раскрывайте ваше уголовное преступление…

Для пущей надёжности к опергруппе приставили чекиста, которому и вменили в обязанность общий надзор за работой муровцев.

У Рощина и его товарищей, понятное дело, такое ограничение оперативных мероприятий воодушевления не вызвало, поскольку начальство главка требовало от оперативников незамедлительных результатов. Расклад всех фактов, которыми располагала опергруппа в то время, был таким. Семейная пара упорно заявляла, что никого не видела, ключи от входа хранились и всегда находились только у них, а эксперт к вечеру подтвердил, что наружным ключом дверь в тот вечер не открывали, то есть, всё-таки, замок был открыт именно с внутренней стороны.

В словах семейной пары явно проглядывала неискренность. Да и сам факт, что вещей нет, а Гогия лежит с ножевыми ранениями в больнице, говорил за себя.

Сыщикам очень хотелось с ним побеседовать, но он, по словам врачей, находился в реанимации в бессознательном состоянии, и доступа туда у сыщиков не было.

К тому же руки связывали постоянные отчёты о проделанной за день работе, как своему руководству, которое подгоняло сыщиков, так ещё и сотруднику госбезопасности, сверявшему действия муровцев с действиями его коллег…

В это время из Женевы вернулся скульптур. Церетели очень просил сотрудников МУРа во что бы ни стало раскрыть преступление и предлагал любую помощь.

– Если вам не хватает людей, вы только скажите, я попрошу Михаила Сергеевича и будет столько, сколько вам надо!

Он участливо расспросил сыщиков, что им необходимо, и после разговора с ним работать по теме стало легче.

Группу усилили, к муровским сыщикам подключили ещё несколько человек с «земли». Ответственный в группе был Валентин Рощин.

Вечером на Петровке обсуждали план дальнейшего розыска. Положение казалось тупиковым. Преступление есть, зацепок никаких. Понятно, что преступники проникли через дверь. Свет на событие могли бы пролить пожилые супруги, но они упорно не желают говорить правду, а допросить их обстоятельно сыщики не имели права. Пострадавший от преступников лежит в больнице и для сыщиков недоступен. Есть ли выход?

Его подсказала оперская смекалка, которая никогда не подводила сыщиков в МУРе.

Рощин решил направить в Боткинскую больницу под видом тяжелого больного сообразительного и коммуникабельного сыщика.

Рощин и ещё один сотрудник из отдела по предотвращению разбоев – Алексей Белов – приехали к главному врачу Боткинской больницы. Об Алексее Белове можно писать настоящую оду. В МУРе он прославился ликвидацией опаснейших банд, как, например, жестокая банда Крючкова из Люберец, в преступном мире Белова прозвали «чёрным полковником».

Рощин и Белов уговорили главного врача положить в палату, где лежал Гогия, сотрудника МУРа Его положили под видом вновь поступившего так называемого «тяжелого» и, якобы, тоже с ножевыми ранениями. В палату поставили вторую кровать, и сыщику теперь предстояло превратиться в больничного пациента, причем настолько искусно, что подозрение не должно было возникать не только у соседа, но и даже у некоторых непосвященных в интригу врачей…

Теперь надо было подготовить сценарий действий оперативника, задачей которого стало завоевать доверие соседа по палате и вызвать его на откровенность.

Рощин и его товарищи тщательно изучали личность Гогия. В МУРе знают немало стереотипных преступлений, которые обычно заканчиваются грабёжом с расправой над вчерашним собутыльником или наркоманом. Но Гогия никак не попадал ни под одну из этих категорий. В милицейских учётах неблагополучных «пассажиров» муровцы его не нашли. И тогда Рощин и Белов предположили, чем чёрт не шутит, может он из «голубков»? С ними также частенько случаются разные неприятности. Может проверить и такую версию?

Но, если догадка верная, Гогия никогда не признается в этом постороннему человеку, тем более случайному соседу по больничной койке. Значит, в сценарий надо включать ещё кого-то. Кто же может оказать сыщикам помощь в этом щепетильном вопросе? И опять оперативная смекалка подоспела на выручку.

В это время в Москве «центровых» валютных проституток «крышевал» и собирал с них дань Отари Квантришвили. Возле каждой гостиницы Интуриста у него были сборщики подати, которые еженедельно исправно приносили собранную с проституток лепту авторитету. Одну из таких «центровых», чьё «рабочее место» было возле «Метрополя», Рощин пригласил на Петровку:

– У нас к тебе большая просьба. Поезжай в Боткинскую больницу, где лежит человек, скажи ему, что тебя к нему послал сам «Отарик». Он спрашивал, почему ты не принёс деньги за последнюю неделю? Потом, невзначай, увидишь ещё одного больного в той же палате. И, как бы, узнав его, скажи – слушай, а я тебя где-то видела. Постой-ка, по-моему, у Большого театра. Ты случайно не из этих – «голубеньких»?

Девушка оказалась смелая и сметливая, к тому же очень эффектная. Вместе с ней в больницу отправился Белов. Алексей человек представительный, с ухоженной внешностью. Приехал он в чёрном костюме, с подобранным в тон галстуком. Ему нашли белый халат с этикеткой «профессор». Задача Белова заключалась в том, чтобы потребовать от Гогии вернуться в палату, если он пожелает оставить соседа наедине с посетительницей.

Кстати, предусмотрительность не подвела. Гогия сразу деликатно вышел из палаты, когда в дверях показалась разодетая и хорошо сложенная молодая особа. Стоящий в коридоре Белов приказал:

– Вы что делаете в коридоре, сейчас обход, у нас инспекция, немедленно вернитесь в палату и ждите врача!