Но как раз именно в это время я начал искать смысл своей жизни. Мне необходимо было найти что-то, за что я мог уцепиться, что помогло бы облегчить боль утраты моей Сюзан и дать хоть какое-то объяснение, почему она умерла. Без этого, знал я, у моего саморазрушения может быть лишь один конец. На самом деле, я уже был почти на грани. Однажды один мой товарищ прислал мне книгу, она называлась «Радикальное Прощение», – но я отложил ее больше чем на год. По правде говоря, я даже не открывал эту книгу. Общаясь с другом, я не упоминал о ней, а он, в свою очередь, не спрашивал. Как-то после чудовищной ночи беспробудного пьянства я нашел ее и начал читать. Начал – да так и не смог остановиться. Эта книга помогла увидеть мою жизнь в перспективе, и с этого началось мое исцеление. По сути она спасла мне жизнь.

У меня были дети, еще от первого брака. Я женился на Джун, еще когда служил на флоте. Мне было двадцать два года, и я относился к браку совершенно безответственно. Путался с другими женщинами – как говорится, в каждом порту у меня было по одной, – так что наш брак не заладился с самого начала. Мы скоренько произвели на свет парочку детишек, одного за другим – мальчика и девочку. К тому времени я уже уволился с флота, но никак не мог остепениться, продержаться на одной работе больше чем пару месяцев подряд. Наш третий ребенок умер – СВМС. Синдром внезапной младенческой смерти.

Придумать-то название они придумали, но причины так и не смогли объяснить, а от этого становится только хуже. Джун во всем винила себя, она так и не смогла оправиться от потери ребенка. Она стала очень подавленной, отдалилась от меня, и я просто не мог придумать, как нам с ней жить дальше.

Словом, началась очень неприятная полоса, и после десяти лет брака мы развелись. Конечно, для детей это был настоящий шок, и они так по-настоящему и не простили меня. Я исчез из их жизни почти полностью и не делал никаких попыток к воссоединению, пока не прочитал книгу «Радикальное Прощение» и не начал свое путешествие к исцелению и целостности. Никто из них не хотел знаться со мной, и не могу сказать, что я виню их за это.

Но вот что меня интересовало теперь – что бы они сказали, если бы узнали, что я умер? Появилось бы у них желание – ну хоть вот столечко! – простить меня? Захотели бы узнать, каким на самом деле был их отец, – теперь, когда я действительно навсегда покинул их? Мне так захотелось вернуться и связаться с ними сейчас, немедленно. Возможно, они сейчас чувствуют то же, что и я?

Несмотря на то что я продолжал ощущать этот мощный порыв вернуться обратно к прежней жизни и расчистить все завалы, захламлявшие ее, я начал замечать и сильный зов, увлекавший меня в противоположном направлении. В тот момент я не подключился к нему, – как выяснилось впоследствии, это было приглашение двигаться в сторону света. Но к этому я пока не был готов.

– Эй!

Хозяин этого голоса вынырнул передо мной словно ниоткуда. Взъерошенный, покрытый грязью и, судя по всему, засохшей кровью, он все еще был одет в костюм, белую рубашку и галстук. Галстук, правда, свободно болтался на его шее, однако более или менее соответствовал внешнему виду. Он был среднего роста и, несмотря на немалый уже возраст, все еще довольно стройный. Похоже, что он неравнодушен к своей внешности и был частым гостем в фитнес-клубах.

Несмотря на грязь и спекшуюся кровь, словно грим покрывавшие лицо, его можно было назвать привлекательным парнем. По виду ему было примерно около шестидесяти – не намного моложе, чем я.

– И ты тоже, да? – спросил он. – Что ж, не ты первый не вписался в этот поворот. И я, получается, тоже не первый и не последний. Тут погибло немало народу. На самом деле я видел, как ты приближался на своем мотоцикле, и знал, что этим все закончится. Это было неизбежно. Видел все своими глазами – очень впечатляет. Ты был пьян?

– Нет, – отрезал я.

– Значит, травки покурил?

– Опять не угадал. Ничего я не курил. Просто зол был как черт.

– А это одно и то же, – не отступал он. – Гнев – это тоже зависимость. А любая зависимость в конечном счете сведет тебя в могилу. Я был пьян в стельку, когда разбился на этом самом месте на своем новеньком «ягуаре». Мгновенная смерть – причем как раз на мгновение раньше, чем я сам осознал это. Говорил со всеми сразу, но они не слышали меня и не видели, и от этого я чуть с ума не сошел от злости. Думал, что они просто не обращают на меня внимания, потому что я пьян. Наконец до меня дошло, что я мертв! Представляешь, каково это – понять, что ты мертвец!

– Как давно это было?

– Представления не имею. Не могу сказать в точности. Вроде как целую вечность назад, но для меня время остановилось, так что не могу сказать. Мои часы продолжают показывать время моей смерти.

Я посмотрел на свои часы и заметил, что они тоже остановились на времени моей смерти. Полагаю, что по эту сторону просто не существует такой вещи, как время. Я снова взглянул на этого парня, и глубокая грусть охватила меня. Он как будто оказался в ловушке, словно что-то не давало ему покинуть навсегда это место. Меня тут же охватило беспокойство, что и я могу оказаться в таком же затруднительном положении. Я по-прежнему ощущал загадочный призыв к чему-то такому, что привело бы меня к месту, превышавшему мое понимание, но тут меня настигла мысль, что я тоже могу застрять тут надолго.

– А почему ты все еще здесь? – спросил я немного нервно.

– Вот из-за этого, я думаю, – он показал на вкопанный в землю деревянный крест, выкрашенный белой краской. Он был украшен пластмассовыми цветами, самодельными бусами из ракушек, фотографиями и другими памятными вещами. На грубо сработанной горизонтальной перекладине креста краской было выведено имя «Джозеф». – Похоже на то, что именно эта штуковина меня и не пускает. Я тут, получается, словно на привязи. Они меня не отпускают.

– Кто они?

– Моя семья. Они никак не хотят примириться с тем, что я погиб в автокатастрофе. Они висят на мне, словно груз. Буквально каждый день проезжают мимо этого креста, снижают скорость, когда оказываются рядом. То есть им все равно надо притормаживать на повороте. Однако когда они смотрят в эту сторону, у них такие печальные лица!

– Наверное, они сильно любили тебя, – предположил я.

– Ха! Любили! На словах – да, но на самом деле шагу не давали ступить, все пилили из-за моей пьянки. Моя жена была вроде тебя – злюка. Одним словом, это их способ продемонстрировать свою скорбь. Но только они не понимают, насколько это привязывает меня к этому земному плану или, скорее, к астральному плану – тому самому, на котором мы с тобой сейчас и находимся. На один уровень выше земного плана, но все еще не в мире Духа. Можно сказать, что «туда – не знаю куда» – как раз это самое место. Мы с тобой между двух миров, ты и я, мистер. Но если у тебя хватит ума, ты быстро проследуешь к Свету, о котором мне все тут безостановочно твердят, прежде чем твоя семья что-то такое успеет сделать с тобой и ты тоже застрянешь тут надолго.

– Возможно, ты не так уж застрял, как это тебе кажется, – предположил я. – Не исключено, что это твой стыд не дает тебе стронуться с места. Боишься предстать перед судом, не так ли? А вдруг отправят в ад – за то, что ты пил, и за все остальное, чем сопровождается пьянство?

Ни он, ни я не имели представления о времени, и, следовательно, не было способа определить, как долго Джозеф был привязан этими энергетическими узами к своей семье из-за того, что они установили памятник на месте его смерти. Но я все же заметил, что на деревянных частях памятника краска начинала облущиваться и кое-где уже зеленел лишайник. Это был верный признак того, что крест простоял здесь как минимум несколько месяцев. И фотографии тоже успели полностью выгореть и покоробиться. Единственное, что оставалось таким же ярким, как и в тот день, когда памятник был установлен, – пластиковые цветы, ведь увядание им не свойственно, и они продолжали отрицать смерть этого человека столь же безоговорочно, как и всякий тлен. Тем самым они давали какое-то извращенное утешение тем, кто проезжал тут каждый день с грустным лицом. Настоящие цветы завяли бы давным-давно, и это стало бы лучшим подтверждением кончины Джозефа П. Ноланда. Пластиковые цветы продлевали агонию, а значит, он пробыл узником этого места достаточно долго – настоящие цветы за это время давно бы успели завянуть и опасть.