Я не успела спрятаться, и Кэрол, увидев меня, испугалась. Глаза забегали, щеки покраснели.

Она ничего не сказала, просто прошмыгнула мимо. Как мышь.

А я так и осталась стоять, в шоке.

И сейчас, когда пишу это, все еще не могу поверить в то, что видела.

Что она и Диксон…

Несколько строк опять жирно заштрихованы, Дерил, тихо матерясь, потер их пальцем, соображая, когда это Кэрол заходила к нему. Утром. И почему он этого не помнит нихера? А девочка уже напридумывала себе. Теперь ее дальнейшее поведение вполне понятно. И, с одной стороны, очень даже прикольно, что она его ревновала, но с другой… Причина-то постепенно вырисовывается… И, судя по всему, к концу дневника все будет более чем ясно.

Но какая дура, бля! Ну ведь дура! Надо же себе представить! Он и Кэрол! Эта мышь, имя которой он запомнил только, когда с ее мужиком придурковатым разобрался!

Дерил, в очередной раз осознавая, что нихера не понимает в бабах (как, собственно, Мерл всегда и говорил), оставил попытки оттереть чернила и продолжил чтение.

29 августа 2010 года.

Мне очень нравится жить на ферме. Бет милая девочка, у нас много общих тем, несмотря на разницу в возрасте. С ее сестрой мы не так близки, она более закрытая что ли. К тому же очень увлечена Гленном.

Я с ним сегодня разговаривала, после обеда. Он показал мне часы, что подарил Хершелл. Значит, отец одобряет отношения дочери. Это все так мило. Мне стало немного больно от мысли, что мой папа никогда не поговорит уже вот так с будущим зятем. Не увидит внуков.

Господь милосердный, о чем я думаю! Какие дети? Какой зять? Словно с ума сошла, честное слово.

Но вот ведь странность, мысли о родителях, об Андреа, уже не причиняют той резкой боли, как это было совсем недавно. Словно я… Привыкаю? Боже мой, как это мерзко! Даже осознание этого делает меня черствой, жестокой и неблагодарной дочерью и сестрой. Я любила своих родных, и люблю. Но почему-то мне кажется, что я недостаточно по ним скорблю. Мало оплакиваю. И как же мне гадко от этого!

Может, я в самом деле не такая, как о себе всегда думала?

Да что там говорить, я однозначно не такая! Ну разве могла бы я раньше себе представить, что буду заниматься сексом с кем-то вроде Диксона? И, главное, что буду хотеть это делать? Что буду ревновать к какой-то забитой домохозяйке? Что из-за этого буду впадать в уныние? Из-за этого! А вовсе не из-за потери близкого человека? Дейл умер совсем недавно. Буквально на днях. Точно так же, буквально на днях умерла моя сестра. Мои родители.

А я живу. И не думаю об этом! А думаю о грубом реднеке, его руках, губах и глазах, от которых дрожь продирает до самого низа живота. Он посмотрит, и я уже млею. Как… Как давалка какая-то, шлюха, не умеющая удержать ноги сомкнутыми! Это не я! Это просто другой человек! Может, вирус превращающий мертвых в ходячих, распылен в воздухе и так странно влияет на меня? Да и на других тоже.

Потому что все ведут себя странно.

Лори ходит бледная и не разговаривает ни с мужем, ни с Шейном. Шейна я вообще десятой дорогой обхожу. Следы от его пальцев еще не сошли с шеи.

Ти хмурится, посматривает на меня как-то странно. Я тоже не хочу к нему подходить лишний раз.

Кэрол… Ну, здесь понятно… Ее мужа я вообще не видела эти дни. Только слышала пару раз, как он орет на жену.

Дерил… Вот Дерил ведет себя, как обычно. Умотал с самого утра на охоту. И ходячие ему не указ. Он тоже редко бывает в доме, не сидит за общим столом, еду ему Кэрол оставляет… Заботится. А он, судя по всему, за заботу ей платит той же монетой. И ему, судя по всему, все нравится. Потому что ко мне он не подходит. Смотрит только. Страшно так смотрит. Темно. У меня от его взгляда ноги отнимаются и сердце холодеет.

Ведь должна его презирать, может, ненавидеть даже за то, что сделал тогда, за тот насильный поцелуй, грубость и жестокость. А нет ненависти. Что-то другое есть.

29 августа 2010 года. Ночь.

Ну вот опять пишу, вместо того, чтоб спать лечь. Но не могу, не могу просто! Проклятый Диксон!

Хожу из угла в угол, Бетти спит. А я села писать. Может, если напишу, то в голове по крайней мере все уложится?

Сегодня после обеда мы с Мегги пошли в лес, рядом с фермой. Там росла дикая черная смородина, мы хотели набрать ягод и листьев. Днем Хершелл обмолвился, что скучает по смородиновому отвару, который готовила миссис Хершелл.

Мегги обрадовалась, что отец понемногу приходит в себя, и захотела его порадовать.

Тем более, что дела на ферме не очень. Сегодня с утра Рик и Шейн повезли куда-то Рендалла. Нам, само собой, никто не сообщил, что с ним намерены сделать. Убить или отпустить.

Вернулись они ближе к обеду, с разбитыми лицами и испуганным Рендаллом. Его опять заперли, а Рик о чем-то долго разговаривал с Лори.

Ужасная, напряженная атмосфера!

Дерил моментально собрался на охоту, Гленн напросился с ним.

Я как раз стояла на крыльце, принесла Ти и Хершеллу чай с кухни, когда они уходили. Ти меня тепло поблагодарил, провел рукой по предплечью. И именно этот момент, по закону подлости, увидел Дерил! Конечно, ничего не произошло, и оправдываться я не собиралась, но он так зло на меня посмотрел, что даже не по себе стало. А потом выругался на безответного Гленна, сплюнул презрительно и ушел в сторону леса.

Пока я переживала, на крыльцо впервые за несколько дней выполз муж Кэрол, Эд, и закатил скандал, разыскивая жену.

В общем, когда Мегги предложила мне прогуляться, я с радостью согласилась. Ее сестра леса боялась, как огня, а Мегги опасалась идти одна.

Мы на удивление весело провели время. Мегги оказалась компанейской девчонкой, мы болтали, вспоминая различные истории из студенческой жизни, потом она показывала мне полянки, на которых играла в детстве, потом мы рвали ягоды смородины, потом нашли малину и не заметили, как ушли гораздо дальше, чем планировали. Да и сумерки сгустились подозрительно быстро.

Мы опомнились и заторопились домой, благо Мегги каждый куст был знаком, но потом опять чуть-чуть отвлеклись на сбор листьев.

Короче говоря, когда на нас из чащи вывалились очень злые Гленн и Дерил, было уже совсем темно.

Гленн начал что-то очень тихо, но строго выговаривать Мегги, та — оправдываться, повышая тон. А Дерил, ни слова не говоря, просто утащил меня прочь от них.

Он так крепко сжал мой локоть, что вырваться было нереально. Голоса Гленна и Мегги уже давно были не слышны, а Дерил все тащил и тащил меня куда-то в чащу леса, в темноту. И был таким страшным, таким неумолимым, что я всерьез испугалась и начала, наконец, дергаться, стараясь освободиться. Все это время я тихим голосом, не поддаваясь панике, уговаривала его отпустить меня. Но он словно не слышал. Словно не человек, а какой-то механизм бездушный, робот. И выражение лица такое же. Никакое.

Наконец, мы вышли на полянку, даже в темноте я узнала место, что показывала Мегги. Она здесь играла с сестрой и братом в далеком детстве, и я поняла, что мы недалеко от фермы.

Дерил отпустил меня, оттолкнул от себя так, что я едва не упала.

Я ухватилась за ствол старой черемухи, с широкой развилкой, в которой Мегги рассаживала когда-то кукол, и посмотрела на Дерила. Сделать мне это было тяжело, но необходимо. Я не понимала причины его поведения и злилась. Что он себе позволяет, в конце концов! Я не Кэрол, нечего меня таскать и хватать до синяков. Хотя, ему на мое мнение, было, как всегда, все равно.

Он помолчал, потом положил арбалет и сделал шаг ко мне. Я вжалась сильнее в ствол дерева, раздумывая, не залезть ли на него? Взгляд Дерила мне не нравился совершенно. Очень злой, жестокий, яростный какой-то.

— Ну че, нагулялась? — он говорил очень тихо, практически шепча, и безэмоционально. Что никак не вязалось ни с его взглядом, ни с его действиями. — Какого хера вы здесь делали? Две ебнутые дуры? Мертвяков приманивали?