Все три властителя желали смерти друг другу, но более жестоким и усердным в деле захвата власти был Константин.

Дайя не был лишен честолюбивых планов, но больше всего его заботило установление законного порядка на подвластных территориях. И именно теперь, в это непростое и тревожное время, император Максимин возвращался в свои земли. Ему нужно было пополнить свои силы для новой и кровопролитной гражданской войны, а также прекратить бесчинства и разгул кровавого фанатизма на землях Востока. Его путь лежал в Йерушалайим.

Огромный город был тих и спокоен той ночью, когда его решил бесшумно посетить со своей стражей император. Всадники уверенно направляли своих лошадей вверх по улице, вся эта воинственная процессия старалась быть как можно более незаметной в ночном городе.

Максимин со своим войском прошествовал вдоль главной дороги – Кардо Максимус – с юга на север, мимо Храмовой горы. Его путь лежал к форуму, который был построен императором Адрианом во времена восстановления Йерушалайима после второй разрушительной Иудейской войны. Оттуда император последовал к храму Венеры.

На всем пути своего следования, в эту мрачную и прохладную ночь, Максимин был угрюм и молчалив. Он грозно и не прерываясь смотрел перед собой. Его мужественное лицо с черными бровям и волевыми складками вокруг рта выглядело угрожающе. Глаза его были спокойны, но в них таилось некое страшное чувство. Казалось, что великий правитель Востока сейчас находился в неописуемом гневе.

Его вооруженная свита остановилась возле высокого и блестящего золотом Храма Венеры. Здесь внезапно прибывшего императора ожидали самые почетные граждане города, который в те годы, вместо своего прежнего иудейского названия, носил имя Элия Капитолина.

Максимин опустился со своего коня и быстро направился в сторону храма. Жители города восторженно встречали его, но императору в столь тяжелое время было не до любезных и хвастливых приветствий.

– Геркулий! – произнес император своим решительным голосом, войдя в просторный храм.

Навстречу ему вышел седовласый человек. Он был невысокого роста, седовласый, но с весьма приятным лицом.

– Мой император, – подобострастно произнес этот старик, – как радостно, что вы соизволили прибыть в столь тяжелое время в нашу провинцию…

Взгляд Максимина был суров и безразличен. Быстро оглядев с головы до ног своего слащавого собеседника он прошествовал вглубь роскошного храмового строения.

– Вина! – скомандовал владыка чернокожему рабу, суетившемуся возле входа.

Кто-то из горожан учтиво подставил императору роскошное деревянное кресло с дорогой обивкой, в которое тот сию минуту разложился.

– Итак, Геркулий, я хочу знать… хочу знать, каким образом стало возможно, чтобы безумный плебс стал убивать благородных римлян посреди ночи, в их же собственных постелях! – произнес император воинствующим тоном, сурово глядя на сгорбившегося перед ним седовласого римлянина.

Яркий свет от зажжённых факелов осветил одеяние римского владыки. Его красный плащ распростерся на спинке дорогого кресла. Волосы его, кудрявые и темные, но с небольшой проседью, красиво обрамляли императорский лоб. Выразительные темные глаза вопросительно и грозно глядели на собеседника. Тонкие губы были сильно сжаты из-за настигнувшей владыку ненависти к окружающим. Легкая щетина на лице императора не уродовала, но придавала особый воинствующий шарм его лицу.

Максимин слегка отпил сладкого красноватого напитка из подданного рабом позолоченного кубка.

– Я жду твоего ответа, Геркулий… – без капли гнева в своем голосе вновь произнес император. – Как такое стало возможным?

Старик взволнованно, но все же произнес:

– Мой император… все дело в этих преступниках… Их имя христиане… Они не совершенно не слушаются закона… Они исповедают…

Император с ненавистью отшвырнул свой кубок с вином в сторону.

– Мне не важно, что они исповедают! – закричал Максимин. – Пускай исповедают что хотят! Но мне нужен закон! Закон!

Старик пугливо отшатнулся от гнева владыки.

Максимин был в гневе. Новости, приходившие из римской провинции Элии Капитолины, сильно разочаровывали его. Грабежи, убийства именитых горожан, дебоши на улицах, разгул всевозможных фанатиков…

Император поднялся со своего кресла. Взмахнув красным плащом, он прошелся вдоль белой колоннады роскошного храма Венеры. Его мысли в этот момент были не о проклятом городе, который римляне уже несколько столетий подряд не могли обуздать и успокоить. Император думал о новом военном походе. Его войско вот-вот должно было подступить к провинциям на Западе и захватить территорию вплоть до Халкедонского пролива. Однако в самый ответственный момент, когда Дайя был готов нанести своему главному противнику – Лицинию – поражение, и заставить его договориться о прочном политическом и военном мире, последний резко запросил перемирия. Лициний, подстрекаемый третьей стороной, убедил Максимина, что война будет им обоим невыгодна, и что в данное время им лучше объединится против третьего соправителя – Константина. В результате переговоров, оба императора заключили ряд соглашений. Они приостанавливали военные действия друг против друга до устранения общей опасности в лице Константина.

Этот мир был крайне не прочен. И Максимин Дайа это прекрасно понимал. Он знал, что Лициний не остановится и при первом же удобном случае непременно объединится с их общим врагом против самого Максимина. Однако правителю Востока нужно было прекратить бесчинства внутри провинций и вновь восстановить законность на управляемых территориях. Его главными противниками в этом деле были многочисленные фанатики, словно дурные ростки, появлявшиеся на всей территории бывшей Иудеи и угрожавшие всем благочестивым людям своей безнаказанностью в творимых ими преступных делах.

– Закон! Мне нужен закон! – вновь громогласно воскликнул Максимин.

Его голос, словно гром, обрушился на стены храма и отразился густым эхом в огромном позолоченном потолке.

– Мой владыка, – вновь заговорил Геркулий, – декурионы уже распорядились принять меры, чтобы наказать преступников и заставить их ответить за содеянное с несчастным сенатором Ахиллой.

Максимин хранил молчание, его взгляд был уставшим, губы сильно сжаты. Казалось, что он сильно желал отказаться от вверенной ему огромной власти.

– Какие меры, Геркулий, вы приняли?

– Стража будет выискивать среди этих прокаженных, этих людей… христиан, как мы их именуем, тех самых убийц… – нерешительно проговорил декурион Геркулий.

Император с ненавистью отвернулся от старика. Он заложил руки за спину и сделал несколько шагов вдоль величественной храмовой колоннады.

– Рим всегда был терпим к иным религиям и к народам, которые не исповедают наших богов, – решительно начал Максимин, – но Рим никогда не будет мириться с разбойниками, совершающими убийства и грабежи, какой бы сладкой религиозной ложью они не прикрывались…

– Мой император… – удивленно произнес Геркулий.

Император повернулся и внимательно взглянул на своего собеседника.

– Мне искренне жаль тех немногих невинных, которые пострадают от моего решения, но я хочу, чтобы этой мерзкой секты не стало…

– Здесь, мой владыка, в Aelia Сapitolina?

– Нигде, Геркулий, нигде… Нигде их не должно быть! – воскликнул император.

В глазах римского владыки сверкнула искренняя злоба.

– Я не могу вести справедливую войну с моими противниками, с противниками всего естественного и праведного, когда за моей спиной, в вверенных мне землях, царит разбой и безнаказанность. – суровым голосом продолжил император. – Я составлю закон, который навсегда покончит с этими безбожниками…

Геркулий покорно выслушал гневную речь императора и лишь слегка кивнул своей седовласой головой в знак согласия с владыкой.

Максимин устало махнул своей рукой и опустился в просторное кресло.

– Ступай, мой друг, – проговорил он, – я слишком устал после столь долгого пути, мне нужен отдых…