— Вы говорите с мелиадой, принц? Настоящей?

— Ты знаешь, кто это?

— Дед рассказывал, а ему его дед. Если дерево дриады сжечь, она может переродиться в мелиаду — нимфу сожжённого дерева. Раньше ведь нимфами что только не наделяли: и ручьи, и деревья, и даже камни… Принц, вы правда видите ме-ли-а-ду? Они существуют? Я думал, дедушка бредит…

Последние его слова Кашуэ уже не слушал. Нимфа сожжённого дерева. Учитывая размеры выжженного участка леса, странно, что только одного дерева.

— Патао, они опасны?

— Не помню… — растерялся солдат. — Не, нимфы, вроде, безобидные… Кажется…

Кашуэ оценил мелиаду. Заплаканная и несчастная, она совершенно не выглядела опасной.

— Почему ты назвала меня «видящим»? — вспомнил он её слова и отвел меч немного в сторону.

— Ты же видишь меня, хотя нас не видят уже многие поколения. Твой спутник, как и другие люди, не способен увидеть нас. А ты… — и она выразительно кивнула на меч.

— Лес загорелся сам или это поджог? Я хотел бы наказать виновника, — только тут расслабившийся вдали от двора принц сообразил, что, возможно, мелиаде и не хочется наказывать тех, кому она обязана своим рождением. Она же не дриада! Нет, за словами определённо стоит следить.

— Люди по-прежнему смешны, даже когда «видят»! Видящий, как ты накажешь чудовище, равного которому не появлялось столетия?

— Дракон? — немедленно отреагировал Кашуэ. Это было единственное огнедышащее чудовище из легенд, которое он помнил. Да и победили последнего лет сто назад, так что в его реальность мужчина ещё мог поверить, пусть и с усилием.

— Дракон! — горько рассмеялась мелиада. — Все же вы такие смешные! Как будто нет других древних, вы знаете лишь драконов. Нет, химера куда опаснее мудрого ящера: с тем можно договориться, а химеры — неразумны и движимы лишь инстинктами.

— Химеры? — растерялся принц. Что-то такое он слышал, слово вроде звучало знакомо. Но кто это на самом деле — он даже не представлял.

— Я не знаю, кто призвал её, — продолжала, не слушая его, мелиада, — но она свирепствует в округе уже не одну неделю. Пострадал не только мой лес, израненный множеством пожарищ, человеческая деревня к югу тоже выгорела дотла, и её жители мертвы, хоть и пытались сражаться. И стоит мне пустить новый росток, как он вновь сгорает в пламени дыхания химеры.

— А зачем тебе новые ростки? — удивился Кашуэ, всё ещё пытаясь вспомнить, кто же такая химера.

— Я хочу вновь стать дриадой! Для этого мне необходимо живое дерево, выросшее из остатков прежнего. Недавно я вырастила ещё один побег, но он станет последним. А я боюсь, ибо химера появится вновь.

— Я сражусь с нею! — предложил Кашуэ.

— Ты глуп, видящий! Простому человеку не совладать с химерой! Но нимфам сложно вредить людям, и потому дам совет: уходи. Уходи и забирай своего спутника, пока это возможно.

— Я бы предпочёл дождаться химеры… — проговорил принц. — Как часто она появляется?

Ответа от мелиады он не услышал, но он и не понадобился. Со звериным рыком на чудом успевшего отреагировать Патао обрушилось… нечто.

Солдата спасли рефлексы. Едва слышимый шелест то ли листвы, то ли пепла — и Патао привычно сдвинулся в сторону, уходя с траектории движения. Нечто промахнулось, попав лапой не в горло, а по плечу. Солдат рухнул в взмывший с шелестом шероховатый пепел.

Львиная голова, змеиный хвост, вполне конское туловище, копыта… что за странное порождение неведомой силы?

— Химера! — силуэт мелиады поблёк и заколыхался. Кажется, она хотела исчезнуть. К лучшему, не станет мешаться.

Патао ещё катился от удара. Кашуэ ударил мечом в бок зверя. Мягкая на вид шерсть оказалась прочнее брони. Меч со звоном высек из неё искры.

Кошачья морда под гривой обернулась, жутковатая пасть клацнула зубами. Ярость и голод в глазах пугали. В лицо отпрянувшему принцу ударила жуткая вонь.

Вдох, и в распахнутой пасти появляется пламя. Кувырком Кашуэ ушёл в сторону — и попал под удар змеиного хвоста. Отлетев, мужчина рухнул в золу и пепел, они запорошили ему глаза.

Патао не думал о ране. С мечом наперевес, как с копьём, он бросился к чудовищу. Сила удара оказалась достаточной, и он пробил броню странного туловища.

Тварь с рёвом обернулась к нему. Хвост бил по земле, ударив и солдата. Патао рухнул на колени от боли. Кашуэ, все ещё ослеплённый, поднялся, опираясь на меч. Почти наугад кинулся на рычание чудовища. Снова, не глядя, ударил тварь.

На этот раз он попал. В другое время он бы целился выше, но сейчас бил вслепую. Удар пришёлся в ногу, немногим выше копыта. И брони на ноге не оказалось. Из раны хлынула зеленоватая кровь.

Это стало для твари последней каплей. Плюнув в принца огнём, чудовище широкими скачками скрылось в лесу, унося в ране на боку меч Патао.

Горячка боя стала отступать. Кашуэ потряс головой, протирая глаза и пытаясь осознать, с кем он сражался.

Преследовать это? Принц даже сделал пару шагов следом за тварью, но стон солдата привёл мужчину в сознание. Его спутник ранен, может истечь кровью, какое уж тут преследование! Пришлось отложить эту идею и заняться перевязкой, которой изрядно мешали тихие всхлипывания мелиады.

— Ну что ты опять плачешь? — не выдержал принц, заканчивая бинтовать плечо солдата лентой нарядного походного пояса. — Разберёмся мы с этой химерой, не так уж она и страшна. Главное, она всем видима, а в остальном — и не таких бивали!

Последнее было преувеличением: теперь, когда азарт боя схлынул, мужчину начало потряхивать от осознания неправильности этого чудовищного создания. Оно выглядело… исковеркано. Подобного гибрида не должно было существовать. Кто-то из остальных спутников принца мог бы и испугаться, и миг промедления мог стоить этому человеку жизни.

— Последний росток, — выдохнула сквозь слёзы мелиада. — Я знала, так будет, но больше побегов я не создам, и это больнее, чем я представляла.

Только тут Кашуэ сообразил. Он отделался парой трещин и опалённой одеждой, а Патао — не очень серьёзной раной, и они выжили. Тогда как последний росточек, так необходимый мелиаде, не смог избежать гибели в огне химеры.

— Я виноват, — серьёзно сказал принц. — Послушай, есть ли ещё хоть какой-то способ помочь тебе?

— Палисандры больше не растут в этом мире, — мелиада, захлёбываясь слезами, даже не пыталась притвориться спокойной. — Нет ни одного ростка, ни занятого дриадой, ни пустого, который я могла бы словом Леса назвать своим. Меня ждёт вечность. В одиночестве и погибших надеждах.

— Неужели нигде ни одного палисандра? — не мог поверить Кашуэ. — Может, у кого-то в саду…

— Я не чувствую его аромата в дыхании ветров, — покачала головой нимфа. — я не слышу его голоса в переплетении корней. Если бы существовал хотя бы один, ветра и корни донесли бы до меня весть об этом.

Патао, внимательно слушающий реплики принца, призадумался.

— Палисандр, говорите? Да уж, редкость не меньшая, чем ваша Королева роз! Вырубили их, почитай лет двести назад, модными они были для мебели.

— Королева роз? — мелиада невольно фыркнула сквозь слёзы. — Наивный видящий, ты желаешь невозможного. Даже тебе не увидеть Дверь в Иной мир.

— Стоп! — Кашуэ поймал взгляд глазниц без зрачков и белков и, не отводя своих карих глаз, спросил:

— Что за Иной мир? И что ты знаешь о Королеве роз?

— Каждая нимфа знает многое о своей стихии, — пожала плечами мелиада. — Я — воплощение одного из ростков одного леса, но земля хранит память обо всех великих, когда-либо пускавших корни. Потому мне ведомо многое. Я не раз слышала от корней о диковиннейшем цветке Иного мира.

— И снова: что такое Иной мир?

— Когда мир взрослеет, он утрачивает не только веру в чудеса, но и сами чудеса. Если мир слаб, то волшебство просто умирает. Если же мир сильный, то он начинает делиться на два, постепенно отдаляющихся друг от друга мира. В один уходят все, связанные с волшебством. Другой же поглощается обыденностью.

— Наш мир оказался сильным? — уточнил Кашуэ.