Взвинченный неожиданным открытием, Дэнни возвращается в отель. Но он еще не готов заканчивать этот день – пусть он продлится еще хотя бы чуть-чуть. Элайджа еще не пришел, и Дэнни отправляется в бар. Ему кажется, что пить бутылку вина в одиночку как-то стыдно, он пьет по стакану, пока мир не затихает. Он пьет и пьет, хотя алкоголь всегда заставляет его вспоминать, а не забывать. Он рассказывает бармену про пирожные, и тот радостно улыбается и поздравляет его. Дэнни тоже рад.

========== 7. ==========

С правильным человеком ночной разговор по душам может получиться в любое время дня. Но все же поздней ночью у него особое очарование. Элайджа и Джулия сидят в комнате Джулии в ее пансионе. Элайджа касается рукой одеяла и разглядывает картины на стенах: он предпочитает думать, что она сама их повесила, хотя это и не так. Ее вещи по-прежнему в сумке.

– Не успела разобрать, – объясняет она. – Вы так быстро пришли!

– Прости, что потревожил.

– Не волнуйся, я уже была встревожена.

Она разувается, и он разувается тоже. В комнате есть стулья, но они слишком жесткие для беспечной болтовни. Поэтому Элайджа с Джулией садятся на пол, опираясь спинами на кровать.

– Жаль, у нас нет свечек, – замечает Элайджа.

– Может, погасим свет и оставим только лампу?

Джулия встает и идет к выключателю, а Элайджа закрывает глаза. Он слышит, как она шагает по комнате, и чувствует, как светлая комната погружается во мрак, а потом еле заметно возвращается обратно к свету. Он чувствует, как Джулия возвращается к нему. Садится рядом. Тихо дышит.

– Расслабься, – говорит она, и одно это слово уже расслабляет.

«А ты тоже думал?..»

– О ком задумался? – тихо спрашивает Джулия.

– Так, кое о ком из друзей. Интересно, сколько у них там времени.

– Он в Род-Айленде?

– Да.

– Значит, там вечер только начинается.

Элайджа открывает глаза и видит, что теперь закрыла их Джулия. Их голоса движутся со скоростью ночи.

***

Дэнни вставляет ключ в замок только с третьей попытки.

– Элайджа? – окликает он.

Но кровать брата пуста, и комната погружена в одиночество.

***

У Элайджи с Джулией медленно теряются слова. Они одно за другим выпадают из разговора: все длиннее становятся паузы, все волнительнее – ожидания. Ее рука скользит с его локтя к щеке. Он закрывает глаза, и она улыбается. Он такой серьезный. Их первый поцелуй очень отчетливо откладывается в памяти. Второй, третий и четвертый начинают сливаться – они уже не сами по себе, а часть чего-то большего, чем даже их сумма.

– Спасибо, – шепчет Элайджа, в очередной раз переводя дыхание.

– Пожалуйста, – отвечает Джулия и целует снова, не успевает он ответить.

Они целуют, гладят и обнимают друг друга, пока не засыпают. Они проснутся на рассвете в объятиях друг друга.

***

Дэнни быстро засыпает и просыпается через два часа. Из каждой щели его сознания сочится тошнота. Какой-то части его хочется сунуть уже два пальца в рот и спать спокойно. Но другая часть помнит, чем он ужинал: телятиной, спаржей, томатно-хлебным супом – и не хочет с этим расставаться. Наконец он решает, что надо бы добыть имбирного эля, душит своего внутреннего скупердяя и совершает налет на минибар. Увы, имбирного эля там нет. Придется довольствоваться «фантой».

– Элайджа, ты спишь?

Дэнни наощупь ищет открывашку и режет палец о крышку. Он по ковру находит путь до ванной и достает из дорожной аптечки четыре таблетки «тиленола». Первая улетает в канализацию, но остальные три достигают цели и растворяются в потоке переслащенной газировки. Дэнни все еще тошнит, но он все равно засыпает.

***

Утром его телефон мигает красным огоньком.

«Встретимся в Уффици, – произносит голос Элайджи. – Мы будем там в одиннадцать».

***

Трава принадлежит Джулии, а идея прийти в музей накурившись – Элайдже. Джулия сворачивает ему косяк, а потом, увидев его счастливую улыбку, дает еще немного с собой. Докурив, они спускаются в лобби, держась за руки. Владелец пансиона желает кивает, желая им доброго утра, они хихикают и улыбаются в ответ. От дверей они несутся вприскочку. На часах одиннадцать-пятнадцать.

***

Дэнни ждет у входа, а потом в очереди. Он ищет глазами брата, пока наконец не сдается. Может, Элайджа уже внутри. Или вообще не придет. Дэнни не в том настроении, чтобы терять время. Он едва выносит, когда теряет его сам, а представлять, что его время транжирит кто-то еще, просто невыносимо. Очередь очень длинная и очень медленно движется. Вокруг стоят американские семьи – непоседливые дети и отчаянно вежливые родители. Стены музея покрыты легким налетом граффити: «KURT 4-EVA», «MARIA DEL MAR 4/4/98», «CLARE 27/03 FRANCESE…TI AMO JUSTIN»…

С одной из американских семей стоит гид-тиран, решившая вымуштровать бессмысленно скачущих детей.

– Скука – дурная привычка, – бормочет она.

Американская мамаша готова убивать взглядом.

Проходит пять минут – Элайджи не видно. Пятнадцать минут – Элайджи нет. Контролер приглашает Дэнни войти, и он не возражает. Он начнет с начала музея и постепенно пройдет его весь. Элайджа наверняка догонит его где-нибудь к середине, даже не осознавая, что опоздал.

========== 8. ==========

Элайджа не удивлен, что брат его не дождался. Да, на самом деле, это и не важно. Элайджа счастлив быть здесь, счастлив быть рядом с Джулией. Он выкурил ровно достаточно, чтобы все казалось очень близко, но не так много, чтобы все отодвинулось в недоступную даль.

Длина очереди удивляет их обоих, но Элайджа тут же удачно завязывает разговор с двумя стоящими впереди австралийками и время пролетает быстро. Море через три дня исполнится сорок, и Джуди с Хелен собираются отвести ее в самых дорогой ресторан Сьены и выпить не меньше четырех бутылок вина. Все они работают секретарями в суде – познакомились в старшей школе и с тех пор вместе идут по жизни. Женщины спрашивают Элайджу и Джулию, как давно они вместе, и Элайджа наслаждается уже тем, что они сочли уместным спросить.

– Целую вечность! – отвечает Джулия, обнимая Элайджу рукой и прижимаясь к нему.

– Лет так триста, не меньше, – добавляет он.

Когда они наконец заходят в Уффици, Элайджу немедленно ошеломляют потолки. Джулии приходится напоминать ему смотреть под ноги. На них с любопытством поглядывает охранник, поэтому Элайджа здоровается, и охранник вдруг перестает сохранять строгий вид.

Вокруг невероятное количество картин, и все с одним и тем же сюжетом. Мария как будто бы накурилась, но младенцы Иисусы все еще выглядят жутковато. Это самый мрачный семейный портрет в истории. Ангелы все на одно лицо, а небо всегда одного и того же оттенка синевы.

– Иди сюда, – шепчет Джулия и тянет Элайджу к первому за день «Благовещению». – Смотри внимательно. Люблю эту сцену. Гавриил рассказывает Марии, что ей предстоит пережить. Каждый художник изображает это по-разному. Этот – вот так.

Элайджа подается поближе. И правда, легкая скука Марии – слишком явно видная на кадрах матери с сыном – испарилась. На этой картине – какого-то Мартини – Мария выглядит потерянной. Она не понимает, что ей говорят. Зато на лице Гавриила застыла мольба. Он знает, что стоит на кону.

– Давай посмотрим все «Благовещения»! – предлагает Элайджа – чуточку слишком громко, чуточку слишком радостно.

– Конечно, – соглашается Джулия.

Элайджа в последний раз оглядывает Марию и Гавриила. Мария подмигивает и говорит, чтобы он шел дальше.

========== 9. ==========

В путеводителе у Дэнни написано что-то о том, что Пьетро делла Франческа «смело искал перспективу» – и, честно говоря, Дэнни ничего не понял. Как можно найти перспективу? Почему художникам понадобилось несколько тысяч лет, чтобы открыть для себя третье измерение? Как можно открыть то, что всегда было перед глазами? Еще только пятнадцатый век, а Дэнни уже начинает уставать. Все эти люди в мантиях, с деревянными позами и не менее деревянными лицами… А потом в его глаза врывается Боттичелли. Его люди больше не бескровны, Дэнни почти верит, что у них есть сердца.