Литмир - Электронная Библиотека

Члены его шайки в панике стали разбегаться из Парижа, но Картуш держался стойко на допросах, все отрицал. В камере он находился в наручниках, причем одна рука была прикована впереди, другая — сзади. Пользуясь металлическими наручниками, Картуш простукал стены и, обнаружив в одном месте пустоту, начал рукой, прикованной за спиной, незаметно проделывать отверстие. Когда оно стало настолько большим, что можно было пролезть, Картуш предложил арестанту, сидевшему с ним в камере, немедленно бежать. Они спустились вниз и оказались в трубе, по которой нечистоты спускались в Сену. Однако в темноте они перепутали направление и, вместо того чтобы выйти к берегу реки, вышли в какой-то сарай, находившийся рядом с тюрьмой. Они начали взламывать замок на двери и, вероятно, скоро бы были на свободе, если бы не бдительность маленькой собачки, услышавшей шум и поднявшей отчаянный лай. На лай прибежала девочка, хозяйка собачки, которая начала кричать. У Картуша, закоренелого убийцы, не хватило духа, чтобы убить девочку и скрыться. В какие-то секунды его замешательства появилась стража, которая вновь схватила Картуша и препроводила в другую камеру, находившуюся в башне Монтгомери, где его приковали к большой цепи, прикрепленной к полу и потолку, так обмотав его, что он уже не мог пошевелиться.

Тем временем начались массовые аресты его сообщников. Однако Картуш на допросах никого не узнавал и отпирался от своего имени, хотя ему и сделали очную ставку с братьями. Даже находясь в таком отчаянном положении, Картуш распевал во все горло непристойные песни, вел учтивые беседы со знатными дамами, которые приходили на него посмотреть, позировал гравировальщикам, изготовлявшим его портреты. Когда Картуш понял, что полностью изобличен, он попытался по кончить с собой: сначала разбить голову об стену, г когда ему сделали дополнительный ошейник, чтобы он не мог шевелить головой, то принял яд, принесенный кем-то из доброхотов. Однако лекарю удалось его спасти с тем, чтобы отдать в руки палачу. Картуш выдержал самые изощренные пытки и не выдал никого и друзей, помня о данной всеми ими клятве спасти его Наступил день казни, Картуша привезли на Гревскую площадь, окруженную конными и пешими караульными Картуш внимательно оглядел толпу в надежде заметить друзей, готовых прийти на выручку, но никого не было, все его боевые соратники струсили и предали предводителя. Картуш пришел в ярость и потребовал, чтобы его отвезли в ратушу для дачи показаний. Он подробнейшим образом рассказал о своих злодеяниях и где искать его сообщников. Когда же все члены шайки были арестованы и предстали перед судом, Картуш им сказал: «Не прогневайтесь на меня господа, когда я скажу судьям, что вы за люди и какие безбожные производили злодейства. Я претерпевал жесточайшую пытку, несмотря ж на то, не хотел, если можно будет, вам изменить, ни о чем не хотел объявлять. Однако ж духовник мой приказал мне именем божьим во всем, что я знаю, признаться. Я оное сделаю, паче ж с большим правом для того, что вы данного мне слова не сдержали, к тому ж и обещания с опасностью своей жизни освободить не исполнили!»

После того он начал называть каждого из сообщников поименно и сообщать, какие преступления кем совершены. Выдал он своих сообщников из числа знатных господ, числом более восьмидесяти, которые, однако, избежали ареста, своевременно покинув Париж, выдал он также и своих троих постоянных любовниц. Напоследок он заявил и о спрятанных им в четырех местах — Сен-Дени, Луцерхе, Шатре и Булонском лесу — награбленных сокровищах.

После данных им признаний Картуш был заживо колесован, сотни его сообщников были казнены, но полностью искоренить шайку не удалось. В ночь перед его казнью собрались оставшиеся в живых у ворот святого Антония и избрали нового предводителя — Сент-Этьена.

— Сколько же всего было людей в шайке Картуша? — спросил кто-то.

— Что-то около восьмисот человек, — ответил Митя. — Целая дивизия, которую Картуш держал в руках. Хочу закончить характеристикой, которую дал ему безымянный рассказчик: «Он одарен был свойствами, которые бы его преизрядным человеком сделать могли. Он имел великий разум, живость, память и хитрость, был рассудителен и бодр. Но лестное воображение о чести, страстная любовь к роскоши и смешное честолюбие его ввели в наибольшее несчастие. В прочем был росту среднего, вышиною около четырех футов с половиною и притом сухощав, голова была не большая, маленькая, а лицо было совсем невзрачно; невзирая ж на то, был он крепок и чрезмерно здоров и имел силу не в пример обыкновенным силам человеческим».

— То же самое можно сказать и о Ваньке Каине, — не преминул заметить Красовский. — Ведь Ванька, безусловно, личность необыкновенная. В других условиях, получив образование, он мог стать великим актером, а может, даже писателем. Но что он мог сделать — сын крепостного? Вот и покатился Ванька по наклонной плоскости, направив все свои незаурядные способности на обман и воровство.

НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТ

Когда Андрей вернулся с работы, дверь ему открыла улыбающаяся мать.

— В кои веки пришел вовремя, — сказала она.

— А что случилось? Опять у кого-нибудь билеты в театр горят и ты взялась выручить, памятуя о необходимости культурного роста собственного сына? — не преминул съехидничать Андрей, вспомнив, как недавно провел тоскливых два часа, томясь с матерью на бездарном спектакле.

Но мать не рассердилась в ответ на ехидную реплику и, дождавшись, пока Андрей снимет шинель, таинственно сказала:

— Тебя ожидает сюрприз!

— Сюрприз? — поднял брови Андрей, не любивший неожиданностей, но тут же он широко улыбнулся, увидев в проеме двери знакомую фигуру. — Борька! Вот это действительно сюрприз! Неужели досрочно демобилизовался?

Они нежно обнялись, а мать, растрогавшись, даже смахнула украдкой слезу, глядя на коренастого широкоплечего матроса. Она давно уже не считала Бориса «бичом божьим», напротив, была уверена, что его очень недостает, чтобы «поправить» Андрея кое в чем.

— В качестве поощрения дали отпуск, — высвобождаясь из медвежьих объятий и одергивая форменку, сказал Борис. — За отличные стрельбы. Вот недельку побуду с вами. Как вы тут без меня? Чувствую, что сидите каждый в своем углу и почти не общаетесь. Разве не так?

— Знаешь нашу московскую суету, — начал смущенно оправдываться Андрей.

— Звони немедленно, — повелительно показал на телефон Борис, — И Игорю, и Ларисе. Место встречи...

— А зачем вам куда-то идти? — обиженно спросила мать Андрея. — Я сейчас самоварчик поставлю.

— Не возражаешь? — спросил Андрей.

— Да господи, конечно, нет. Тем более, Алла Николаевна, я и конфеты ленинградские привез. Звони, звони, не мешкай!

Первым прибежал Игорь и кинулся обниматься, даже не раздевшись.

— Что-то ты, братец, похудел, — сказал укоризненно Борис, пока Игорь протирал запотевшие очки. — Спорт, видать, совсем забросил?

— Так ведь диплом защищаю, ни до чего другого руки не доходят, — стал оправдываться Игорь.

— Ну и как? Много открытий будет в твоем дипломе? — улыбаясь, спросил Борис.

— Открытий, может, и не будет, а новые источники по Смутному времени раскопал, — воинственно тряхнул головой Игорь. — Кстати, помните, как мы судили Бориса Годунова? И признали его виновным в убийстве?

— Ну еще бы, — кивнул Борис. — Виноват мой тезка, ох как виноват!

— Так сейчас среди историков вновь появились сторонники версии, что Дмитрий остался жив.

— Не может быть? — удивился Борис. — Что, появились новые факты?

— Новых фактов не так много, но соответственно переосмысливаются старые, — уклончиво ответил Игорь.

— Старик, не темни, излагай! — набросился на него Борис.

— Соскучился по сплетням семнадцатого столетия? — сыронизировал Андрей, принесший из кухни посуду. — Что-то Лариса задерживается.

— Что ты, девушек не знаешь? — подала голос из кухни мать. — Небось в парикмахерскую заскочила, чтобы Бориса поразить!

92
{"b":"654294","o":1}