— Я не такой урод, как ты думаешь. И вообще, Артём, ты не знал, что о лучших друзьях так рассуждать нельзя?

— Мы давно перестали быть лучшими друзьями, если ты не заметил.

— Я не считаю себя насильником.

— Конечно, все насильники так говорят.

— Да, чья бы корова мычала.

— Я трахал, но никогда не насиловал.

— Они даже не сопротивлялись в процессе.

— Они думали, что ты психически болен и боялись, что ты нанесёшь им ещё больше бед.

— Я пожалел лишь об одном случае, который до сих пор не выходит из моей головы.

— О чём же ты так пожалел, раз продолжаешь издеваться над беззащитными девушками, которым ты сломал жизнь?

— Не хотелось бы тревожить раны, которые не успели зажить до конца. Это единственный случай, после которого я почувствовал себя мудаком, но не смог поверить в это.

— Я заинтересован до глубины души.

Влад, выдохнув последнюю порцию сигаретного дыма, глубоко вздохнул, одарил меня внимательным серьёзным взглядом и полез в карман штанов. На деревянном столе лежала фотография девочки, которая казалась жизнерадостной и беззаботной, я узнал её мигом.

— Не говори, что это сотворил ты, — прошептал я, ошарашено смотря на Пахомова.

— Это правда, — Мрачный пожал плечами и отвёл взгляд, уставившись на подоконник с цветочными горшками.

— Ты бессердечная мразь, которая столько времени хранила это в секрете. Ей было всего одиннадцать, ты это понимаешь?

— Понимаю, понимал даже тогда, когда мы занимались этим, как ты выразился, мерзким делом. Что мерзкого в сексе?

— В сексе нет ничего мерзкого, когда вы оба хотите этого. Изнасилование — совсем из другой оперы. Господи, ведь никто не мог предположить, что это ты. А ты всё это время, пока ваша мать не находила себе места от боли и потери, спокойно жил и не задумывался о том, насколько страшную вещь ты совершил.

— Я же не знал, что всё так получится.

— Ты думал, что одиннадцатилетняя девочка, твоя младшая родная сестра, между прочим, после того, как её ненормальный старший брат поимеет её, сможет жить нормальной жизнью? Ты не только насильник, ты хуже, чем насильник. Извращенец и убийца!

— Я не убивал её, она сама приняла такое решение.

— Если бы со мной обошлись так, как ты обошёлся с родной сестрой, которая любила тебя и заботилась о тебе, я бы тоже забрался на крышу той долбанной многоэтажки и сбросился вниз. Тебя и сейчас тянет на маленьких девочек? Или, может, ты…?

— Если ты намекаешь на то, что я педофил, то ты отнюдь не прав. И не надо думать, что я не винил себя.

Ничего не ответив, я поднялся из-за стола и покинул дом Пахомова, оставив его одного, смотрящего на фотоснимок своей младшей сестры, которой нет среди живых уже три года. В её смерти виноват только он. Внутренности закипали от ярости. Ноги понесли меня в родной дом.

— Привет, — в прихожей меня встретила Аня и мило улыбнулась, — как обстановка?

— Привет, да лучше не бывает.

— Почему мне кажется, что это звучит как сарказм? Все уже разошлись?

— Да, только Вика никак из-за стола не встанет. Может, ты поможешь ей?

— Господи, за что мне такое наказание?

Наша двоюродная сестра Виктория обладала специфическим характером, мне стало понятно, что будет сложно. За почти опустевшим столом сидели Ксюша и Вика, из магнитофона доносились старомодные песни, по которым тащились наши бабушки. Завтра я этой малолетней пьянице такое устрою, что она надолго запомнит свое шестнадцатилетие. Откуда у них эта гадость появилась?

Мне потребовалось около пятнадцати минут, чтобы выпроводить любимую родственницу из квартиры. Её заметно шатало от переизбытка алкоголя в организме, но до соседнего дома добраться она сможет. Ксюша, поняв, что я не в особо радостном состоянии, удалилась спать самостоятельно.

— У тебя ведь сегодня тоже день рождения? — спросила Аня, когда мы сели за кухонный стол.

— Да, — я попытался улыбнуться, — надо же, мне целых восемнадцать лет. Я совсем-совсем старый.

— Да, скоро песок начнёт сыпаться, — кухня залилась синхронным смехом.

— Не преувеличивай, не такой же старый.

— Зато ты уже совсем взрослый, можешь делать всё, что захочешь.

— Ну да, теперь сигареты без труда продавать будут.

— Ты куришь?

— Иногда, в основном, когда перенервничаю, или когда совсем-совсем скучно.

— Да, кстати, с днём рождения тебя.

— Спасибо.

— Почему ты не сказал мне? Странно, Ксюша сказала, что ты не вернёшься так рано.

— Возможно, заботливый старший братик побоялся, что его младшая сестрёнка натворит делов по поводу своего шестнадцатилетия. Не сложился сегодняшний праздник.

— Ну, не грусти. О, хочешь задуть свечку?

— Какую свечку? Я же не ребёнок…

— Всё равно, свечки задувать всегда весело. Давай, у нас как раз несколько осталось.

Аня ловко воткнула именинную свечу в кусочек медового торта, зажгла её при помощи спички и пододвинула блюдце ко мне.

— Задувай, только не забудь загадать желание! Давай!

Мой взор устремился в её сторону. Аня выглядела совсем юной, я бы дал её от силы четырнадцать или пятнадцать лет. Меня начинало тошнить от мысли, что тот извращенец мог воспользоваться ей и сломать жизнь. Что было бы, если бы я тогда не оказался рядом? Она такая чистая и невинная, с ней нельзя так обходиться. Ни с кем нельзя так обходиться, особенно с детьми. Передо мной пламя свечи, по которой начали стекать капельки воска, падая на торт. Я загадаю, чтобы с ней всё было хорошо. На моих губах засияла улыбка, свеча погасилась.

— Ура! — шёпотом закричала она, негромко похлопав в ладоши.

— Ура! — согласился я с Аней.

— Можно задать тебе один вопрос?

— Попробуй.

— Ты когда-нибудь влюблялась в человека по-настоящему?

— Сложный вопрос. Думаю, что да. А к чему такие вопросы?

— Знаешь, сегодня я понял, насколько мне дорог один человек.

Встретившись глазами, мы слились в нежном поцелуе, я действительно старался показать, насколько она дорога и любима. Она единственная, кто поздравил меня с восемнадцатилетием. Казалось, что другие забыли о моём существовании.

***

— Собственно говоря, увлекательная история подошла к концу, — заключил я, посмотрев в родные янтарные глаза.

— У меня не найдётся подходящих слов для комментариев к этой ситуации, — Аня шокировано посмотрела на меня, — получается, сначала ты согласился на это?

— Да, но потом понял, что влюбился и не смог променять алкоголь на чувства. Я старался спасти тебя, чтобы ты не попала в лапы этого чудовища.

— Да, он действительно самое настоящее чудовище.

— Каким же нужно было быть дураком, чтобы забыть отключить видеокамеру.

— Знаешь, я даже рада, что так получилось. Если бы не это, я бы, наверное, никогда не узнала, насколько крепка наша любовь. Я благодарна тебе за это. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

— Хотя, постой, у меня есть ещё один небольшой вопросик.

— Что тебя интересует?

— Тот инцидент, когда меня избили… Ты знаешь что-то об этом?

— Обычные хулиганы, которых подговорил твой бывший возлюбленный, когда понял, что между вами всё кончено.

— Надо же, он был настолько зол?

— Ермолаев был уверен в том, что искренне любил тебя. Он до сих пор в этом уверен, вообще-то. Сама понимаешь, если бы любил, то никогда бы не поставил под удар жизнь того, кого любил.

— Если ты любил, то не променял бы меня на другую.

— А он не хотел целоваться с Соколовой, правда только тобой заинтересован был.

— Ты хочешь убедить меня в том, что Наденька совратила бедного Максима?

— Это уже Пахомов постарался. Ему очень не нравилось, что ты встречалась с этим сопляком.

— Как это вообще связано?

— Соколова и Пахомов — родственники. Двоюродные брат и сестра. Соответственно, о том заговоре узнала и она, а потом разболтала Ермолаеву, когда он пришёл жаловаться на то, что ты бросила его. И да, Ермолаев был заинтересован тем, чтобы отомстить тебе. Эта компания надеялась на то, что ты останешься обманутой.