“Кого Бог любит, того и наказует”.

Десять прожитых лет – невеликий срок даже для человека. Для государства – тем более. Но смотря, каких лет.

В молодости и в старости никто не вспомнит, как мир для него сначала перевернулся, потом он научился понимать других, ходить, разговаривать, и на этом этапе страшно возгордился – чему еще могут научить меня эти взрослые. Кто-то, рассматривая старые фотографии, что-то вспомнит – присочинит, конечно, больше, – как мама-папа отводили его в школу, и какой он был хулиган в школе. Не так, чтобы совсем отморозок какой, а – разбойник. Период обучения в школе, начальный в особенности, – училки, там, девчонки с косичками, фигня всякая – вспоминается неотчетливо. Но – вот они, первые 10 лет. Немногое в будущем добавится в эту самоуверенную голову. Не так – добавится много чего, но красота мира – не потому, что “это – красиво”, – а восторг и полнота жизни, но доброта и зло этого мира, прочувствованные и впитавшиеся, но ощущение многоцветности этого мира – из детских этих впечатлений и сложится потом тот самый кто-то.

Государство – не человек. Но в череде беспрерывных реинкарнаций оно вновь и вновь выбирает свой жизненный путь. И от того, какие первые впечатления получит новообращенный, с каким внутренним балансом добра и зла он приспособится к действительности и начнет свою взрослую жизнь, зависит многое. Человеку проще, он не помнит свои прежние жизни. Память – это не всегда хорошо.

Это не совсем/совсем не историческая книга. Масштабные, даже – “не побоюсь этого слова” – эпохальные изменения прошедшего десятилетия не коснулись даже – перевернули если не саму жизнь, то ее течение для полутора сотен миллионов людей. И периодические издания в гораздо большей степени, чем исторические документы, фиксируют эту человеческую ломку. Девиз (слоган, по-нынешнему) историка Тацита “Sine ire et studio” вряд ли применим к журналистике в целом – с гневом еще можно совладать, однако трудно быть беспристрастным, когда события касаются тебя лично. Если исходить из этой позиции, то предлагаемая книга не претендует на историчность и полную объективность. Но в конечном итоге важно не только и, может быть, не столько то, что реально происходит, а наше отношение к происходящему, наши выводы и наше мироощущение. Выбор издания, конечно же, не случаен и с этой точки зрения. Если представить журналистский коллектив “Известий” как некую структурированную личность, то жизненная позиция этой личности в том десятилетии представлялась автору наиболее близкой.

“Известия” – не самая популярная и массовая и, возможно, даже не самая интересная газета – “tastes differ”. Но всегда одно из ведущих и авторитетных информационных изданий. И – что важно – спокойное и несуетливое. Достаточно приближенное к властям, но не сказать, что обласканное ими. “Президент – устоявшихся вкусов и обращается к тем газетам, которые известны ему на протяжении десятков лет. Не в обиду будет сказано другим газетам – к “Известиям”. (С.Ястржемский, пресс-секретарь президента Б.Н.Ельцина, ноябрь 1996 года.)

Конечно, отбор событий – сугубо субъективный, и из опубликованной информации автор выбрал, наверное, не все самые важные. Более того, далеко не все из отобранного материала представляло интерес и в те годы, немногие реально представляли, что даст тот или иной указ, постановление, решения местных органов власти. Приводятся только внутренние события. Как это не выглядело бы странным или даже циничным, но, например, обмен 50-ти и 100-рублевых купюр в феврале 1991 года волновал нас гораздо больше, чем война в Персидском заливе. Перефразируя Ремарка – своя царапина ранит больней, чем сотни тысяч чьих-то смертей.

Вся информация была взята исключительно из газетных материалов, никакими другими источниками автор не пользовался. Единственное исключение – авторские комментарии, которые даются, как правило, в скобках после основного сообщения.

Приводимые цифры состояния в экономике и характеризующие положение населения даны так, как они приводились в газете. Здесь все неожиданно непросто. Постоянно отмечаешь, что разные ведомства и официальные лица оценивают положение в экономике по-разному. Характерный (и абсурдный) пример, когда в ноябре 2000 года российское правительство представило на переговорах с МВФ целых три разных отчета, с разными цифрами инфляции, ВВП и др. Статистические данные еще больше являются условными, по крайней мере, по некоторым позициям, и могут служить лишь неким ориентиром, что признают и сами специалисты. По словам зам. председателя Госкомстата В.Соколина “первичная информация не может быть достоверной” (“Известия”, 7 марта 1998 года).

Некоторые экономико-социальные параметры, как, например, “прожиточный минимум”, являются вообще “формальными величинами” (А.Птичий, “Известия”, 2000, №15М). Что касается именно ПМ, то психологически термин явно неудачен. Неспециалисты – а это все мы – сразу представляют себе безотрадную картину медленного умирания от голода тех, чей доход не дотягивает до этой цифры. Коль скоро это минимум, то ниже – уже не жизнь. Фактически это не так. Пример: ПМ для пенсионеров в апреле 2001 года в Москве равен 2637 руб. Между тем пенсия в 1500 руб. считается вполне приличной, а пенсию 2000 руб. и более получают единицы. В 6-10 км за МКАД пенсии ниже уже в 1,5-2 раза. Немногим лучше положение и для работающих. Гуманистическая подоплека этого показателя понятна: на то в реке щука, чтобы карась не дремал. С другой стороны, тем самым у многих провоцируется сознание собственной ущербности, а любой психолог скажет, что без позитивного мышления людей трудно рассчитывать на их отдачу.

Если же оценивать не только официальные данные, то, очевидно, что разные методики и разные подходы, а в первую очередь изначальные установки, у различных организаций и частных лиц расходятся, что дает и разные результаты. Пример – оценка экономического состояния населения. С одной стороны – реальная, т.е. с учетом роста цен и инфляции, зарплата падает, к тому же и выплачивается не вовремя, – значит, положение ухудшается. С другой – доля самой зарплаты в среднедушевом доходе также падает, и доходы от других источников перекрывают падение зарплаты – благосостояние растет, что косвенно подтверждается ростом потребления и сбережений. Копнем чуть глубже: а многие ли работники в бюджетной сфере (и не только, кстати, в ней) – знаменитый набор учителя-медики-ученые – имели этот «побочный» приработок, и легче ли сотне тяжело больных от того, что у десятка выздоравливающих стабилизировалась температура, и резко повысился аппетит? Хотя вопрос, конечно, риторический и популистский, во всяком случае, не макроэкономический.

Социологические цифры вообще нуждаются в специальной интерпретации – настолько иногда расходятся данные у разных служб. Кроме различия методик сбора и обработки данных, существует понятие «заказчик опроса» – неважно, как он называется у самих социологов, – и как бы они не отрицали зависимость публикуемых данных опросов от этого фактора, эта зависимость имеет место. “Заработная плата социологов прямо пропорциональна месту их заказчика в рейтинге” (А.Чеснаков, Центр политической конъюнктуры России, ноябрь 1999г.). Далее, набор общеизвестных «сомнений»: суждение о положении десятков миллионов людей и даже не в одном населенном пункте или регионе, а «по всей стране» по данным опроса 1,5-2 тыс. человек; склонность одних людей ухудшать реальное положение, других, – соответственно, приукрашать; сложность корреляции из-за профессиональной и возрастной принадлежности интервьюируемых и т.д. Все это, безусловно, известно специалистам и учитывается ими, но сомнений обывателя не снимает. “Корректно выполнить социологические исследования – дело очень непростое”. (А.Чеснаков, Центр политической конъюнктуры России, ноябрь 1999г.).

В книге приводятся и “неформальные” новости. Пожалуй, причину их публикации достаточно точно охарактеризовали сами “Известия”: “Наша странная колонка (“другие новости” – В.Е.), казалось бы, выбивается из взвешенного, строгого и солидного формата “Известий”. Однако без этих субботних новостей не создается целостного образа России”. (2000, №150)