ТРЕБУЕТСЯ БЛЕСТЯЩИЙ ГИТАРИСТ С ЯЙЦАМИ.

Именно такое объявление дали мы в газету Village Voice. А когда в назначенный день, 23 декабря, открыли дверь нашей базы, то увидели толпу соискателей – больше тридцати. Но, правда, стать рок-звездой подразумевало выглядеть как рок-звезда, так что мы установили определенный ценз: никаких лысых голов, бородатых морд, лишнего веса.

Один парень явился в пиджаке а-ля Джавахарлал Неру и с бусами на шее. По-английски он не знал ни слова. С ним пришла жена, которая ему переводила. «Он из Италии», – объяснила она. Другой парень, по имени Боб Калик, оказался действительно отличным музыкантом, но внешность его не соответствовала нашим идеалам. Кастинг напоминал долгое и бесплодное фрик-шоу, но в определенный момент появился парень в разных кроссовках – красном и оранжевом. Примерно моего возраста, но какой-то глуповатый и настороженный. Мы еще разговаривали с Бобом, а этот уже подключил свою гитару и заиграл.

– Эй, чувак, перестань играть, жди своей очереди, – рявкнули мы ему.

Но потом мы и сами подключились к нему, заиграли, и прямо буквально через минуту все преобразилось. Мы вчетвером оказались чем-то во сто крат бо́льшим, чем втроем с любым другим гитаристом. Мы не были какими-то очень хорошими музыкантами, но вместе мы запустили мощную химическую реакцию.

Еще минуту назад мы были одной группой, а через минуту игры с этим парнем, которого звали Эйс Фрейли, мы стали чем-то другим, чем-то совершенно бесспорным.

Вот оно.

Убийственное.

То, что надо.

Обладал Эйс «свэгом», крутизной, чего уж там. Его игра напоминала мне моих любимых Джимми Пейджа и Джеффа Бека. Но сам он был, конечно, чудиком полнейшим. Передвигался как долбанутый, почти не разговаривал. Еще и плечами пожимал как заведенный.

Мы очень быстро поняли, что сделали стопроцентно верный выбор. Однажды в рождественское время мы, после второй репетиции с Эйсом, пригласили Лью Линета, занимавшегося менеджментом группы Wicked Lester, чтобы оценить, насколько мы ему можем быть интересны. Человек он был хороший, но в рок-н-ролле почти совсем не разбирался. Он занимался группой JF Murphy & Salt, иногда выступавшей в Fillmore East, и старым фолкером по имени Оскар Брэнд. То есть Лью, конечно, относился скорее к битникам, чем к рокерам, но согласился прийти на базу послушать группу, которую мы назвали KISS («Поцелуй»). Слава богу, когда я предложил это название, все члены группы его одобрили. Я-то готовился бороться за него, потому что считал, что еще один шаг к успеху – название, всем и всегда понятное, простое и вечное. По-моему, это название несло кучу смыслов: есть же не только страстный поцелуй, но и поцелуй смертельный, например. Его легко узнать. И само слово настолько хорошо знакомо всем вообще, что люди будут реагировать типа: «KISS? А, да, слыхал про них».

Когда пришел Лью, и мы начали играть, он расстроился и грубовато крикнул: «Не сделаете тише – я пошел».

Когда мы сказали, что будем гримироваться, он чуть не взвыл от злости: «А чего б вам не надеть костюмы, как The Raspberries?» The Raspberries действительно носили подходящие друг к другу костюмы. Лью, конечно, идею нашу совсем не понял.

Ну хорошо. Сами будем делать себе концерты. К тому же еще было много над чем работать. Мы хотели быть пауэр-группой с корнями в британском рок-н-ролле, но желали продвинуть это на десять шагов вперед. И мы до сих пор не придумали, как это будет проявляться. Я исписал идеями кучу блокнотов. Я пытался вообразить группу, увидеть ее глазами фэна, и в картинке этой рядом с горой усилителей стояли узнаваемые – как четверка The Beatles – персонажи, чьи образы содраны из фильмов типа «Зорро», «Одинокий рейнджер» и комиксов. Но в тот момент мы, правда, застряли в тренде New York Dolls и прочих местных групп, и выглядели женственными глэм-рокерами в своих сапогах на платформе, красной помаде и густых тенях.

Как только наша четверка сплотилась, мы стали репетировать по семь дней в неделю. Пока другие группы делали себе имя, выступая в Mercedes Arts Center или околачиваясь в Max’s, Канзас-сити, мы скрылись в нашем лофте на 23-й улице и репетировали, репетировали, репетировали. Как люди, музыканты тех групп были гораздо круче нас, гораздо лучше адаптированы в социальном плане и выглядели более подходяще, но никто не работал больше, чем мы. Я иногда даже на маршруте оставлял свою машину на стоянке такси на 23-й улице и Пятой авеню и бежал в наш лофт репетировать.

Сотрудничество с Эйсом Фрейли складывалось совершенно естественно. Нам не пришлось направлять его, как Питера Крисса. Эйс вписался сразу. Порепетировав с ним примерно с месяц, мы приготовились дать дебютный концерт. Мы забукировали три вечера подряд в зале на Куинс-бульваре, который только что сменил название с Popcorn на Coventry. Там вскоре стали выступать многие модные-клевые нью-йоркские команды, в том числе Dolls, Brats, The Dictators, Television и первая группа Джо Рамона Sniper.

Первый из трех концертов мы дали 30 января 1973 года. Утром того дня я поехал на метро в Лонг-Айленд-Сити, промышленную часть Куинса, расположившуюся непосредственно вдоль пролива Ист-Ривер. Там, у Public Service Rentals, я арендовал вэн, поскольку там была самая дешевая аренда грузового транспорта. На вэне я поехал на 23-ю улицу, и мы загрузили в него загрузили наше оборудование с базы.

Эйс появился поздно и сразу отказался что-либо таскать. Ни одного проводка. Когда мы прибыли в клуб, Эйс и там отказался что-либо переносить. Сидел на заднем сидении, пока мы таскали, а в определенный момент вдруг ни с того ни с сего вытащил свой член и сказал: «Это вот без эрекции».

Что?

Я не понимал, отчего это Эйс с Питером помешались на размере своих членов, но со временем заподозрил, что, возможно, через это они себя определяют, то есть для них размер имеет важное значение.

На наш первый концерт пришло меньше десяти человек. Пространство было рассчитано примерно на пятьсот. А мы все равно играли так, чтоб крышу здания сорвало, потому что понимали: мы запомним этот концерт навсегда. И нам было здорово!

Я хочу это помнить всегда.

В следующие два вечера толпа тоже была небольшая. И после каждого концерта мы ехали на 23-ю улицу, чтоб сгрузить аппаратуру на базу. Эйс неизменно сидел позади и бухал. К его личности мы все еще старались привыкнуть. Концерты подтвердили, что с музыкальной точки зрения он – все, что мы искали в гитаристе. Но они же подтвердили то, что он один из самых ленивых людей, хотя нет, он – этот самый самый ленивый человек, который мне когда-либо встречался.

Эти первые концерты мне кое-что прояснили. Я всегда хотел для группы звук большой, мощный, эдакий двухгитарный ледокол. Как у Humble Pie. Его элементы у нас появились. Но нам все равно недоставало веса, солидности, масштаба. И я просто физически чувствовал, как ребята ставят будущее группы на карту – на сцене они вели себя так, как будто мы какая-то мелочь. Эйс на одном из концертов принялся что-то бормотать в микрофон. Питер сказал: «Хочу сказать моим друзьям с Кенерси – спасибо, что пришли!». Они не звучали как музыканты высшей лиги. И это уменьшало тот образ, который я хотел проецировать. Восприятие было реальностью. Я осознавал, что три парня на сцене в Куинсе совершенно не имеют представления о том, как общаться с аудиторией. Хотите быть мелочевкой? Ну, покричите Тони и Гвидо. Хотите быть звездами? Тогда ведите себя так, чтоб было понятно, что вы – большие и успешные, вне зависимости от того, сколько человек перед вами. Общайтесь с аудиторией так, как будто вы уже в Мэдисон-сквер-гарден.

Я твердо решил, что лидером на сцене буду только я. Говорить буду только я. Когда все болтают – это хаос.

И хотя я никогда еще этого не делал, я знал, что могу. Просто знал. Инструкция у меня уже была: Стив Марриотт. Одна из причин, почему я любил группу Humble Pie – это как раз Стив Марриотт, вокалист, фронтмен, который всегда как будто не просто пел, а вел церковную службу. Он никогда не разговаривал со сцены – заводил публику пением и призывами. И так доводил народ в зале до экстаза. Скажи аллилуйя! Вот и я хотел делать точно так. Народ, кричи аллилуйя! Я хотел, чтоб KISS были церковью. Вот так! Церковь рок-н-ролла. Благословите меня!