— Час? — девушка покачала головой. — Сто часов! По крайней мере, пять, — поправилась она, увидев лицо всадника. — Не меньше.

— Так что же ты? — всадник растирал виски, руки, ноги, стараясь вернуть в расслабленное от долгого лежания тело былую гибкость.

— Что же я? — усмехнулась девушка. — Тебя добудишься! Такой гром был, а ты и ухом не повёл!

— Буду я из-за всякого грома просыпаться, — буркнул Ратибор. — Если бы ещё комар над ухом зудел… Могла бы и пальнуть.

— Никогда эту гадость в руки не возьму. Ты туда лучше посмотри!

Ратибор глянул в сторону, куда настойчиво указывала Света. Небо над далёким горизонтом стало фиолетово-чёрным. То и дело его разрывали стрелы молний, за которыми следовали раскаты грома, на такие уж, кстати, и сильные, чтобы разбудить не спавшего долгое время воина.

— До нас не дойдёт, — успокоил он девушку. — Ни трава, ни листья на деревьях близкого дождя не чуют. Грохочет потому, что место здесь ровное…

— Хватит умничать! — рассердилась Света. — Про грозу я сама уже догадалась. Ты что, дыма не видишь?

Всадник ощупал взглядом горизонт. Чёрт побери, после сна никак мозги на место не встанут! Только растяпа не различит чётко выделяющихся даже на фоне потемневшего неба клубов жирного дыма, да и запах гари не заметить трудно.

— Я как дым увидела, сразу тебя будить начала, — сообщила девушка. — Мало ли что…

— Это правильно, — Ратибор не мог оторвать взгляда от не такого уж и далёкого пожарища. Явно не степь горит и Каурая ведёт себя смирно, и дикая живность не бежит в панике. Может Святилище? Жрецы жертву приносят? А если нет? В одиночку бы быстро проверил — хоть лихим наскоком, хоть разведкой. Со спутницей задача усложняется. Не зря Беовульф предупреждал. Но что теперь говорить об этом. Взялся за гуж…

— Едем! — Ратибор скатился с холма к мирно пасущейся лошади.

— Я на неё…

— Едем! — всаднику было не до церемоний. Он помог Свете взобраться в седло перед собой. Пришпорил лошадь. Отдохнувшая Каурая бодро затрусила в сторону пожарища.

Ратибор старался особо не гнать. Может ещё удирать придётся? Тогда и понадобятся все силы. Чёрные клубы угрожающе выросли. Всадник уже не видел отблесков дальней грозы — и горизонт, и небо над головой скрыли облака густого дыма. Гарь ощущалась всё явственнее, вытесняя остальные запахи. Казалось, не люди едут в сторону пожарища, а клубящаяся масса движется на них, одержимая желанием проглотить крошечную фигурку лошади с двумя седоками.

Сквозь пелену что-то темнелось. Ратибор остановил лошадь.

— Здесь меня ждать будешь, — он помог девушке слезть на землю. — Я разведаю всё… Чтобы с места не двигалась, если убегать придётся, мне тебя в дыму разыскивать некогда будет.

Уже зная, что сейчас последуют возражения и упрёки, всадник тронул каблуками бока лошади, торопясь скрыться в дыму.

— Я тебя здесь полдня ждать не буду! — услышал он вслед.

Тёмные силуэты при ближайшем рассмотрении оказались яблонями. Ветви тех, до которых не добрался огонь, гнулись под тяжестью плодов. За деревьями виднелись охваченные огнём хаты, то, что ещё недавно называлось хатами. Кое-где пламя уже и перекинулось на деревья, с треском пожирая отчаянно сопротивляющуюся и брызжущую соком живую плоть.

Святилищем здесь и не пахло. Обычное дело — пожар в засушливое лето. Хозяйка нерадивая печку небрежно прикрыла, уголёк на пол выпал, и пожалуйста. Или мужик бочку на зиму смолил, да костёр не затоптал. Или ребятишки баловались… Мало ли причин! Одно странно: не слышно криков людей пытающихся сражаться с огнём или хотя бы спасти уцелевшее добро. Не ревёт перепуганная скотина, не бегают любопытные мальчишки, для коих пожар не столько бедствие, сколько повод путаться под ногами и совать повсюду нос. Складывалось впечатление, что жители деревеньки, разинув рот, заворожено глядят на бушующее пламя.

Чуя недоброе, Ратибор соскочил с лошади и, не выпуская повода, обогнул угол хаты, стоящей отдельно от других и пока не тронутой огнём. Всадник вышел на широкую дорогу, по бокам коей и примостилась деревенька. Шесть глядящих друг на друга хат полыхали огнём. От стоящей в самом дальнем конце осталось только пепелище — судя по всему, загорелась первой. Та, у которой был всадник, при отсутствии ветра и малой доли везения могла вообще уцелеть. На радость хозяевам и зависть остальным.

Только вот ни радоваться, ни завидовать было некому. Причину отсутствия обычной для пожаров суеты Ратибор увидел во дворе уцелевшей хаты. Возле колодца в изодранной одежде лежали две девушки. Мёртвые, судя по неудобно вывернутым ногам и далеко закинутым головам. Всадник подошёл ближе. Желудок его подпрыгнул. В горле встал ком. От самого подбородка девушек до тонких ключиц зияли продольные раны, из которых неведомый убийца или убийцы, повинуясь жестокому порыву, коему нет места даже среди отъявленных хищников, вытянул языки несчастных. Всадник узнал почерк кочевников, которые время от времени появлялись в его Мире, наводя ужас и на степные города, и на селения изгоев, и на Подлунное, и на Кефри. Но откуда они здесь?

Услышав стон, Ратибор метнулся за сруб колодца. В одной руке у него оказался револьвер, в другой сабля. Готовый укрыться в любое мгновение всадник высунул голову. Чуткий слух воина не различил ни свиста выпущенного из пращи камня, ни гудения стрелы, только новый стон. Ратибор скосил глаза и стал свидетелем ещё одного бессмысленного злодеяния. На дверях хаты кочевники или подражающие им душегубы распяли дюжего мужика. Чтобы сделать муки несчастного ещё невыносимее, злодеи распороли ему живот — гроздь сизых внутренностей свешивалась до самой земли. Кто-то особо изощрённый в пытках срезал веки несчастного, чтобы тот умирал, глядя на истерзанные женские тела и горящее село. Жизнь ещё теплилась в некогда могучем теле. Похожие на шарики глаза, на которые то и дело садились мухи, смотрели на Ратибора. Губы двигались, словно человек силился что-то сказать.

— Кто, кто это сделал?! — всадник подбежал к несчастному, приблизил ухо к залитому кровью бородатому лицу.

— Чё… чё… рные кло… буки… Ис… ис… кали, — услышал Ратибор полустон-полувсхлип.

— Не понимаю! — всадник отогнал насекомых и склонился ещё ниже. — Что ты хочешь сказать, почтенный?

— Мммне… Смерть, — выдохнул мужчина и уронил голову на грудь. По исказившей лицо гримасе, всадник понял — тот всё ещё чувствует боль, но сказать ничего не сможет.

— Прости, почтенный. Единственное, что для тебя могу сделать, — всадник вонзил клинок в грудь мужчины.

Тело несчастного дёрнулось, с губ сорвался вздох облегчения. Мучения его в этом Мире прекратились.

Не годится их вот так бросать, подумалось всаднику. Мало того — смерть приняли лютую, ещё и мёртвые тела не погребёнными останутся. Только как их хоронить? По какому обычаю? Сжигать, в землю закапывать или в дупло священного дерева сажать? Нарушишь чего в обряде — душа ещё страшнее мучиться будет.

Всадник почесал макушку. Хотя… Можно считать, что погибли они в бою, а душа воина богам по любому мила. Тут можно и не соблюдать традиции погребений…

Но откуда же в Межмирье кочевники? Уж больно всё на них похоже… А может… Ратибора пронзила внезапная догадка — может, и налетали те кочевники отсюда? Сколько раз объединённые отряды степняков, всадников и амазонок уходили далеко на восток, чтобы упредить набеги и покончить со зловредным племенем? Всё впустую! Даже следов не находили! Вернее шли по следу, а потом он словно испарялся. Только успокаивались, кочевники снова здесь. Как снег на голову! И не один дозор их не замечал! Но если они отсюда, значит, не всё знает Беовульф о Межмирье. Значит, есть здесь переходы не только через пресловутые заставы…

Казалось, решение уже маячило где-то рядом. Только руку протянуть. В это мгновение раздался треск. От неожиданности Ратибор подпрыгнул. Каурая, которая и без того нервничала от близости огня и запаха крови, испуганно заржав, попыталась убежать подальше от неприятного места. В длинном прыжке Ратибору удалось схватиться за поводья.