Да, должен. Вульф вошел в семью де Сантиса в семнадцать лет, после того как ее отец предложил ему поддержку и убежище от ярости Ноя Тейта. Она до сих пор помнила, как впервые увидела его, мельком взглянув через дверной проем библиотеки, когда его проводили в кабинет ее отца.

Его присутствие в доме де Сантисов было тайной, поскольку все ненавидели Тейтов, а ее отец не хотел, чтобы стало известно, что он протянул оливковую ветвь младшему приемному сыну Ноя Тейта. Но никто не знал, что она была в библиотеке - во всяком случае, никто не обращал на нее внимания. Невероятно высокий, невероятно широкий молодой человек уже в семнадцать лет, с подбитым глазом и распухшей челюстью.

Волнение было редкостью в ее уединенной жизни, и, очарованная лишь мимолетным взглядом на закоренелого врага своей семьи и синяками на его лице, Оливия стала болтаться в библиотеке на случай, если снова увидит его. И конечно, на следующей неделе в то же время, она была там.

Через неделю после этого Вульфа провели в библиотеку, чтобы он подождал, так как у ее отца была назначена встреча, и она спряталась за дверью, чтобы никто не знал, что она там. И как только дверь закрылась, она осталась одна в библиотеке с одним из злых Тейтов. Это было страшно и в то же время волнующе. Безусловно, самая захватывающая за всю ее молодую жизнь.

Он изучал книжные полки, но как только дверь закрылась, он заметил ее, и его взгляд почти мгновенно встретился с ее. Она почувствовала это тогда, как молния ударила в грудь, зашипев от электричества. У нее перехватило дыхание, и только потом она осознала, что он не только великолепен, но и обладает самыми удивительными глазами, которые она когда-либо видела: один темно-синий, другой ярко-зеленый.

Он был удивлен, увидев ее, очевидно, не ожидая никого увидеть в комнате, и был еще больше удивлен, когда она представилась. Она пробормотала что-то о книге, которую читала, - о сборнике греческих мифов, которые любила, - не ожидая, что он поймет, о чем она говорит, или даже заинтересуется. Но он понял ее. Он спросил, какой ее любимый миф, и она ответила, что миф про Аида и Персефону. А потом он рассказал, что его любимым мифом был миф о Тесее и Минотавре. А потом они долго обсуждали различные мифы, и это было удивительно - и, вероятно, самый длинный разговор, который она когда-либо вела с кем-либо о вещах, которые ей нравились.

С тех пор она регулярно виделась с ним, когда он приходил в библиотеку повидаться с ее отцом. Он никогда не рассказывал ей о своей семье, лишь изредка упоминал о своих братьях. Только не об отце. Но она уже знала о воре Ное Тейте и о том, что он украл у семьи де Сантис. И вот Вульф пришел к Чезаре за помощью в уничтожении Ноя.

Итак, прошло десять лет, но Вульф задает ей эти... странные вопросы? В этом не было никакого смысла.

В глазах Вульфа появилось выражение, которое она не смогла расшифровать. Он ничего не сказал, лениво откинувшись на спинку стула. Он нетерпеливо провел рукой по своему короткому ирокезу, отчего у нее самой зачесалась ладонь, и посмотрел на нее с непроницаемым выражением лица.

- Значит, если у тебя есть доступ к его расписанию, ты все еще личный помощник своего отца, верно? - спросил он наконец. - Я имею в виду, то же самое ты говорила мне в своих письмах.

Ха!. Еще один странный вопрос. Она сказала ему это давным-давно.

- Да. Как я уже сказала, я составляю его расписание, помогаю ему с делами и тому подобное.

- Хорошо, хорошо, - он наклонил голову, глядя на нее, и она почувствовала себя букашкой под микроскопом. - Что ты знаешь о Дэниеле Мэе?

Неприятное чувство скрутило ее изнутри. Дэниел был деловым партнером ее отца, с которым отец поощрял ее дружбу. Она даже ходила с ним на свидание, после того как Чезаре ее подтолкнул на это. Не то, чтобы оно было очень успешным. Дэниел казался довольно милым человеком, хотя и немного старше ее, но большую часть свидания он отвечал на телефонные звонки, что немного отталкивало.

Но какое это имеет отношение к Вульфу?

Может, он ревнует?

Оливия посмотрела на свои руки, ее сердце учащенно забилось. Какая глупая мысль. Конечно, он не ревновал. После неловкой оплошности, которую она допустила, увидев свечи и ведерко со льдом, его решительная реакция, безусловно, положила конец фантазиям, о том, что он что-то чувствует к ней.

- Дэниел просто папин друг, - сказала она, чувствуя, как неловкость усугубляется. - Не понимаю, почему ты задаешь мне эти вопросы.

Нуждаясь в движении, она встала с дивана, схватила пустые кофейные чашки и отнесла их к кофейной машине.

- Прости, что не могу помочь тебе, Вульф. Мне бы очень хотелось посидеть с тобой и поболтать, но, наверное, мне пора возвращаться.

Ответа не последовало.

Она обернулась.

Он сидел в кресле, вытянув перед собой свои длинные ноги и рассеянно проводя рукой по волосам. Длинный рукав его термоводолазки задрался, открывая вспышку цвета на загорелой коже запястья. Она заморгала. Это была татуировка?

Но прежде чем она успела хорошенько рассмотреть ее, он опустил руку и встал с кресла. Он молча прошел по короткому коридору, ведущему к двери комнаты.

Она последовала за ним, ожидая, что он откроет ей дверь. Но он этого не сделал. Вместо этого он остановился перед дверью, достал из кармана телефон и помахал перед ним карточкой номера, прежде чем пропустить ее через считывающее устройство. Зазвонил телефон, и он что-то напечатал на экране.

Ничего особенного не произошло, хотя она понятия не имела, чего ждет.

Он обернулся.

Она стояла посреди коридора, довольно узкого, а он был очень, очень высоким. И очень, очень широкий.

Он сделал пару шагов к ней, не сводя с нее глаз, возвышаясь над ней. Заставляя ее чувствовать себя маленькой и хрупкой. Это было волнующе, и она не знала почему, ее сердце так сильно забилось в груди.

От жара, исходящего от его мускулистого тела, у нее пересохло во рту, а в воздухе стоял тяжелый пряный запах кедра. И все, о чем она могла думать, это о том, как сильно ей хотелось протянуть руки и положить их на твердые мышцы его груди.

Она никогда раньше так не прикасалась к мужчине. Никогда не хотела. Ее сердце всегда принадлежало и будет принадлежать ему, и это никогда не изменится. Не имело значения, что он никогда не подавал виду, что чувствует к ней то же самое. Для ее бедного сердца это не имело никакого значения. Оно билось для него и только для него.

Оливия смотрела в его синие и зеленые глаза, внезапно пораженная его близостью.

- Может, тебе лучше убраться с дороги, - сказал он голосом, полным гравия и песка. - Мне нужно принять душ.

Жар прилил к ее щекам. Поймал ли он ее взгляд? Отлично, второй раз за это утро она выставила себя перед ним полной дурой.

Она сглотнула, машинально разглаживая ночную рубашку, чтобы скрыть смущение, и отступила в сторону.

- Ты отвезешь меня домой?

- Да, конечно, - он прошел мимо нее и исчез за двойными дверями, ведущими в спальню.

Услышав, как закрылась дверь ванной, она прислонилась к стене и сделала пару глубоких вдохов, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

Все это утро было странным, ее слабость в коленях и нелепая женственность в его присутствии были глазурью на действительно странном торте.

Обычно она не была такой... вспыльчивой. На самом деле, она не позволяла себе слишком много, потому что ее отец предпочитал, когда она была спокойна. Может быть, это от того, что она устала. В конце концов, ее разбудили в четыре утра.

Это не усталость. Это Вульф.

Оливия вздохнула. Конечно, это было из-за Вульфа. Это был он и нелепый факел, который она несла для него в течение многих лет. И увидеть его снова впервые за много лет. В таком случае, он отвезет ее домой как можно скорее, и это будет лучшей идеей, прежде чем она успеет выставить себя еще большей идиоткой.

Оттолкнувшись от стены, она посмотрела на дверь.

Не было необходимости уходить сейчас, когда он сказал, что отвезет ее домой, но она все равно направилась к двери. Потянувшись, чтобы проверить дверную ручку.