— Добрый вечер, Хирс Фоглат, — с запоздание поприветствовала я, не скрывая своего лёгкого, но всё же недоумения в голосе.

Отметила про себя, какое поразительное сходство было у сына с отцом. Это стало ещё явственней, когда тонкие губы, на тщательно выбритом лице, искривились в подобие улыбки.

— Решил перед ужином познакомиться с вами. Отец рассказал мне свои планы. Думаю, и вам так же любопытно взглянуть на меня, — вибрировал с лёгкой заинтересованностью его голос повсюду, окружая меня кольцом.

— Вы правы, — согласилась я, — мне тоже любопытно с вами познакомиться, только ответа я ещё пока никакого не давала. Да и время выбрали не самое подходящее.

Хирс едва уловимо хмыкнул, не отрывая от меня пристального взгляда, от которого сразу сделалось неуютно и тесно. Он сделал шаг ко мне, а я вытянулась, невольно сжимая кулаки. Мне неизвестно, о чём он думает, с какими побуждениями явился ко мне, и надо признать, неприятно было его вторжение. Хоть это и его дом.

— Не врут те слухи, что ходят вокруг вас, — его взгляд заинтересованно скользнул вниз по моей шее, плавно опускаясь ниже, и слишком красноречиво застыл на груди.

Хирс сделал ещё один шаг, сокращая всё больше расстояние, а моё дыхание заметно участилось в ожидании неприятного разговора.

— И что же за слухи? — спросила больше механически, мне уже известно с уст Ремарта, кем считают дочерей Ильнар.

— Асса́ру наделены особой красотой.

Хирс возвысился передо мной ледяной статуей. Скудные всполохи огня освещали его светлые тусклые волосы, зачёсанные на правую сторону, резкие скулы, чуть впалые щёки, твёрдый, пусть ещё и не лишённый юношеской мягкости подбородок и широкую шею.

— А ещё надменностью и бессердечностью. Признаться, это особо меня завело.

Я приподняла брови. От брошенных им в мою сторону дерзких слов внутри всплеснуло негодование, оно закипело и забурлило. Хотелось его оттолкнуть немедленно, грудь и голова налились жаром, даже дышать нечем стало. И, наверное, мне стоило это сделать, потому что в следующий миг Хирс Фоглат качнулся вперёд, схватил пятернёй моё горло и дёрнул меня на себя с такой силой, что я, потеряв равновесие, ткнулась о его худощавое, но не лишённое мужской силы тело. Я дёрнулась, пытаясь немедленно вырваться.

— Что вы делаете?! Пустите, — вцепилась в его руку ногтями.

Хирс резко склонился, впиваясь в мои губы жадно и жёстко, перекрывая мне и без того скудное дыхание. Меня кипятком обдало от возмущения и гнева. Я вновь попыталась извернуться, но Хирс вцепился в мои волосы, загребая в кулак, дёрнул вниз, так что голова моя запрокинулась, и он смог полностью завладеть моим ртом, прокусывая губы и проталкивая свой горячий влажный язык внутрь, больно, до проступившей влаги на глазах дёргая волосы. Я попыталась закричать, ощущая его жёсткий язык во рту, но получилось только глухое зажатое в горле рычание. Мои попытки вырваться только всё усугубили, он, не освобождая мне рот, выпустил моё горло и спустил ладонь на грудь, больно и бесцеремонно смял. А потом резко оторвал от меня свои губы, грубо швырнул меня обратно в кресло с такой силой, что то чуть сдвинулось назад, со скрипом проскрежетав по полу, а у меня потемнело в глазах, и вспыхнула болью от удара спина.

С диким блеском похоти во взгляде Хирс возвысился надо мной, давя надменным взглядом. Крылья носа трепетали от того, как шумно он втягивал воздух. В горле у меня невыносимо пересохло, и все мышцы свело от напряжения и неприятия. Он навис надо мной, опираясь руками на подлокотники по обе стороны от меня, так что мне пришлось вжаться в спинку кресла.

— Не прикидывайтесь недотрогой. Считаю некоторой несправедливостью со стороны отца подсовывать мне шлюху стражей. Куда вас уже успели взять, асса́ру? В ваш маленький соблазнительный ротик или в узкую щель? Сколько их было? Двое, трое или весь отряд лойонов?

Каждое слетевшее с его влажных губ слово жестоко полосовало сердце, выворачивая нутро наизнанку, до ломоты в висках, до жгучих слёз. Ведь он меня совсем не знает. Но я только поджала губы, смотря на него исподлобья зло и яростно.

— Мне достанется жена опытная шлюха, которую, видимо, уже обрюхатили, — его губы брезгливо скривились. — Но я готов простить отцу, ваша невинная красота очаровала меня. После… — его голос понизился и стал приглушённым и шипящим, — …после я не слезу с вас. Попробую всю, везде. Хочу предупредить, что приложу к этому все усилия. Буду трахать безостановочно. С такими, как вы, Истана, нужно ведь именно так?

Потемневшие глаза, лицо, искаженное похотью, вызывали во мне омерзение и одновременно оцепенение. Сквозь шум крови и грохот сердца я расслышала шаги за дверью. Хирс закатил глаза и с неохотой отлепил руки от подлокотников, выпрямился, раздражённо зачесал пятернёй упавший на скулу чуб.

— Приведите себя в порядок и спускайтесь к ужину, — бросил он мне уже небрежно, когда Рэви открыла створку, да так и выронила графин с водой, увидев младшего Фоглата в покоях.

Хрустальная посуда вдребезги разбилась у её ног на сотни искрящихся осколков, разлетаясь вместе с брызгами по полу.

— Неуклюжая растяпа! — зло выпалил Хирс, произнося каждый слог со скрежетом зубов, развернулся на каблуках к служанке, пригвоздив девушку к полу разъярённым взором. — У тебя такие же кривые руки, как и твой язык.

Девушка мгновенно вспыхнула, верно от жгучего стыда, опустила растерянно и со страхом ресницы.

Больше не посмотрев в мою сторону, Фоглат направился к выходу. Осколки под его сапогами противно хрустнули. Рэви отшатнулась, пропуская юношу, вжимаясь в створку всем телом, пригнув голову, теперь сделалась вся как мел белая. Только теперь меня прострелила насквозь догадка, что бедняжка терпит от молодого хозяина.

Он ушёл, и я смогла вдохнуть, накрыв пальцами горевшие, искусанные Хирсом губы.

Рэви бросилась убирать с пола осколки, а я так и осталась сидеть в кресле осмысливая всё то, что сейчас произошло. Было велено спускаться к столу, но сейчас я была не в состоянии. Это был крах. Ком дурноты подступил к горлу, а в груди жар, я в полной мере ощутила себя загнанной в ловушку, из которой выхода уже не будет, замок замкнулся.

Бросила взгляд на дорожный мешок, кажется, побег стал для меня единственным выходом. И будь что будет. Рэви поспешила зажечь свечи и растопить камин, за это время я успела сменить платье на более тяжёлое, из парчи сливового цвета, на этот раз с широким поясом и рукавами — оно было самым нарядным изо всех, что имелись у меня в запасе — не думала, что когда-либо его надену, таская везде за собой. Заметно помрачневшая Рэви расчесала мне волосы, на этот раз уложив их в высокую причёску, скрутив на затылке и выпустив несколько прядей для украшения — всё, что можно было успеть ещё сделать. А я в это время выстраивала в голове план побега. Поначалу это казалось немыслимым, ведь за стенами стынь, да и к тому же ночь. Главное, выбраться из замка, а там, может быть, получится пристроиться к какому-нибудь обозу и выехать за пределы Энрейда. И уже не важно, куда, главное, подальше от этого семейства и места.

Когда я спускалась по ступеням, старалась выровнять дыхание, и не думать о Хирсе, о том, что мне придётся сидеть с ним за одним столом и делать вид, что ничего не произошло, что меня не лапали эти наглые пальцы, и его губы не вжимались в мои, кусая и терзая. Я с новой силой почувствовала себя игрушкой, которую попросту передают из рук в руки и пользуются себе в утеху. Пора это прекращать.

Рэви привела меня к дверям столовой, где тут же встретил слуга, приглашая войти внутрь, я не удивлюсь, если он как раз шёл к моим покоям.

Груив, что сидел во главе стола, к моему удивлению, в полном одиночестве, кивнул обходительно, когда я вошла. Я заняла место на стуле, что стоял спинкой к окну, стараясь сделать как можно более непринуждённый вид, хотя это далось с большим усилием, потому что следом за мной вошёл Хирс. Выходит, Груив не знает о самовольстве сына. Задержавшись немного при входе, Хирс спокойно поправил ворот рубашки и опустился напротив меня.