Когда я жил в Аргентине, я был в том возрасте, когда я еще не озадачивался такими понятиями, как красота природы или что-то в этом роде. Это было юношество. Я был постоянно занят разногласиями родителей, учебой в школе и играми со сверстниками. Переехав жить в Чили, у меня началось становление личности, в процессе которого я начал открывать новый для себя мир, в который входила также окружающая меня природа. Я полюбил Чили за эту безумную длину прибрежной линии в 6435 км, за «миллион озер», пустыню на севере и айсберги на юге Патагонии, за пляжи с белым песком и за потерянный в океане Остров Пасхи, происхождение коренных жителей которого до сих пор является загадкой нашей планеты.
Когда я познакомился с Кариной, она только начинала открывать для себя Европу. Она была примерно в том возрасте, когда я начал раскрывать для себя этот необъятный мир и смотрел на все глазами первооткрывателя. Она перенесла меня в воспоминания о Чили, где я начал свою сознательную взрослую жизнь. Тогда я, как и она, находился вдалеке от своей родины.
Когда я поступил в чилийский университет, естественно, сначала познакомился со всеми интересными уголками Сантьяго де Чили. Этот город находится в зоне повышенной сейсмичности. Центр города выглядит довольно современно и местами однообразно из-за стекла, бетона и прямоугольников современных зданий. Иногда, правда, среди них встречаются барочные дома колониальной эпохи, но ощущения цельного архитектурного ансамбля нет. Немногочисленные интересные сооружения, пережившие множество землетрясений, находятся, в основном, недалеко от площади Пласа-де-Армас. Моим любимым местом там стал квартал Беллависта, который находится у подножья холма Сан-Кристобаль, который более всего оживлен по вечерам. Это настоящий «чилийский Soho» с бесчисленными барами, кафе, модными ночными клубами. Особый колорит ему придают яркий стрит-арт и звуки сальсы и румбы, рвущиеся из распахнутых дверей. Я провел там с друзьями много ночей в поисках развлечений. Но страстным танцором сальсы так и не стал. С холма Санта-Лусия открывается бесподобный вид на Сантьяго и окружающие его горы. Иногда я поднимался туда и размышлял о жизни и науке, смотрел на кипевшую, как в муравейнике, жизнь этого города, расстилающегося внизу передо мной. Я ездил и на холм Сан-Кристобаль, откуда вид был еще более потрясающим.
Мне так же нравилось гулять по парку Лос Доминикос, названного так по имени католического ордена доминиканцев. Иногда я там заходил в церковь Сан-Висенте Феррер, которая нравилась мне своим архитектурным стилем, но не для молитвы. Я во все глаза смотрел на местных красоток, которые наряжались в свои лучшие платья, чтобы во время службы пощеголять одна перед другой. Позже, уже в Испании, я повторял такие же походы по святым местам с целью поглазеть на красоток и никак не мог представить себе, что это могло бы быть грехом.
Еще я любил смотреть на клоунов, заполонивших этот город. Это была удивительная традиция, напоминающая мне скорее трагикомедию, чем комедию. Люди переодевались, кто просто так, чтобы выйти из повседневности и надеть на себя другую маску, кто для заработка денег. Когда я бродил по Сантьяго, я часто натыкался на кого-то одетого в пестрый костюм клоуна, пытающегося развлечь прохожих. Карина как-то рассказывала мне, что ей нравилось выступать на сцене и вживаться в другой образ, сбегая от реальности. Наверно, эти люди, в жестокие времена политических событий тоже хотели примерить на себя какой-то совсем другой образ, переместиться в другой мир, в котором все было легко и понятно.
Из-за учебы в университете я не мог много путешествовать по всей стране. На следующий год я полетел на юг, в Пуэрто Монт, который считают «воротами» в Чилийскую Патагонию и «воротами» в Озерный край. Я уехал туда на все каникулы. Там было много интересного. Деньги отец давал, на все с лихвой хватало. Я там провел пару месяцев, осматривая далекие уголки Патагонии. Туда, куда сумел добраться. Пуэрто Монт был построен немецкими переселенцами, и это чувствовалось в его архитектуре и в чистоте улиц. Чили не зря считается самой европейской страной Южной Америки. Это ощущается во многих вещах, более всего в уровне образования жителей, который достаточно высок. Европеизированный пейзаж удачно дополняется заснеженным пиком идеальной формы – вулканом Осорно. Он располагается на другом берегу озера, и вид просто потрясающий. В окрестностях Пуэрто Монта расположены горные пики, ледниковые долины, озера и водопады, одни из самых красивых в мире. На юге Чили земля как бы частично проваливается под воду и из нее торчат невероятной формы заснеженные пики гор.
Я смотрел на эти горы, и у меня было впечатление, что кто-то разбил огромное стекло и воткнул его осколки в землю. Многие пики гор выглядели, как сюрреалистичные осколки стекла невероятных размеров, возвышающиеся над землей своими неровными, острыми гребнями. Когда я поехал еще южнее, больше всего на меня произвела впечатление гора Фицрой – главная вершина Патагонии. Рядом с этой вершиной расположены пики Серро Поинсенот, Рафаель и Сент Экзюпери, а неподалеку находится другая всемирно известная группа вершин – группа Серро-Торре. Их необычные формы «обломков стекла» отложились у меня в памяти на всю жизнь. Неподалеку находятся безумной красоты озера. В их кристально чистой воде отражаются эти самые заснеженные вершины и пролетающие мимо облака. В этой местности уже достаточно холодно и часто встречаются айсберги. Чтобы попасть в горы, я долго плыл на пароме, который пробирался через фьорды, как будто проходил через лабиринт. Я спрашивал себя, как можно было не заблудиться в этом несметном количестве островков, гор, озер и «разломов земли». Ближайший порт был Тортель, откуда можно было попасть сразу и на озера, окруженные горами со снежными шапками, которые были севернее, и, проехав южнее до Лагуна Верде, взять лодку и подобраться как можно ближе к Фицрою. В этих огромных озерах уже встречались айсберги. Наверно, находящиеся рядом холодные горные ледники способствовали их образованию.
Когда я рассказывал Карине об айсбергах в Патагонии, она вруг вспомнила песню известной российской певицы под названием «Айсберг». «Ледяной горою айсберг из тумана выплывает… А ты такой холодный, как айсберг в океане, и все твои печали под черною водой». Мы сразу вспомнили свои «вторые половинки», которые были в тот момент где-то там, дома. И вместе погрустили над несправедливостью жизни…
Я удивился тому, что когда я рассказывал Карине о моих походах в горы, она мне вдруг призналась, что ей и это было знакомо. Горы вылечили ее не так давно. Она провела там несколько лет, когда искала эликсир здоровья и собственного счастья. В итоге в горах нашла Бога. Я слушал с удивлением и спрашивал себя, в чем еще было сходство наших разных и одновременно одинаковых жизней.
Карина как-то рассказала мне, что изучив «castellano» в университете, у нее были небольшие проблемы с испанским, когда она попала в Мексику. Я сразу вспомнил, что в самом начале у меня тоже были трудности с чилийским испанским. Даже сами местные жители признают, что их язык не испанский, а чилийский, в нем очень много слов и оборотов, не используемых больше нигде – так называемых modismos, многие из которых пришли из языка индейцев мапуче, с которыми волей-неволей пришлось общаться и налаживать отношения чилийцам. Помимо этого чилийцы говорят очень быстро, «глотая» окончания и бессовестно искажая испанские слова. Поэтому, после того, как я думал, что был асом в испанском, изучив его в Аргентине, мне почти пришлось учиться заново для того, чтобы адаптироваться в новой языковой среде.
Итак, я оторвался от моей семьи и пошел своей дорогой в науку, в новый, еще неизведанный мною мир. С моей внешностью, итальянским темпераментом и необычным чувством юмора я был предметом искушения для многих красоток. Они сами искали моего общества. Все знакомые тогда считали меня авангардистом, потому что у меня не было длительных отношений с женщинами. Я никогда не женился и не заводил детей. В семидесятые меня считали одним из самых продвинутых носителей новых идей, которые на самом деле не имели со мной ничего общего. Я наблюдал карикатурные отношения между моими родителями и поэтому боялся потерпеть крах в семье. Я боялся травмировать своих будущих детей так же, как был травмирован родителями я сам. Я сбегал в тот момент, когда понимал, что отношения принимали серьезный характер. Я хотел, чтобы все было идеально и правильно. Страх перед фиаско и привел меня к краху, когда я наконец встретил свою «вторую половину». Именно страхом я создал свою ситуацию, и жизнь мне преподнесла как раз то, чего я больше всего боялся. Вместо того, чтобы распахнуть свою дверь женщинам, которые могли бы сделать меня счастливым и быть прекрасными матерями моим детям, я выбирал тех, кто был на это совершенно не способен.
