Она высвободилась из-под покрывал, стараясь не разбудить Монти. Тот дрых словно обколотое лидокаином дерево – этой его способности она искренне завидовала. Спрятав лицо в ладонях, Бекки уселась на край кровати, жалея, что поблизости нет сигарет.

Через некоторое время она встала и прошла в темную гостиную. Подойдя к окну, раздвинула занавески и стала смотреть на озеро.

Ливень иссяк, оставив после себя блеск росы. Над озером простерлась благостная тишь, украшенная серебром идущего от почти идеального лунного шара света. Будь обстоятельства иными, Бекки залюбовалась бы на пейзаж, но в эту ночь без малого полная луна казалась ей глазом мертвеца, облаченным в пленку катаракты.

Со стороны сосновой рощи с тихим, но слышимым вздохом подул мягкий ветер. Он тронул гладь озера и чуть взволновал ее. Легонько затряслись ставни – с сухим звуком, что напоминал перестук старых костей.

И вот ветер миновал.

В доме было холодно. Бекки поежилась. Будто коса Жнеца просвистела над их хижиной – и миновала, но холодок остался.

А вдруг коса вернется, подумала она, но мысль не задержалась надолго.

Она обратила глаза к озеру, маленькому деревянному причалу, что торчал из озера, подобно темному языку – языку Клайда, висящего в петле.

Влага скапливалась на стекле и катилась вниз, словно шарики ртути, медленно меняя цвет на кроваво-красный. Стекло затемнялось, становясь похожим на зеркало из обсидиана.

А потом появились глаза. Огромные, будто вырезанные в хеллоуинских тыквах.

Появился звук: рычание, издаваемое неким голодным ночным зверем.

И этот рычащий зверь с горящими глазами и ненасытным брюхом мчался прямо на нее – разумный, с недобрыми мыслями, проблесками зловещего интеллекта в самом сердце пылающих тыквенных очей.

Нет, это был не зверь, и эти сияющие круги – не глаза. Это…

Ничто. Ничего более.

Никаких кроваво-красных капель.

Никакого зверя – или твари, что походила на оного.

Просто ветер гуляет меж сосен да серебряный лунный шар отражается в озере.

Бекки поникла, отшатнулась от окна. Схватилась рукой за край кушетки, стараясь не споткнуться. Ночнушка была еще мокрее, чем прежде. Ткань облепила грудь, забилась между ног, как безжалостная, алчущая рука – рука Клайда Эдсона.

Боже, перестань его бояться. Он мертв. Он был человек, а не чудовище.

Впрочем, просто ли человек, вдруг подумалось ей.

Присев на кушетку, она содрогнулась. Комната становилась все больше похожа на нутро холодильника. А она вымокла – и еще этот неуютный холод страха…

Возьми себя в руки, девчонка. Так недолго и свихнуться.

Недолго?

Бекки прошла на мягких ногах на кухню, выпила стакан воды.

Зверь с горящими глазами, подумала она, рычащий голодный зверь.

Все это не могло быть просто сном. Никак нет. Слишком ярко и живо.

А может, она действительно начинает сходить с ума.

Нет, со мной все в порядке! И все эти психиатры – просто недоумки. Сейчас я испытываю что-то вроде прозрения, предупреждающего прозрения. Нутром чую, это так.

Бекки попыталась найти в творящемся с ней хоть какой-то смысл, но такая миссия оказалась невыполнимой. В конце концов она сдалась и вернулась в кровать.

Но спала плохо.

30 октября, 03:01

Остальные решили немного поспать. Он пообещал им отдых. Ждать приходилось долго, и ожидание пробуждало зуд в его ладонях, но сейчас за ними охотились. Если этот день – вернее, его остаток – и большую часть завтрашнего дня они проведут тише воды ниже травы, ситуация, возможно, улучшится и дела наладятся. Законники решат, что они перемахнули через границу в Луизиану, и отправятся искать их туда. Если так, они смогут немного расправить плечи.

И тогда он разыграет свою карту.

Он был умен. Приятно сознавать свое превосходство: думая об этом, он неизменно улыбался. Конечно, ему помогали. Тот же Клайд, поселившийся теперь в его голове.

Но ожидание… как оно его утомляло.

Открыв со своей стороны дверь, он вышел из машины.

Снаружи было прохладно, но нехолодно. Ночь прояснилась, луна отчетливо пропечаталась на небе. Почти полная – если не вглядываться, за полную и примешь. В ближайшие несколько дней ее цикл будет завершен. Сотворить задуманное им дело в час тревожного полнолуния казалось хорошей идеей.

Он огляделся по сторонам.

Заехать на это пастбище и припарковать машину на дальнем его конце, в густой тени деревьев, – очередная гениальная идея, пришедшая ему в голову (он не помнил, пришла она с помощью Клайда или без оной). Полицейские не смогут проверить все близлежащие выгоны – их тут сотни. Шансы на то, что им ударит в голову проверить конкретно этот выгон, стремились к нулю. Даже теперь, когда непогода улеглась, им ни за что не углядеть машину под этими деревьями. Прекрасное местечко для спокойного и безопасного привала.

– Что-что? – тихо спросил он. Склонил голову, прислушался. – О да, я знаю, мой друг Клайд. Скоро. Совсем скоро.

30 октября, 08:23

Утром они первым делом приготовили кофе и распаковали коробку пончиков (не первой свежести), прихваченную с собой. За трапезой Монтгомери сказал:

– Я собираюсь наведаться в Минанетт, кое-что купить. Хочешь со мной?

Бекки улыбнулась. Зловещий флер видений улетучился при свете дня, но холодок от них, будто отсвет, не желал уходить.

– Нет, я останусь здесь и буду листать журналы. Взяла с собой целую стопку.

Монтгомери хохотнул.

– Как скажешь, но давай хотя бы составим список, что купить, пока я здесь. Есть у тебя какие-нибудь пожелания?

– Дай подумать…

Она нашла бумагу и ручку. Вместе они набросали список, обсуждая каждый пункт, с чем-то соглашаясь, а что-то отбрасывая.

– Ты точно найдешь дорогу в Минанетт? – спросила Бекки.

– Дин сказал так: едешь по асфальтной дороге десять миль и не моргаешь.

– Похоже на него.

В дверях они поцеловались – сухо, как губка с грязной поверхностью. Монтгомери прошел к «гольфу», обогнул его, бросил взгляд в зеркало заднего вида – нет ли кого в салоне.

Бекки уже ретировалась внутрь.

– Этакая возвышенность, – пробормотал он и сел за руль.

Когда десятая миля подошла к концу, первое, что Монтгомери увидел, – заправочную станцию с мелким магазинчиком при ней. Огромная вывеска над дверью сообщала:

«ПОПОВЬЯ ЛАВКА».

Хмыкнув, Монтгомери проехал мимо и принялся обследовать городок. Или назвать местечко иначе – поселок, община? Любое из этих слов в данном случае смахивало на предельно вежливый эвфемизм.

Но атмосфера тут царила приятная, как и подобает тихой гавани. Маленький городок из числа тех, где время течет медленно и ничего из ряда вон не происходит – вот что собой представлял Минанетт.

А может, он испытывал такое облегчение лишь потому, что на время оказался вдали от Бекки. От ее взгляда затравленного зверя.

Он миновал автоматизированную прачечную с вывеской «Минанеттский чисторан». Были тут и почтовое отделение, банкомат в будке, похожей на общественный нужник, и россыпь лавчонок.

Вблизи дороги примостилось несколько домов. Как асфальтовые, так и глинистые дорожки разбегались от них во все стороны, уводя куда-то популяцию городишка, которая, согласно Дину, насчитывала около пяти сотен душ. Монтгомери цифра виделась внушительной, но не так уж много требуется от поселка, чтобы обслужить пятьсот человек. К тому же неподалеку находились Ливингстон и Лафкин: если чего-то не было здесь, можно было сыскать там.

Он поехал дальше. А вот и школа – местный ее аналог, ужасно маленькая и, надо думать, обслуживающая все классы, от начальных до старших. За ней – лес по обе стороны дороги. Экскурсия по поселку с гордым названием Минанетт подошла к концу.

Развернувшись, Монтгомери поехал обратно к «Поповьей лавке». Вот там, надо думать, кипела жизнь.