И банкиры из преступного сообщества банкиров, уже было начавшие потирать свои руки от ждущих их барышей, называемых сверхприбылью, как только узнают о случившемся с этим инвестором, ранее собиравшимся через их банк провести колоссальные суммы, естественно в это не поверят, и крайне за него или точнее сказать, за его инвестиции обеспокоятся. Ведь все прекрасно знают, что за ними (инвестициями) нужен особый присмотр, а тут инвестор и за собой приглядеть не может, а что уж говорить о тех его инвестициях, на которые вроде бы как выписана генеральная доверенность, а вот где она сейчас и у кого находится, то это такой кладоностный секрет, что ради него можно сделать некоторые отступления от правил законности.
И как только решение завладеть этим секретом и генеральной доверенностью в придачу, созреет в отдельных банкирских головах этого преступного сообщества, о котором каждый созревший банкир не будет распространяться, то тут-то и начнётся охота до денег инвестора. Для чего инвестора начнут так жёстко приводить в память через колено, что лучше не вспоминать. Ну а в свою очередь скрывающийся под без памятливым инвестором героический человек из специальных служб по разоблачению человеческой жадности, выдавая частями и в специальной направленности свои памятливые воспоминания, таким образом постарается стравить между собой все эти бандит…банкирские рожи. А уж после того, как они частично друг друга по устраняют, так сказать, проредят свои ряды, то оставшихся в живых счастливчиков, тёпленьким в своих постелях уже схватят люди из государственных структур, кому по своему призванию, призывать к ответу всякую подлость и жадность, положено так брать в оборот этот преступный контингент, жирующий за общественный счёт.
А тут вот как всё оказывается не так. И это ни какой не герой, а просто проходимец и вполне возможно, что негодяй, который просто до беспамятства напился, где-нибудь споткнулся, разбил голову, и тем самым записался в люди Икс, или Немо.
– И я вместо того, чтобы улучив свободную минутку отдохнуть, иду к нему и интересуюсь его здоровьем, мол, как там тебе дышится. А ему так легко дышится, что от этого дыхания другим людям не продохнуть. Вот же сволочь! – Выругался Иван, решив больше не тратить своё драгоценное время на этого гада, и тут же, уже головой увалился на стол, чтобы на зло всем этим беспокойствам, с умом предоставленное ему в распоряжение время тратить.
– Нет, я всё-таки не могу. – Спустя какое-то время, скорей всего, через всё ту же абстрактную минуточку, – что поделать, если здесь, в этих больничных палатах, время течёт, воспринимается и систематизируется в своих отдельных классификационных категориях, – Иван с этим своим возмущением отрывает свою голову от стола и зад от стула, и направляется в палату, чтобы … Пока он не решил спросонья для чего, но для начала будет неплохо, с ненавистью посмотреть на того гада, который ему не даёт спокойно нести дежурство.
И вот Иван решительным шагом добирается до кровати с поступившим пациентом, и с намерением посмотреть на него, а точнее в его наглую физиономию, – а тот лежит на боку, лицом к стенке и значит, спиной к Ивану, что тоже волнующе бесит Ивана, – и сходу постучав того по плечу, крепко так, с подковыркой его спрашивает. – И не надоело тебе притворяться? – После чего Иван даёт тому время на оправдание своего поведения (поэтому он и начал своё общение с этого вопроса), и на то, чтобы собраться с мыслями и ответить. Но всё бесполезно и видимо этот пациент настолько упёртый в своей правоте и безнаказанности тип, что он даже и не думает думать и само собой, шевелиться.
И тогда Иван, решив, что вот сейчас посмотрю тебе, подлец, в лицо, и всё, всё о тебе пойму, хватает того за плечо и резко разворачивает его к себе лицом. И как только Иван добивается своего и чуть ли не в упор перед ним оказывается лицо этого типа, то Иван в момент бледнеет и со словами: «Вот чёрт!», – одёргивается назад. И только было Иван, в умственной оторопи отскочил назад, как со стороны дверей ведущих в палату, до него доносятся голоса разговаривающих людей, только что подошедших к двери. И при этом эти голоса столь и в таком жутком качестве знакомы Ивану, что он и сам не понял, как оказался под одной из кушеток, откуда он спустя время выглянул и принялся вести своё наблюдение за происходящим в палате.
– Сюда что ли? – задаётся вопросом один из подошедших к двери людей, чей могучий и сковывающий взгляд Ивана силуэт, сейчас обрисовался сквозь органическое стекло дверей.
– Это, скорей всего, Сумеречный. – Предположил Иван, вспомнив то обстоятельство своего мимолётного знакомства с этими лицами грозной наружности, которое состоялось в морге, куда их с Гаем по причине их не должного усердия, в качестве воспитания в них командного духа, сослал заведующий отделением.
– Слушай, – определённо с умыслом обратился Иван к Гаю (Иван знал, что Гай несколько мнителен в вопросах связанный с потусторонним, в чью сторону, они сейчас фигурально направлялись), когда они в качестве наказания за своё не прилежание, а точнее, наоборот, за прилежание – они прилегли в свой, заметьте (а заведующий отделением совсем другое замечает, его взгляд сфокусирован совсем на другом), свой обеденный перерыв, вздремнуть, – оказались на посылках у патологоанатома Люцифера (понятно, что не настоящего, но во многом на него похожего и так сказать, стремящегося к этому для себя идеалу – кто-то себя считает божественным подобием, а кто-то более приземлено и реально на себя смотрит, и тут ещё можно поспорить, кто к кому ближе) и им пришлось направиться в морг. А тому только одного подавай – только что поступившие трупы (путь к его сердцу лежал через морг). Ну а это всё в своей совокупности наводит на мысли о суровости бытия и о потустороннем, о тех же снах. – Ты как вчера спал? – спрашивает Гая Иван.
– А что? – в нехорошем предчувствии вздрогнул в ответ Гай, чуть не выронив из рук носилки с очередным подарком для патологоанатома. И хорошо, что Иван не обратил на это большого внимания, – а то, что он сачок, то он уже об этом не раз делал ему замечания, – а то бы он его как минимум, заподозрил в укрывательстве своих снов.
– Да вот странный мне вчера приснился сон. – Нагнетая мрачную обстановку, проговорил Иван, косо посмотрев на Гая. Ну а Гай весь напрягся в нехорошем предчувствии и с наигранной беззаботностью спрашивает его. – Ну и чего тебе приснилось? – Иван же хотел было сразу рассказать ему только что придуманную версию своего сна о небывало кошмарном, но тут ему показалось что ли, что переносимый ими на носилках человек, уже несколько часов пребывающий в неживом состоянии, вроде как в тот же спрашиваемый момент изучающе на него посмотрел, и как бы всем своим прибитым, как говорят молотком, видом показывая, что он глубоко сомневается в его честности.
– Мне человеку с сегодняшнего дня имеющего свои связи с потусторонним миром, отлично известно, что вам, живым людям, там, в тайниках своих мыслей, видится. – Покачиваясь на ходу, вот таким рассуждающим образом виделся Ивану этот на дух не переносимый и в тоже время переносимый ими в носилках тип прибитой и до чего же противной наружности, так и подрывающийся вскочить со своего места в особые моменты, когда Гай спотыкался на ступеньках. – И даже я, повидавший всякого непотребства в немалых количествах, – а на это указывает хотя бы мой скоропостижный уход из жизни, – и то на некоторые вещи, которые всплывают в сновидениях у некоторых с виду вроде как приличных людей, не готов смотреть без должной подготовки в баре. И мне одного взгляда на тебя хватило, чтобы понять, какой ты всё-таки в сущности человек сволочной. – И как показалось Ивану, то этот человек не живой наружности, – а его, между прочим, он и Гай практически несут в последний путь, а от него никакой благодарности, – взял и особенно улыбнулся на этих своих словах, которые он через свою внешнюю выразительность передавал ему.
И тут Иван не выдержал и разошёлся в исступлении. – Да что ж такое?! Его, понимаешь ли, несут, а он ещё выказывает претензии. Да я тебя, бандитская морда, сейчас не к патологоанатому отнесу, а прямиком отправлю в печь крематория, и как результат, следствие по твоему делу зайдёт в тупик. И ты не будешь отомщён. – И вслед уже хотел было вспылить и подпалить несомого авторитета Горелого (так Иван его про себя прозвал), но вовремя сообразив, что тогда у следствия уже к нему возникнут вопросы, к чему также подключатся люди из банды Горелого, – а там недалеко и самому угодить в печь крематория, – решил оставить всё как есть, а на Горелого наплевать. – Тьфу, на тебя. – На этом моменте, на одном из спусков, Иван спотыкается и чуть не роняет из рук носилки вместе с Горелым. Ну а Горелый всё отлично понял, что задумывал Иван, – ведь не надо забывать о его связях с потусторонним, – он хотел травмировать его голову ещё раз, уже после смерти.
