* * *
Варшава утопала в грязи. Затяжной дождь превратил пыльные немощёные улицы польской столицы в разливанное море топкой жижи, к вящей радости простолюдинов, которые за отдельную плату переносили на закорках расфуфыренных шляхтичей, съехавшихся сюда по случаю очередного бескоролевья. Несмотря на это, предстоящий сейм сделал улицы ещё оживлённее, однако командующий русскими войсками генерал граф Ласси оставался в отведённом ему просторном доме и сейчас расхаживал по малому залу, так и эдак прикидывая, что будет дальше.
Дело было в том, что король Польши Август II недавно умер, и теперь за польскую корону боролись два весьма сильных претендента: Станислав Лещинский, имевший много сторонников, которого к тому же всячески поддерживали французы и ставленник России курфюрст саксонский. При таком раскладе из Петербурга в Варшаву были посланы немалые деньги, а к польским границам отправлено сразу две группы войск, с целью обеспечить нужный результат выборов, и сейчас генерал Ласси думал, что ему сделать, дабы не дать французам взять верх.
Его очень беспокоило, что с самого начала ничего не получалось, а затем и вовсе всё пошло наперекосяк. Примас[3] и шляхта, опасаясь, что под русским влиянием ликвидируют liberum veto, прислушались к французам, и сейм, заседавший в Коле[4] пятнадцать дней, провозгласил Станислава королём Польши. После такого афронта русский и австрийский посланники напрямик объявили примасу, что польским королём будет признан только курфюрст саксонский. Но примас и его партия посчитали, что, хоть венский и петербургский дворы недовольны таким решением сейма, изменить его им не удастся.
Впрочем, надежды примаса и его людей оказались тщетными. Императрица Анна Иоанновна тут же приняла крутые меры, и в Литву вступил стоявший на границе 20-тысячный корпус Ласси, двинувшийся прямиком на Варшаву. Ему навстречу поспешили паны, недовольные избранием Станислава, однако, когда корпус подошёл к столице, выяснилось, что мосты через Вислу разрушены, а Станислав уже направился завоёвывать Данциг. Тогда полтора десятка сенаторов и до шестисот шляхтичей (все те, что не признали предыдущего решения сейма) собрались на поле у деревни Комиец, где уже происходили такие выборы, и там ими было решено объявить курфюрста саксонского новым королём Польши под именем Август III. Такая ситуация требовала кардинального решения, и именно поисками его были теперь заняты мысли Ласси.
Это занятие командующего прервал поднявшийся в доме шум, а затем и совсем уж неожиданное появление второго посланника – графа Левенвольде-младшего. Судя по его достаточно встрёпанному виду, граф был весьма встревожен, и генерал, выждав приличествующую паузу, спросил:
– Что, случилось что-то?
– Шляхта из-за выборов короля буйствует, – растерянно ответил граф, вытирая проступивший на лбу пот, и только потом уточнил: – На мою резиденцию напали, грозятся, я скрытно сюда ушёл…
– Что? – изумился Ласси.
Ответить Левенвольде-младший не успел, так как в зал вбежал адъютант и прямо с порога сообщил:
– По саксонской резиденции из пушек палят!
– Что, прямо-таки из пушек? – оторопел Ласси и растерянно посмотрел на Левенвольде. – Как это так можно?
– Не знаю, – развёл руками посланник. – Но я туда, чтоб всё вызнать, уже своего конфидиента отправил…
– Подсыл-то надёжен? – быстро спросил Ласси.
– Да, оно вроде бы… – сразу испытав сомнение, как-то неуверенно стал отвечать Левенвольде, но сбился и, чтобы не потерять лицо, преувеличенно бодро заверил: – Надёжен, вполне…
Посланнику вдруг вспомнились угрожающие выкрики сторонников Станислава, ломившихся в здание, напрасные попытки служек как-то урезонить разбушевавшихся шляхтичей и своё позорное бегство тайными переходами, которыми его вывел на задворки тот самый конфидиент. Позже, осознав, что прямая опасность миновала, Левенвольде приободрился и, отправив своего доверенного спутника разузнать, что делается возле саксонской резиденции, сам поспешил к Ласси.
Командующий знал, что поляки, стремясь как-то разрядить ситуацию, настоятельно требуют отъезда посланников русского и дрезденского дворов. Но то, что они решатся на пушечную пальбу, Ласси не ожидал. Видимо, думая о том же, Левенвольде-младший стал сокрушаться вслух:
– Мы всё делали, деньги давали немерено, переговоры вели, и вот результат…
Графу Ласси было известно о распоряжении императрицы не скупиться, и он понимал, что посланник ищет хоть какое-то оправдание для себя. Впрочем, говорить на эту тему не стоило, и генерал коротко бросил:
– Что из Петербурга?
– А что Петербург?.. – Левенвольде сокрушённо вздохнул. – Петербург далеко, пока туда отпишешь, а решать сейчас надобно…
– Зато мне, граф… – Ласси сделал многозначительную паузу, – велено государыней заставить Станислава вовсе уйти из Польского края.
– Да, да! – сразу оживился посланник. – Наши конфидиенты сообщают, что Станислав решил засесть в Данциге и собирается там дожидаться французской помощи, чтобы силой взять трон.
– Значит надо опередить французов, – твёрдо заявил Ласси.
Левенвольде хотел что-то сказать, но долетевший снаружи странный шум заставил его повременить, тем более что в залу вошёл адъютант и несколько растерянно доложил:
– Там какой-то шляхтич к вашей милости сюда рвётся. Говорит, он знает, что посланник здесь.
Ласси посмотрел на Левенвольде, и тот закивал головой.
– Да, да, это вероятно он, конфидиент…
– Пусти, – бросил Ласси, и адъютант, тихо прикрыв за собой дверь, исчез.
Шляхтич не заставил себя ждать, вот только, войдя, он застыл на месте, поочерёдно глядя то на посланника, то на генерала, не зная, к кому следует обращаться. Вид у левенвольдовского конфидиента был залихватский. Одетый в лазоревый кунтуш, вышитый золотой нитью по вороту, с высокой шляхетской квадратувкой[5] на голове и висевшей на боку явно дедовской саблей, давно не чищенная серебряная рукоять которой потемнела от времени, он, казалось, с кем-то повздорив, только что выскочил из придорожной корчмы.
Видя, что шляхтич никак не решится заговорить, Левенвольде поторопил его:
– Ну, что узнал?
– У вас всё разграблено… – Шляхтич наконец-то обрёл дар речи.
– Я это понял, – отмахнулся Левенвольде. – Что у саксонцев?
– Ваша милость… – Шляхтич запнулся, бросил короткий взгляд на Ласси и только потом заговорил: – Конфедераты требовали, чтоб саксонский посланник и его люди уехали из Варшавы, а когда те отказались, подвели пушки.
– Значит, это они стреляли? – уточнил Ласси.
– Так, они, – подтвердил шляхтич и уже увереннее продолжил: – Шесть пушек подвезли и стрелять ядрами начали. А когда ворота в щепы разбили, за ограду лезть начали. Там народу много собралось, только, как пушки пальбу учинили, обыватели разбегаться стали.
– Не про них речь, – оборвал его Ласси. – Саксонцы что?
– Ответную стрельбу тотчас учинили. А когда у конфедератов больше трёх десятков шляхтичей побило, то их ярость укоротилась, и люди в доме саксонского посланника капитуляцию истребовали, по силе которой они в дом имперского посланника перешли, – единым духом выложил шляхтич и замолчал.
Выслушав конфидиента, Левенвольде кивнул.
– Ладно, иди, подождёшь меня там.
Ласси же, проводив шляхтича взглядом, поинтересовался:
– Он что, не бедный?
– Да где там… – махнул рукой Левенвольде. – Один гонор шляхетский. Правда, сейчас у меня на пару злотых расстарался.
– Я вот что подумал… – Ласси выдержал довольно долгую паузу. – Может, те посольские деньги на таких, как шляхтич этот, стоит тратить?
– Сие заманчиво, но, увы, невозможно. Практичнее иметь дело с влиятельными особами, – возразил Левенвольде.
– Оно так, – вздохнув, согласился Ласси и поинтересовался: – Ведомо ли, кто со Станиславом в Данциге засел?
