Девушка невольно задалась вопросом, кем же была та, кому сейчас принадлежали красный плед в клетку, укрывавший кровать, и сваленные в кривую стопку тетради. Девушка, которая перестала существовать ради того, чтобы Даша проснулась в прошлом. Наверное, она очень страдала, находясь здесь — вечно издевающиеся одноклассники, учителя, считающие девушку чуть ли не тупицей, и непроходимое чувство одиночества, которое сейчас испытывала и сама Старкова. Всё это капало раскаленным воском на чувствительную кожу. Медленно сводило с ума. Наверное, живи сама Даша под таким прессингом два года, тоже не отказалась бы раствориться во времени.

Раньше. Последние полгода определенно закалили её. Теперь девушка ни за что не посмела бы сдаться. И дело было даже не в непозволительной слабости, которую так презирали её враги. Просто было, за что бороться и за что мстить.

Переодевшись в спортивную форму, девушка потянулась к тумбочке за резинкой. Она даже не поняла, как всё произошло — просто запястье на секунду пересеклось с холодом фарфора, и пустой стакан, пошатнувшись, полетел на пол, закатываясь под кровать. Можно было считать необыкновенным везением то, что он хотя бы не разбился.

Опустившись на колени, Даша приподняла плед и провела рукой под кроватью. Стакана не было, а вместо него пальцы нащупали тетрадь в твердой обложке.

Блокнот был брошен под кровать небрежно, как будто даже в спешке. От этого помялись листы. Его исписали уже больше, чем на половину, и от записей, сделанных знакомым почерком, у Даши по спине пробежал холодок. Реки ненависти, боли и слез, из-за которых в некоторых местах чернила расползлись некрасивыми кляксами. На последней странице карикатурно была нарисована Полина, а вокруг светил нимб из единственного повторяющегося слова. Ненавижу. Даша сразу поняла, где видела такой почерк — именно им был написан конспект по биологии, который она так и не успела толком прочесть. Дневник принадлежал Дарье Старцевой.

На первых страницах девушка подробно описывала все издевательства, придуманные её одноклассниками, но потом, видимо, ей стало невыносимо переживать это снова. Записи сменились карикатурными картинками, главными героинями которых чаще всего становились именно Полина и Катя. Даше удавалось удивительно тонко передавать основные черты лиц девушек, благодаря которым схожесть была колоссальной. На одной из страниц, уже ближе к концу, Старкова наткнулась на короткую, выглядевшую поразительно голой среди пестрых рисунков запись.

«Она нашла письмо. Я не хочу жить»

Эти слова не выходили у девушки из головы даже за обедом. Она одиноко сидела в самом углу, откуда можно было наблюдать за всем, что происходит в столовой, мешая ложкой остывший суп. За все издевательства, описанные на страницах дневника, Даша ненавидела своих одноклассников так, будто сама пережила этот кошмар. Но больше остального, ей хотелось узнать, кто нашел письмо, тем самым лишив Дашин меркнувший мир последних красок. Записи в дневнике не были датированы, но Старкова не сомневалась, что именно после этого события проснулась здесь.

Когда рядом кто-то сел, девушка невольно отвлеклась от поисков разгадки и подняла голову. На соседнем стуле сидел Вадим, отмахнувшийся от Антона, активно размахивающего руками. Даша нахмурилась и покачала головой — она хорошо помнила, что когда вошла в столовую, они сидели вместе. Значит, что-то заставило Вадима отсесть.

Девушка посмотрела на Антона, вернувшегося за свой стол, и поняла, что именно это было. Он и Полина сидели так близко, мило воркуя, что Вадим просто не выдержал. Скорее всего, Уваров и так не одобрял подобную розовую приторность, а когда к тому же родной брат целуется с любимой девушкой… Даже у него сдали нервы.

— Привет.

Даша перевела взгляд на Вадима. Он почти не изменился — там, в будущем. Всё такой же сосредоточенный взгляд и сомкнутая челюсть. Холодная рассудительность. Грамм эмоций, померкнувший через десять лет матовым блеском в глазах.

Он выдохнул, словно только что обнаружил присутствие одноклассницы за столом. Отодвинув тарелку, встал, намереваясь уйти. Даша фыркнула.

— Ну, и катись. Больно надо.

Вадим остановился, и девушка отметила, как напряглись его плечи. Он медленно повернулся и посмотрел на неё.

— Что ты сказала? — Даша повела бровью.

— А тебе всё по два раза повторять надо?

Вадим сузил глаза, внимательно изучая хрупкую девушку, так дерзко смотрящую на него в ответ. Парень словно впервые открывал её. Как она пытается держаться, хотя видно, что испугалась собственной наглости. Как она почти не дышит, судорожно выдыхая воздух через приоткрытые губы. Он сделал два шага к ней и склонился, одной рукой упираясь в стол, а другой держась за спинку стула, на котором сидела Даша.

— И как давно у тебя голос прорезался?

— А как давно ты безответно влюблен в Полину?

Стол дрогнул — Даша на секунду подумала, что это было землетрясение, но на самом деле по нему кулаком ударил Вадим. В столовой воцарилась гробовая тишина — внимание абсолютно каждого было теперь приковано к ним.

Парень был так близко, что Даша могла рассмотреть каждую его несовершенность. А он — её. Девушка остановила свой взгляд на малюсеньком шраме над правой бровью — будь расстояние больше, она бы так никогда и не узнала о его существовании. Вадим медленно выдохнул.

— Вот теперь ходи и бойся.

Он выпрямился, показавшись Даше просто громадным, и покинул столовую. Только теперь девушка осмелилась перевести взгляд на стол — нетронутый суп вытекал из-под перевернутой тарелки лужей, пачкая все вокруг. Даша продолжала наблюдать за отвратительной желтоватой жижей, похожей на чей-то непереваренный обед, когда вокруг начал нарастать шум. Как-то сам собой рядом возник Виктор Николаевич, дергая девушку за руку.

— Что между вами произошло? — Даша покачала головой.

— Всё нормально. Мне нужно идти.

Конечно, она боялась. Несмотря на то, что Вадим был еще далек от того, кем станет через десять лет, в нем уже это было. И если Даша перешла грань, то что помешает её перейти парню?

Вадим показал, что не шутит уже на следующем уроке физкультуры. На волейболе они оказались в разных командах, и все атаки парень проводил именно в её сторону. Даша лишь чудом успевала отскакивать, запоздало наблюдая за тем, как мяч ударяется об стену за её спиной. Но иногда, когда реакция подводила её, девушка получала удары в голову или по рукам.

— Двадцать четыре — пятнадцать. Контрольный мяч, — физрук, грузный и ленивый, с размытым лицом, который работал в Логосе до Лобанова, поднес к губам свисток.

Даша, потирая ушибленный локоть, посмотрела на противоположное поле. Внутри всё оборвалось, к девушке, словно палач, пришло понимание, что это конец. Подавал Вадим. Он несколько раз стукнул мяч о пол и прицелился. Даша напряглась — не было и капли сомнений в том, что метить парень будет исключительно в неё.

Но сознание снова подвело. Девушка завороженно наблюдала за тем, как Вадим подбрасывает мяч и одним точным ударом посылает за сетку. Мозг и тело потеряли связь — Даша не сдвинулась ни на шаг, хотя могла спастись.

Удар пришелся в солнечное сплетение. Из легких выбило весь воздух, и девушка, согнувшись пополам, зашлась в кашле. Из глаз брызнули слезы.

Но её мучений никто как будто не заметил. Никто даже не сделал Вадиму замечание, хотя было грубое нарушение. Даша слышала, как физрук всех отпускает. Как мимо проходит, посмеиваясь, Катя.

Девушка закрыла глаза и опустила голову. Боль была такой, что она была готова потерять сознание.

— Мне зал закрывать надо. Выметайся.

Прихрамывая и придерживая рукой ушибленное место, Даша без стука вошла в комнату к Вадиму. Это была комната всего на двоих, и Уваров жил здесь со своим братом. Позже девушка осознала, что не знала, где он живет — ноги сами привели её туда.

Вадим стоял посередине комнаты в одних джинсах, пытаясь найти в недрах шкафа футболку. Антон, увидев гостью, присвистнул. Он рвано выдохнул, протискиваясь между девушкой и стеной, хотя мог легко обойти её с другой стороны, и вышел, прикрыв за собой дверь.