— Если позволит служба, мэм, — отвечает Барнс, наконец, собравшись с мыслями. Приподнимает бровь, выдавая самую очаровательную улыбку, на которую способен, но Натали этого как будто не замечает.
Она кивает, по-видимому, удовлетворённая ответом. Ещё раз смотрит на Стива, изогнув брови и приподняв уголки губ, чем вновь заставляет его смутиться, после чего коротко прощается и уходит.
Баки до последнего смотрит ей вслед в надежде, что она бросит ещё один взгляд через плечо хотя бы в дверях, но мисс Натали Райт выходит из бара, так и не обернувшись.
Комментарий к Глава первая
*«Марселье́за» (фр. La Marseillaise) — гимн Французской Республики.
*«Белла чао» (итал. Bella ciao — Прощай, красавица) — народная итальянская песня, исполнявшаяся участниками движения Сопротивления в Моденских горах во время Второй мировой войны и получившая широкую мировую известность в 1940-х годах.
========== Глава вторая ==========
О, партизаны, меня возьмите,
О, прощай красотка, прощай красотка, прощай!
О, партизаны, меня возьмите,
Я чую, смерть моя близка!
Привыкнуть к тому, что Стиви больше не дохлый и невзрачный, а настоящий герой в центре внимания, Баки удаётся не сразу. И с большим трудом, надо признать. Он-то привык все время защищать его от хулиганов в подворотнях, лечить от гриппа, неизменно напоминавшего о себе каждую осень, присматривать за ним, когда он остался один…
Теперь-то Роджерс не бывает один. Его все время окружают другие солдаты, полковник Филлипс никогда не отпускает от себя дальше, чем на пару шагов. И эта женщина… девушка. Для всех она агент Картер, но Стив в разговоре с трепетом называет ее Пегги.
Он говорит о ней все время. А Баки слушает, потому что никогда не видел своего друга таким воодушевленным в отношении женщины. Говорит о том, как увидел ее впервые, как один из новобранцев попытался подшутить над ее британским акцентом, и Пегги одним ударом сбила его с ног. Как ехал с ней в машине, пока остальные бежали до лагеря, потому что ухитрился достать флаг, и как она упрекнула его в неумении разговаривать с девушками. Восторженно описывает то, какая она смелая и боевая, и расстроенно добавляет, что у неё какое-то фондю со Старком, чем вызывает у Баки приступ смеха.
— Да ты никак влюбился, Стиви, — резюмирует Барнс, деловито откидываясь на спинку стула.
Они сидят в пока ещё почти пустом штабе за большим столом. Ждут Филлипса, руководство и генерального директора, чтобы узнать план дальнейших действий. На обоих новая форма, все по протоколу. Стив, как и вчера, в своем начищенном пиджаке. Надел фуражку, только чтобы снять ее перед Пегги. Баки тоже учёл ошибку предыдущего вечера — форма выглажена на совесть, без единого пятнышка. Волосы расчесаны и уложены, лицо чистое, свежее. Греет одну ладонь о чашку недопитого кофе, уже слегка подостывшего. В другой — сигарета.
Стив не мёрзнет, ему не нужно согреваться кофе. И не курит. Никогда не любил и не хотел даже пробовать. Старается не морщиться от неприятного запаха, когда Баки выдыхает дым, и едва не заходится краской, едва тот выводит его на чистую воду.
— Что ты… — смущённо начинает он, хмурясь и отворачиваясь к стене.
Баки от этого смешно ещё больше. Двухметровая гора мышц весом килограмм в сто, а краснеет как школьница. Ну точно, Роджерс совсем не изменился. Кто бы там что ни говорил.
— И правильно, что влюбился, — продолжает Баки, подбадривая. — Не до конца же жизни мне тебе о женщинах рассказывать. Она хорошая, тебе подходит. Смотри не упусти.
Барнс тушит окурок о пепельницу и слышит приближающиеся шаги. Поднимает голову. Встаёт, приветствуя полковника и Пегги — точнее, агента Картер. Пегги она для Стива, не для него.
За ними вваливаются Фелсворт, Дум Дум и Морита. Дернир и Гейб Джонс плетутся позади, перешептываясь по-французски. Они в приподнятом настроении, что-то обсуждают и шутят между собой, но по лицу агента Картер Баки понимает, что разговор пойдёт серьезный.
— Джентльмены, — произносит она почти торжественно, подходя к столу, и Барнс видит, что в этот момент она смотрит на Стива, — садитесь.
***
Когда они заканчивают, на улице уже темно.
Маленькие карманные часы холодят подрагивающую от волнения ладонь. Если кто-нибудь заметит, решит, наверное, что Барнс боится возвращаться на фронт. Любой нормальный солдат на его месте боялся бы. Но Баки привык воевать, как будто делал это всю жизнь. Прописался в каждом окопе и «гнезде», сросся со своей винтовкой. Другое дело — взять в руку женскую ладонь впервые за долгое время. Вот уж где действительно сноровка заметно растерялась.
Стив остался в штабе с Пегги обговорить последние детали миссии, Коммандос давно отправились отмечать. На циферблате — половина десятого, и Барнс надеется только на то, что Натали ещё в баре. Лондон не был бы Лондоном без холодного осеннего дождя, и льёт, соответсвенно, как из ведра. Ботинки спешно шлепают по лужам, пока Баки поправляет воротник и находу приглаживает волосы под уже насквозь мокрой фуражкой.
— О, добро пожаловать, сержант! — здоровается вчерашний бармен, когда над дверью звякает колокольчик, и Баки почти что забегает внутрь.
«Гарнизон» полон до отказа, мест не хватает. Многие стоят у бара и даже между столами, кто-то танцует парами в центре.
Натали на сцене. Тонкую фигуру обрамляет темно-красное платье, и она, покачивающаяся у микрофона, кажется ещё красивее, чем вчера. Рыжие кудри пружинят над плечами, когда она склоняет голову, и ее нежный, тягучий как мёд голос обволакивает слух.
Все смотрят на неё, и она это знает. В естественности жестов, за которыми хочется следить бесконечно, невероятная привлекательность мешается с обворожительностью. По каждому ее движению, мимике видно, как естественно для неё это внимание, словно она была рождена для него. Заметив Баки, она чуть заметно улыбается, приподняв уголок алых губ. Кокетливо изгибает бровь, не отрывая взгляда из-под ресниц.
— Барнс! Сержант Барнс! — машет руками Дернир, вставая с места, заметив его. Пытается перекричать гул, держа в зубах сигарету, широким жестом приглашая его за их стол у самой сцены. — Давай сюда!
Баки, выдохнув, поправляет галстук. Пробирается сквозь уже захмелевших солдат, пока Фэлсворт и Морита оперативно организуют для него ещё один стул.
Песня заканчивается, и бар взрывается аплодисментами. Натали улыбается. Благодарит со сцены, ловя на себе взгляды, изящные ладони в тонких перчатках хлопают с остальными.
— Она чудо, — говорит Гейб Джонс, когда Баки опускается на стул, и придвигает к нему пивной бокал. — Потрясающе поёт.
— Не ты один на неё запал, — усмехается Дум Дум, окидывая взглядом полный людей бар. — Сегодня тут девять из десяти пришли не ради того, чтобы выпить. Хороша чертовка, яблоку упасть негде! У Эрла, наверное, по воскресеньям месячная выручка.
Они громко хохочут, поднимая свои бокалы. Чокаются с таким энтузиазмом, словно только сейчас наконец сделают первый долгожданный глоток, и измучившей жажде придёт конец.
Баки знает, что в расход пошла уже не первая и даже не вторая пинта, но ничего им не говорит. Лишь довольно улыбается. Они не боятся лететь завтра в Бельгию, не боятся снова отправиться в бой. Возможно, ни один из них об этом сейчас даже не думает — они живут, живут по-настоящему. Этим самым моментом. Моментом, в котором они счастливы. Они вместе в тепле шумного бара, где на сцене поёт самая красивая рыжеволосая девушка на свете, зачем думать о войне?
— Да, кстати, — говорит Барнс, поворачиваясь к ним, — а как вы тогда нашли стол?
Морита усмехается, и Дернир заговорщически подмигивает, хлопнув его по плечу.
— Она оставила для нас. — Жак с довольной улыбкой кивнул на Натали. — Попросила Эрла, чтобы этот не занимали. Сказала «для Капитана Америка и его друзей», вот как.
Баки поднял голову, вновь цепляясь взглядом за ткань красного платья. Он постарался приподнять уголки губ, чтобы не выдать, как сильно его это задело. Где-то внутри закопошилось отвратительное чувство, похожее на… ревность? Нет, бред какой-то. Баки не может ревновать, у него нет на это полномочий.
