– Тереза?! – выдохнуло сразу несколько человек.

– Все, за что мы сражались пять лет назад, за что погиб принц Мило и десятки тысяч людей, – все это спущено в выгребную яму! Я предатель? Нет, вот предатель, – она посмотрела лорду-регенту прямо в глаза, на это требовалась вся ее смелость, но трусихой она не была никогда. – Пять лет назад у нас был шанс. Вы помните, какой ценой далась нам победа? Гражданская война, разруха, эпидемия, голод… Мы победили бунтовщиков! Мы поклялись, что из развалин империи встанет новая, могучая страна – республика! Мы договорились, что поделим власть, мы, сильное правительство, при котором император – красивая ширма… Так?! Оглядитесь вокруг. Где сильная республика? Где наше правительство?!

У нее саднило в горле, но она чувствовала вдохновение. Что-то похожее, наверное, чувствует Айрис Май, когда стоит на сцене со своей свирелью.

– Он диктатор! – Она возвысила голос. – Кто угрожал его власти – того он обвинял в сговоре с бунтовщиками и отправлял в котел! Он – император, а вы ничтожества! Члены императорского совета?! Трусливые марионетки!

Ее рука дрогнула, она чуть не расплескала вино.

– Верните достоинство, убейте его кто-нибудь ради своей страны… Я поаплодирую с того света!

Она прижала бокал к губам. Вино наполнило рот, холодное, сладковатое. Она пила жадно, надеясь, что каждый глоток будет последним, опасаясь, что горло сведет судорогой…

Эрно смотрел на нее. Никогда раньше она не видела в его глазах столько горечи.

Тереза выронила опустевший бокал, он разлетелся вдребезги, и снова сделалось тихо. Тереза тупо глядела на осколки – и не чувствовала ничего, кроме подступающей жути.

В этой тишине Эрно сделал глоток от своего бокала:

– Пейте, господа. Вино хорошее.

– Зачем? – после паузы спросил Вальтер.

– Чтобы вы услышали ее признание. Рея, у вас были вопросы? Задавайте.

– Ты обещал ей легкую смерть, – медленно сказала Рея.

– А я обманул. – Он пожал плечами. Вынул из кармана и положил перед собой маленькую морскую ракушку. – Здесь дар, который Тереза, руками своих подручных, послала императору. Тереза, ты понимала, что меня убить не удастся, и решила убить ребенка?

– Это не ребенок, – сказала она сипло. – Это источник твоей власти. Это препятствие между проклятой, нищей, жестокой страной и нашей настоящей родиной.

Они смотрели на нее, как будто впервые видели.

– Но гибнут же сотни детей, – сказала она, всматриваясь в их лица. – Прямо сегодня, от голода, побоев, от нищеты. Кто должен защитить их? Кто, если не мы?! Поймите, это закон истории – тот, кто становится у нее на пути, умирает. Кто убил своего лучшего друга?! – Она снова посмотрела Эрно в глаза и, кажется, почувствовала слабину. – Ага, принц Мило был плохим властителем! И ты убрал его, спасая империю! А теперь ради спасения родины император должен исчезнуть! Он последний в роду, на нем прервется династия! Конец императора – конец регентства, конец регента и его диктатуры!

Они отводили взгляд. «Ничего, – подумала она с внезапной надеждой. – Я зародила в них сомнения. Я подтолкнула к действию, и мое дело не пропадет. Чем красочнее будет моя казнь, тем лучше».

– Я готова идти в котел, Эрно Безглазый, – она произнесла вслух кличку, которую он ненавидел.

– Тогда бери. – Он протянул ей ракушку на ладони.

Они встретились глазами.

Давным-давно, много жизней назад, она целовала неопытного мальчишку, а он не знал, как правильно целоваться.

– Знаете, Ольвин… крик медузы не легенда, он существует на самом деле.

Решетки их камер разделены были узким коридором. Если бы не Ольвин – Ирис сошла бы здесь с ума.

– Технически это невозможно.

– Что невозможно технически? Огромной медузе превратиться в девушку?!

– Записать в ракушку этот крик. Представьте, вы налаживаете резонатор, нагреваете раствор, добавляете соли… Даете начало записи, камертоном. Медуза кричит, и… объясните: кто потом поместит кристалл в раковину? Если вы уже умерли?

– Не знаю, – призналась Ирис.

Они потеряли счет дня и ночи. Есть им давали часто, помногу, приносили сыр, хлеб, масло, овощи, но у Ирис начисто пропал аппетит. Ольвин ел: жизнь, похоже, не баловала его разносолами.

– Ольвин?!

– Я здесь…

Она поднялась на цыпочки и протянула руки сквозь решетку. Он сделал то же самое. В центре коридора, над каменным желобом, над зловонными лужами их руки дотронулись, дотянулись, вцепились друг в друга.

– Они вас выпустят, – сказала Ирис. – Всем понятно, что вы ни при чем. Я… добьюсь, я потребую, чтобы вас выпустили!

Решетка впивалась в плечи и в грудь.

– Спасибо, – сказал Ольвин. – Но и так все… неплохо получается. Солнце сжигает цветы, но они имели мужество пробиться. Они помнят, как цвести. Я помню, как впервые вас увидел… Мне не страшна любая казнь. А вы… вы не бойтесь! Вас они, конечно, отпустят, вы же с континента, за вас заступятся. Они не решатся вас тронуть.

– Тогда, – сказала Ирис, – они просто обязаны выпустить нас обоих. Мы уедем… здесь вам делать нечего. Я познакомлю вас с сестрой… и с племянниками. Мы сыграем дуэтом, сделаем запись…

Его ледяные пальцы стали согреваться в ее руках.

Она хотела еще что-то сказать, но в этот момент в конце коридора загрохотали шаги.

– Госпожа Ирис Май. Верно ли, что, поддавшись шантажу, вы приняли из рук некоего человека раковину с записью, с приказом подкинуть ее императору?

– Да.

– Сознаете ли вы, что приняли участие в заговоре, направленном против императора, и покушении на его жизнь?

Судебная процедура проходила странно, в пустом зале или, скорее, комнате. Человек, которого Ирис видела впервые, задавал ей вопросы, лорд-регент стоял у окна, спиной к допросчику и к Ирис, но здесь же, у дальней стены, на высоком стуле сидел император и, кажется, совершенно не вникал в происходящее.

– Все не так, – сказала Ирис и заставила себя улыбнуться. – Да, меня пытались втянуть в заговор. Но я нашла выход, я обманула шантажистов. Император… талантлив, он обязательно научится играть на свирели. Я бы мечтала продолжать уроки… если это возможно. Ференц, мне надо было все рассказать с самого начала, но я боялась за жизнь сестры и племянников. Я нашла выход! Я подменила ракушку! Я вернусь домой, увижу сестру живой и невредимой и тогда вернусь, мы снова начнем заниматься, впереди много работы…

– Император примет решение, – сказал допросчик. Лорд-регент смотрел в окно и даже не обернулся.

– Послушайте! – Ирис испугалась, что потеряет голос и не успеет сказать главного. – В тюрьме сидит Ольвин, который не имеет ко всему этому ни малейшего отношения. Он невиновен! Ту ракушку мне передал совсем другой человек! Вы меня слышите или нет?!

Мальчик что-то написал на листке бумаги и отдал допросчику. Тот вопросительно посмотрел на лорда-регента; с таким же успехом можно было спрашивать совета у каменной статуи.

– Э! – Допросчик поднес бумагу к глазам и тут же отодвинул подальше. – Император выносит приговор… казнить как государственную изменницу.

В этот момент лорд-регент наконец-то обернулся, но на лице у него была повязка, и прочитать его выражение было невозможно.

– Ольвин?!

Камера напротив была пуста.

– Куда вы его увели? Вы его выпустили, да?!

Стражники ушли. Ее голос разносился по тюремному коридору, никто не отвечал. Ирис металась от стены к стене, насильно заставляя себя надеяться: выпустили. Выпустили на свободу.

Потом надежда умерла, а Ирис выбилась из сил, опустилась на соломенную подстилку и закрыла лицо руками.

В дальней темноте замелькали факелы и застучали шаги. У Ирис волосы встали дыбом: людей было много. Значит, конвой, палачи, она не ждала, что казнь назначат так быстро.

Люди остановились. Первым, у самой решетки, стоял император – угол его рта тянулся книзу, глаза ввалились, спрятались, как под опущенным забралом. И он казался очень взрослым в этот момент, лет восемнадцать, не меньше.