"Нет", — возмущался их поведением, заблудившийся кукушонок. — "Слова то вы выучили, играете неплохо, но… как говорил товарищ Станиславский: Ребята, я вам не верю! Выступления у вас неискренние".

Творческая личность (Уровнем не меньше кинорежиссера Андрея Тарковского) продолжала критически оценивать окружающих. Выразительно махала головой.

"Речи не зажигают. На комсомольцев вы не похожи. Так, что… — вам надо репетировать, долго — до второго пришествия! И уж только потом! — полное погружение в историческое событие! И… кстати, вот этого седого мужика в старых очках с большими толстыми стеклами, что клюет носом, слева от меня, вообще нужно гнать в шею. Какой с него игровик? Люди готовились, репетировали. Денег наверное потратили кучу на воссоздание исторической обстановки и работу профессионального постановщика. А он — спать собрался!"

— Пусть все знают, как мы болезненно реагируем на критику! — произносил речь очередной выступающий. На отвороте его пиджака блестел комсомольский значок. Галстук старого фасона с огромным узлом плотно стягивал мускулистую шею. Лицо оратора было раскрасневшееся, потное. Говорил он, сидя за столом, напряженным от волнения голосом, иногда сверяясь с записями, сделанными в толстой тетради, лежавшей на столе. — Мы чуткий, высокосознательный коллектив! Мы не принимаем абстрактного искусства! Я отлично помню, как наши люди возмущались абстрактной галиматьей — картиной Пикассо "Женщина под сосной". Как можно выставлять на выставке в "Сокольниках" эту порнографию? И, это только для того, чтобы потом сказать публике: вот оно зарубежное творчество…

"Вот и первый прокол", — радостная мысль пронеслась в голове Максима. (Он просто не понял сути критического замечания оратора).

"Мне известно, что выставка порнографии была невозможна в советское время. (Тем более в центре Москвы) И даже за это полагалась статья". — Макс радостно потер ладони.

"Ну-с, уважаемые ролевики, а теперь, главное доказательство нашей эпохи — сейчас у какого-нибудь разини зазвонит сотовый телефон (Который он случайно забыл отключить) и сразу всё станет на свои места. Стоит лишь немного подождать".

… Сорок пять минут бесполезного ожидания звонка — уставший соглядатай озадаченно склонил голову набок. Ещё раз осмотрел многочисленные стеллажи с рамками и скульптурами отцов марксизма. Пересчитал плоские книжные шкафы, сквозь стекла которых виднелись синие корешки книг с надписью "Ленин".

Комсомольский концерт не заканчивался. Сотовый ни у кого не звонил. Полное погружение в игру продолжалось. Гранёные графины с водой были уже на половину пусты. Атмосфера внутри помещения была наэлектризованной.

В голову Макса стали закрадываться смутные подозрения. И чем настойчивей он пытался отмахнуться от них, тем сильней они лезли в голову, заслоняя собой все остальное.

"Если на минуту, (Поправил он себя) только на минуту допустить, что это не реконструкторы из исторического кружка любителей комсомольской деятельности и не кошмарный сон безумной длинны. То получается, что дверь открылась в другое время. И сейчас он Максим Гараев находиться в прошлом! В далёком одна тысяча девятьсот каком-то… году?"

… "Кстати, хороший вопрос! А какой-такой год эти ребята так тщательно разыгрывают?" — Щепетильный вопрос повис в воздухе и растаял в табачном дыму, плававшем под потолком.

Молчаливый зритель завертел головой, начал искать подсказку. В комнате, где проходило совещание, ничего не было лишнего кроме многочисленной атрибутики марксизма-ленинизма.

"Надо более внимательно прислушаться к тому, что говорят выступающие", — новая идея посетила голову Макса.

"Может быть, сразу скажут, какой год?", — И он жадно начал ловил каждое слово.

— Ну, знаете ли! — белобрысый, кудрявый парень бойко вскочил из-за стола. Он был сильно возмущен речью предыдущего оратора. На его груди поблескивало несколько спортивных значков.

— Я бы за такие вещи… — выступающий резко взмахнул кулаком, точно нацеливался ударить им по лицу соперника. Скулы активиста вытянулись и побелели. Брови сошлись у переносицы, глаза сузились.

— Нам будущим коммунистам не хватает государственного, масштабного мышления. Результата как не было — так и нет! На следующий год состоится 18 съезд ВЛКСМ — знаменательное событие. А мы, что? Нам нужно уже сейчас делать выводы! Если потребуется, то стоит подключать к этому делу комсомольцев…

"Вот, всё просто!!!", — обрадовался Максим. — "18 съезд ВЛКСМ. Так, когда это было?".

Путешественник во времени прикусил губу, размышляя над чертовски трудным вопросом.

"Когда был?", — его лоб нахмурился, переносица носа покрылась морщинами. — Когда?

К своему стыду, необходимо было заметить, что дока-реконструктор не смог вспомнить ни даты проведения первого, ни время окончания последнего съезда. А уж восемнадцатый был для него — дремучим лесом. Максим, щуря глаза от табачного дыма, нерешительно повертел головой, выискивая подсказку. Все воодушевлённо слушали оратора.

— Даа, — вздох разочарования.

"Историю ВЛКСМ я не помню. Что делать? А Алёна, как назло, попросила что-нибудь умное сказать. Скажешь тут, когда даже год неизвестен".

Светлых идей в голову не приходило.

"Может быть, встать и просто спросить: "Друзья, я первый раз участвую в исторической реконструкции. И мне много непонятно. Скажите, а мы сейчас в каком году играем?".

"Точно!" — Максим приняв решение, начал подниматься из-за стола… — "Так будет правильно!".

— Хватит молоть ерунду! — внезапно, на весь кабинет глухим басом, произнес проснувшийся сосед, что дремал слева от Макса… — Уважаемые комсомольцы, кто скажет мне… Сейчас, какой год???

В зале заседаний внезапно притихли игроки, наступила гробовая тишина. Казалось, даже графин со стаканами насупились, ощущая важность момента. А потом все, включая Максима, удивленно повернули голову в сторону странного человека.

— Семьдесят седьмой! — ответил за всех курносый парень с огненно-золотистыми волосами и лицом усыпанным веснушками.

— Вот! — произнес седой, и значительно поднял указательный палец вверх. — Одна тысяча девятьсот семьдесят седьмой!

Проснувшийся взял паузу. С деловым видом вынул из кармана пиджака старомодный массивный портсигар. Сперва изогнул, а потом сунул в рот папиросу, щелкнул зажигалкой и, оставив застывшее в спертом воздухе кабинета облачко синего дыма, продолжил…

— А мы до сих пор живем и мыслим так, как будто идут тридцатые или сороковые. Вы, уважаемые интернационалисты-ленинцы, утратили чувство времени. Товарищи, проснитесь, оглянитесь вокруг! Сейчас молодежи, нужно другое. Надо активнее создавать и продвигать наши песни, нашу музыку, нашу советскую культуру.

Старик, поблескивая стеклами очков, продолжал говорить раздраженно, стучал ладонью по краю столешницы и почему то дольше, чем на других, задерживал свой взгляд на Максиме. Как будто он больше всех виноват в том, что они здесь натворили.

"Одна тысяча девятьсот семьдесят седьмой год!", — быстро про себя повторил пришелец из будущего. — "Семьдесят седьмой!!!". — На мгновение задумался. — "Итак, если они разыгрывают этот год, то, что кроме наступающего съезда ВЛКСМ я могу вспомнить из того времени? Да ещё такое, чтобы непременно удивить Алену?".

"Ага, сейчас, вот, например… например… например…", — в голове залётного Нострадамуса начался блиц опрос его исторических знаний по истории конца семидесятых годов:

— Так, началось строительство БАМа — в 1974 году.

— Стыковка Союз — Аполлон — в 1975 году.

— Землетрясение в китайском Таншане, более двухсот тысяч погибших — в 1976 году.

"В 1977?… В 1977?", — мозговой компьютер попадана завис на долгие две — три минуты — пять минут, обшаривая дальние уголки сервера в поисках необходимой информации…