— Как-то ты говоришь, не уверенно? — красавица растерянно заглянула ему в лицо. — С тобой, всё хорошо?

— Нормально, я говорю! И няньки мне не нужны! — в душе Макса были хаос и смятение. Немного поташнивало.

В ответ он получил хмурый, рассерженный взгляд.

— Это точно твой дом? — спутник девушки включился в разговор.

— Да!

— Ладно! — Алёна произнесла недовольно. — Раз больше тебе ничего не нужно, то мы с Аркадием пойдём!

— Идите! — он резко отвернулся, как бы обрубая разговор.

— Хоть бы сказал, спасибо, — напыщенный кавалер выразил недовольство.

— Спасибо, — процедил потерпевший и словно в розоватом тумане побрел в сторону своего подъезда.

Максим пошатываясь, шел по двору, к входным дверям дома.

— Хочу домой! Хочу домой, — его голову пронзала только одна мысль.

Все, что сейчас происходило, казалось ему невозможным, нереальным, будто было не с ним. И вообще… — этого просто не могло быть! Какое-то наваждение или кошмарный сон. Хотелось проснуться и забыть обо всём.

— Хочу домой! Хочу… домой! — во рту стоял солоноватый привкус крови.

Его непонятным образом забросило в далекий семьдесят седьмой год. По пути он попал в аварию, разбил голову, порвал одежду. Почти поругался с понравившейся ему девушкой, которая ушла с другим. И главное он совершенно не знал, что теперь делать. Его сердце глухо, часто билось, лицо было влажно от пота.

То, что он попал в прошлое, он понял ещё в машине, по пути в травмпункт. Точную дату и время он узнал, когда врач заполнял на него медицинскую карту. Год рождения он себе сам определил из разности чисел между семьдесят седьмым годом и своим возрастам. А потом он назвал свой адрес и попросил отвести его домой.

Теплый московский вечер дружески обнимал пришельца за плечи, легкий ветерок осушал вспотевший лоб. С неба насмешливо на героя — страдальца пялились просыпающиеся звезды.

Отрешенным взглядом Максим осмотрел место, в котором находился: Двор был другим! Как будто по чьему-то злому року его полностью изменили. Нет, адрес дома был тем же. И улица та же. Но! Сам дом и окружающая его обстановка были другими. Не было обычной площадки, огороженной шлагбаумами и забитой современными автомобилями. Не было забора из резной кованой решетки. Столбов с висящими видеокамерами. Всё было по-другому: Во дворе кипела вечерняя жизнь. Горело несколько старых фонарей, светилось множество открытых окон и балконов, из некоторых доносились громкие голоса, беспрерывные телефонные звонки. С других гремела музыка — проигрыватели, магнитофоны, радиолы были выставлены на подоконники. В музыкальной какофонии, перебивая другие звуки, господствовала песня — напевный мужской голос, сопровождаемый проигрышем аккордеона, с напором повторял припев:

На скамейках сидели влюблённые пары. Над грубо сколоченным столом горела яркая лампочка. Мужики средних лет стучали по неотесанным доскам костяшками домино. Другая компания таких же граждан, тесно стоя возле бачков для мусора, раскупоривала большие темные бутылки с какой-то "бормотухой", и там же шёл громкий разговор о футболе. В другой стороне, возле деревянного забора, в полутьме, на пустых ящиках из-под фруктов, под старой липой, расположилась группа подростков с гитарами. От туда доносился надрывно-разухабистый стон гитары, чей-то неокрепший басок, перебиваемый прыскающим девчоночьим смехом.

Справа от арки дома, рядом с мусорным ящиком ночевали две старые "Волги" и один допотопный "Москвич". По тротуару носились дети. Подростки пинали мяч и прыгали на асфальте. С их стороны слышался смех, громкие выкрики. Посреди двора стоял сухонький человек в телогрейке и громко разговаривал с рыжей собакой. Он грозил собаке пальцем, а та стучала хвостом по земле и виновато повизгивала.

Запах молодой листвы и жареной картошки кружил голову. Мимо протарахтел старый мотоцикл "Ява". Ветер, вздувая тюлевые занавески, продолжал, разносить напевные звуки…

Какого-то шалопая Генку громко позвали домой с балкона верхнего этажа…

Ди-джей горестно вздохнул и посмотрел на ночное небо. За мерцанием бисера звезд чёрный бархат небосвода казался еще выше, чем вечером. Он словно поднялся, отодвинулся и стал еще необъятнее и недосягаемее.

— Тоже, хочу быть дома, — мысль назойливой пчелой гудела в голове Макса. Он облизал шершавым языком сухие губы и посмотрел на освещенную дверь подъезда. Рядом с ней увидел расплывчатое белое пятно. В груди зажглось чувство надежды. Сердце гулко застучало. Он нервно сглотнул слюну.

— А почему нет? Должна появиться — должна! — Страдалец обнадежил себя и двинулся в сторону входа. Подойдя ближе, он хорошо рассмотрел свою старую, деревянную знакомую. Более того на ней уже кто-то успел написать красным кирпичом фразу "Колян + Танюха = Люб. до гроба"… Рядом мелом было вычерчено ещё одно философское умозаключение: "Васька дурак — курит табак".

— Вот, народ! И когда только успевают? — Максим хмыкнул и глубоко вздохнул сладкий, пьянящий воздух прошлого века.

— Хочу домой, — желание обострилось до предела, буравчиком ввернулась в мозги. Почудилось, что дверь приоткрылась.

— Домой… До-мой… — и он не спеша потянул за шершавую ручку.

Сон был волшебный: Легкий как облака, неуловимый как музыка, непонятный и туманный как далекие звезды… Сон был красочный, объёмный, реальный. Он походил на легкое, благодарное дыхание, невнятный интимный шепот от которого кружилась голова. Сладкий воздух переживаний бродил в голове, бежал по венам, вспенивал кровь, и до отказа заполнял грудь, словно заливал ее хмельной жидкостью. Его очертания были пряными, дразнящими. Он дурманил как игристое, почти неотличимое от родниковой воды вино. И от этого вина, хотелось что-то творить, переживать, куда-то бежать, идти, ехать, с кем-то встречаться, кого-то любить…

Макс изо всех сил бежал за любимой через широкое море степного, колыхающегося на ветру ковыля. Трава была высокая. Её верхушки гнулись, трепетали, а у земли уже не шевелилась ни одна травинка. Пряно пахло сиренью и влажной землей. Над головой раскинулась ослепительное, неправдоподобно синее, весеннее небо. Яркое солнце теплом заливало землю. Слева стояли деревья. Их большие, зеленые кроны медленно отодвигались назад, и это выглядело странно, потому что Макс мчался настолько быстро, что топот его шагов по земле отдавался эхом в голове.

Впереди него ланью бежала белокурая девушка среднего роста. Узенькая, туго обтягивающая тело коричневая юбка, одетая на ладную фигуру, мешала бежать быстро. Легкая светло-желтая кофточка затейницы просвечивала загорелое тело. Босые ножки куколки призывно мелькали. Макс слышал ее звонкий смех, и это был зовущий призыв догонять. Сердце преследователя от переживаний билось глухо и часто, голова кружилась. Расстояние между беглецами сокращалось.

Наконец-то красавица замедлила бег, остановилась, обернулась, доверчиво потянула к нему свои руки. Тонкая, стройная фигура озорницы вытянулась. Максим увидел прекрасные Алёнкины глаза, в которых плыли зеленые облака. Её точеную талию, плотные и упругие груди с небольшими сосками, просвечивающимися сквозь тонкую кофточку, задорную улыбку, милую родинку над губой. Девушка звала, манила к себе…

Он повалил любимую на мягкую, теплую траву. Они стали, смеясь кататься по ней. Цветная пыльца сыпалась на их тела, облепляла одежду. Влюбленные словно купались в бассейне, наполненном густым пахучим отваром и солнечным светом. Нет, не в бассейне. Они плыли в лодке по зелёно-розовому, бескрайнему океану. Тихо-тихо, только плеск воды да ветер спешил до ночи достичь края земли.