Двадцать второго декабря порываюсь позвонить или написать Тобио, чтобы поздравить его с днём рождения, но так и не решаюсь. Весь день листаю ленту инстаграма и узнаю от Бокуто и Нацухи, что Тобио всё-таки в Токио. На квартире в Сибуя. И да, они празднуют чисто в мужской компании и так, как умеют только они: десятки литров алкоголя и море веселья. В такие моменты вспоминаю, что Тобио не бездушный, а просто необщительный. Котаро орёт какие-то глупые поздравления, Нацухи поёт, как кот во время брачного периода, сокомандники с которыми он в хороших отношениях и малыш Хината, с которым он всё ещё поддерживает контакт, тихо ржут на заднем плане. Тобио сидит на диване в гостиной с дурацким праздничным колпаком на голове, смеющийся и счастливый. Невольно улыбаюсь сама и закрываю приложение. Откладываю телефон в сторону и тут же на него приходит уведомление. Потом ещё одно. Закатываю глаза и усмехаюсь, почти печально. Кей. Всегда понимающий и всё замечающий Кей.

«Видел истории Нацухи.». «Ты в Мияги?» — закусываю ноготь, думая, что ответить.

«Сижу дома. Хочешь встретиться?».

«Буду через десять минут.» — прилетает почти сразу. Второе сообщение через пару секунд после первого: «Купить что-нибудь?».

«На твоё усмотрение».

Кей приходит с пакетами из магазина, доверху забитыми разными вкусняшками и алкоголем. Ничего не спрашивает, раскладывает продукты по тарелкам и вскрывает бутылки. На дне одного из пакетов нахожу пачку сигарет. В ответ на немой вопрос он только усмехается. Люблю Кея, как друга: он ничего не спрашивает и не говорит, всё понимает и так. Он рассказывает о своей работе, о своей девушке и всяком бреде. Делает всё, чтобы забыла о том, что сейчас творится в Токио. Это и правда работает, отпускает совсем ненадолго. Курим, стоя босиком на деревянной террасе, выпуская сизый дым в затянутое серыми тучами небо. На улице дубак, но пьяному всё нипочём. Стараюсь лишний раз не думать ни о чём. Но так не вовремя вспоминаю, что именно Кей вытаскивает меня последний год из этого дерьма. И вроде бы депрессий у меня никогда не было, просто привычная мизантропия и безразличность. Но если бы не Кей, давно бы ушла так глубоко в себя, что наружу смогли бы достать лишь остатки гнилой личины, расплавленной внутренним ядом. А так, относительно спокойна и почти цела. Больно, но переживу.

Допиваем купленный Кеем алкоголь, находим в телевизоре какой-то зарубежный боевик и под мерные крики и выстрелы засыпаем на диване, завернувшись в плед. Что же, не самый худший отпуск.

Ближе к тридцатому числу Кей предлагает отпраздновать Новый Год с его семьёй. Отказываюсь, не желая быть лишней на этом семейном вечере. Периодически переписываюсь с Юми, которая должна приехать сюда через пару часов и Нацухи, что уже как два дня торчит у родителей. Минору захаживал на днях, но всего на час. Котаро предлагал приехать в Токио и присоединиться к ним, мол не чужая и Тобио точно ожидать не будет, но как-то не загорелась этой идеей. Скорее всего вернусь в Токио вместе с Юми и Нацухи первого числа. Поживу пару дней у семьи Такада и когда Тобио уедет с квартиры вернусь туда. Тренировки тренерский штаб обещал возобновить уже шестого числа.

Вечером тридцать первого уже собираюсь идти спать, как слышу, что открылась дверь. Когда поместье реставрировали некогда деревянные створки, в целях безопасности заменили более крепкими, но все ещё деревянными раздвижными дверьми. Они тяжелые и в любой части поместья слышно, когда их открывают. Ключи от ограды — она сделана уже на современный лад — сейчас есть только у меня, Нацухи, Кея и Тобио. Кей дома, Нацухи сейчас с Юми и это достоверный факт, а значит это может быть только один человек. Чувствую как злость и волнение подкатывают к горлу и быстро юркаю на террасу, прямо так: в тонкой майке и шортах. Створка отворяется почти бесшумно, а не плечи ложится тёплый махровый плед. Тобио стоит рядом и некоторое время молчит. К этому времени ноги уже онемели от холода, а зубы начали отбивать чечетку.

— Пойдём в дом.

— Мне и тут неплохо. — а у самой зуб на зуб не попадает. Но гордость и природная упрямость дают о себе знать.

— Ага, я слышу. — фыркает и не проходит и пары секунд, как подхватывает под колени и, закинув на плечо, заносит в дом. Плотно закрывает створки и тащит в спальню. Даже не пытаюсь вырваться, потому что все равно не получится. Куда мне, если Тобио под метр девяносто ростом, а я так и осталась метр шестьдесят.

Заносит в комнату, почти бережно кладёт на кровать и садится на самый край. Только сейчас осознаю насколько замёрзла. Тело бьет дрожь, а конечности и вовсе онемели. Кожу неприятно покалывает и жжет; отогреваться всегда было не особо приятным занятием.

— Я виноват перед тобой. — начинает совершенно неожиданно, опустив голову и отвернувшись. Только и видно как сгорбилась и напряглась спина. — Пообещал всё исправить, но сбежал. Мог приехать ещё две недели назад, а сам остался в Токио. Даже когда шёл, не знал, что могу тебе сказать.

Молчу, потому что не знаю, что можно ответить на это, да и вряд ли сейчас смогу сказать что-то дельное.

— Нашёл это, когда убирался дома. — его «дома» звучит настолько трепетно, что хочется потискать этого большого ребёнка. Догадываюсь, что именно он нашёл, потому что мозгов не хватало спрятать получше или выбросить, но покорно жду, пока достанет «это» из внутреннего кармана куртки. «Нечто» — билеты на четверть финала: «Япония—США» и пропуск в «VIP-зону»; ещё маленький, сложенный больше чем вчетверо раз, листочек. Имена, адреса и суммы. Все, кому я заплатила за молчание. Сохранила, на случай если когда-нибудь придётся отбиваться через адвокатов. Сохранила, чтобы быть уверенной в отсутствие повторяющихся имён. И даже подумать не могла, что это может найти Тобио. За последние могу получить нехилых люлей.

— И что ты хочешь услышать от меня? — язык едва слушается, но фраза получается на удивление чёткой. — Почему вытаскивала твою задницу из больших проблем? Или почему ходила на матчи, даже после «взятия паузы»? — не поворачивается, но в тишине его надломленное «да» звучало оглушающе громко. — Потому что для меня не было никакой «паузы». Ты хотел побыть один и разобраться в себе. Ты это получил. Только что изменилось, Тобио? Те жалкие пару недель, что мы обычно проводили вдвоём, мы провели порознь. Вот и вся разница.

— Я знаю. — глухо и затравленно. — Понял ещё перед Олимпиадой. Приехал сюда, как только вернулся в Японию, но Тсукишима сказал, что ты уже вернулась в Токио. И я подумал, что…

— Что раз я не вернулась домой, то у меня всё хорошо? — поражаюсь тому, насколько зло звучит фраза. Но я и правда злюсь. Какого чёрта он решил всё за меня? Какого чёрта он решил, что у меня всё хорошо? Люди не пытаются забыться в барах и ночных клубах просто так. Это не нормально и не правильно. Хочется оказаться напротив и заглянуть в эти бесстыжие глаза. Дать хорошую пощечину, чтобы мозги на место встали и начали работать. — Ты идиот. Тобио. Зачем мне было оставаться здесь? Ждать у моря погоды? Ждать, пока ты нагуляешься и придёшь? Со мной, чёрт тебя дери, Ушивака чаще разговаривал, чем ты! Ох прости, ты же со мной вообще не разговаривал, как я могла упустить.

— Хватит. — шипит, от чего-то тоже зло. Наконец-то поворачивается лицом и в его глазах столько боли и ярости, что челюсть сводит. Открываю рот, чтобы наконец-то добить. Потому что дико надоел этот разговор. Хочется уже наконец-то его закончить и послать всё, что будет дальше к чертям собачьим. Потому что устала и уже всё равно, что будет дальше. Согласимся на перемирие или разбежимся на столь трагичной ноте. Но так и не успеваю ничего дополнить, потому что подрывается мгновенно и нависает надо мною. Почти рычит от злости и очень похож на взбешенного Адского пса. — Да, я облажался. Не нужно каждый раз об этом напоминать. Дай мне шанс все исправить.

И сколько сожаления в его голосе. Хмурится и кажется намного взрослее, чем есть на самом деле. Трется щекой об мою, как большой провинившийся кот. Двухдневная щетина неприятно колется и раздражает нежную кожу. Но волновало бы меня это бы больше, чем моё «никак».