...А еще через пару минут кадеты группы "А", словно сраженные странной и молниеносной болезнью, в самых разнообразных позах валялись вокруг вольера и оглашали воздух стонами и ругательствами Хартмен, словно злой гений, стоял посреди недвижимых тел, сложив руки на груди, и улыбался Затем он неторопливо убрал в сарайчик перчатки и щитки, а взамен извлек., две бутылки виски.
- Это для первого раза и для знакомства, - пояснил Хартмен, протягивая бутылки МакГей ву, - а в будущем будете обходиться простой водой.
Затем он развернулся, бросил на прощание.
"На сегодня все", и "поплыл" своей неподражаемой походкой по тропинке.
.. В тот день их больше не трогали и даже обед принесли прямо в казарму. А вечером к ним наведался сам Хартмен. Он притащил жестяную банку с буро-зетеной мазью и пузырек с желтоватой маслянистой жидкостью. Мазь Хартмен порекомендовал накладывать на ссадины и ушибы, а из пузырька накапал каждому по пять капель жидкости.
Надо сказать, что снадобья, приготовленные Хартменом собственноручно, обладали чудодейственной силой. Ссадины и синяки после обработки "бальзамом Хартмена" перестали ныть и даже уменьшились в размерах. А после пяти капель неведомой жидкости Мейсон почувствовал приятную тяжесть во всем теле и непреодолимую тягу ко сну. Минут через пять он уснул - и это был едва ли не самый крепкий сон за последние два месяца.
Утром следующего дня они проснулись в полной уверенности, что вчерашнюю драку Хартмен организовал с единственной целью оценить их бойцовские качества. Каково же было их удивление, когда сразу после завтрака к ним, вместо безобидного Шрейдермана, биолога и великого знатока тропической фауны, заявился Хартмен и снова повел их на злосчастную поляну. Он построил курсантов в две шеренги, достал из сарайчика перчатки, щитки, и... все повторилось сначала, только теперь Хартмен поменял партнеров.
Мейсону пришлось сцепиться с неуправляемым красавчиком Гийомом - и он уложил Гийома ударом в челюсть, едва не лишив соперника передних зубов.
На третий день Мейсон дрался с Сэмом, и тот нокаутировал Мейсона таким же точно ударом, каким накануне Мейсон завалил Гийома.
В ту же среду, вечером, они взбунтовались.
Трудно вспомнить, кто первым заявил, что больше не войдет в вольер ни за какие коврижки. Кажется, Гийом, опасавшийся за свои уцелевшие зубы, но его бурно поддержали.
Поднялся ужасный гвалт. Их рожи со вспухшими, почерневшими губами, с лиловыми кровоподтеками и носами, напоминающими спелые сливы, походили на лица выходцев с того света.
Сценка для постороннего наблюдателя презабавная, но им-то было не до шуток.
Сержант Лерош под шумок незаметно выскользнул из казармы и минут через десять вернулся вместе с капитаном Райтом. Райт со скучающим видом осведомился:
- В чем дело? Есть претензии к учебному процессу?
Ну, это было, пожалуй, слишком! Они взорвались все разом! Громко вопя, ругаясь, перебивая и отталкивая друг друга, они окружили невозмутимого Райта и обрушили на его голову уйму претензий, проклятий и угроз. Райт, не моргнув глазом, выдержал натиск. Они бесновались минуты дветри, а затем постепенно приумолкли, озадаченные неподвижностью и бездействием капитана. Райт зевнул и обвел кадетов невинным взглядом.
- Собственно, я так и не понял, в чем состоят ваши претензии?
Тогда они вытолкнули вперед Сэма, единодушно взвалив на него роль полномочного представителя. Сэм смущенно хмыкнул, прокашлялся, но начал уверенно:
- Видите ли, господин капитан. Претензии у нас только к инструктору Хартмену. Мы считаем недопустимыми те методы, которыми он пользуется. Это, в конце концов, бесчеловечно, и мы отказываемся... Да, - решительно подчеркнул Сэм, - категорически отказываемся от подобной системы преподавания.
Сэм выдержал паузу, ожидая реакции Райта, не дождавшись никакой реакции, добавил:
- Среди нас нет трусов и слюнтяев, и Хартмен мог убедиться в этом. И мы требуем к себе должного уважения и человеческого отношения. Вот и все!
- А... вон оно в чем дело, - протянул Райт, словно ни слухом ни духом не ведал ранее о причине заварухи. - Значит, вы "отказываетесь" и вы "требуете". Что-то не приходилось мне раньше в армии слышать подобных слов. Да...
Он постучал пальцами по столу и ни с того ни с сего осведомился:
- А знаете, какой у Хартмена оклад?
- Не-ет, - недоуменно пожал плечами Сэм.
- Пятьсот тысяч долларов в год, не считая премиальных.
Ошеломленные, они переглянулись.
- А знаете, во сколько обходится обучение одного курсанта в нашей школе? - продолжал Райт в том же духе.
- Восемьсот-девятьсот тысяч долларов в год.
Они тихо ахнули и раскрыли рты.
- Плюс кое-какие издержки, - не прекращал бухгалтерских выкладок Райт, - получается три миллиона долларов за все время обучения. Обучение одной группы влетает государству в тридцать миллионов. Это приблизительно один стратегический бомбардировщик, или эскадрилья истребителей, или сторожевой фрегат. А почему государство тратит такие громадные суммы на обучение таких слюнтяев, как вы, - пояснить? - ив голосе Райта зазвенел металл. Для того, чтобы сделать из вас солдат, для которых война не более рискованная работа, чем, скажем, вождение автомобиля. И государству небезразлично, если эти миллионы улетят в трубу только потому, что комуто из вас перережут горло или проткнут грудь штыком в первой же драке. Ясно?
Райт перевел дух и вкрадчиво поинтересовался:
- Когда вам сулили блага, почет и славу, вы ведь развесили уши и внимали с полным одобрением. Не так ли? Молчать! - вдруг рявкнул он, заметив, что Сэм собирается что-то возразить. - Так вот: вы будете делать то, что прикажет Хартмен, потому что никто в мире лучше его не делает из таких жалких остолопов, как вы, суперменов.
А если... - Райт многообещающе прищурился, - если кто вздумает еще "отказываться" или "требовать", что ж... мы найдем меры воздействия, и такие меры, что они раз и навсегда отобьют у вас охоту к "студенческим выступлениям". У меня все. Теперь отбой - всем спать.
Райт удостоил их последним презрительным взглядом и затопал к выходу.
Разошлись в тупом оцепенении. Сон никому не шел в голову. Только теперь, как ни странно, будущее предстало перед ними в истинном свете, и оно - это будущее - рисовалось ох каким неприглядным. И защиты искать было не у кого. Вся прошлая их жизнь казалась только прелюдией к первому акту трагедии. И дай Бог им доиграть эту трагедию до конца.
- Э! Парни! - прохрипел в темноте прокуренный басок сержанта Лероша. Я вам что скажу-не вы здесь первые и не вы последние. Всем тут доставалось. И я на своей шкуре попробовал, а с нашим братом здесь не цацкались. Но я вам гак скажу: те, кто побывал в лапах Хартмена, могут не бояться ни черта, ни дьявола. Хе... Хартмен сам сатана, да и Райт... хе... не лучше, а вы... э-э... сатанинские выродки.
Это была - в бытность Мейсона - самая длинная речь сержанта Лероша, но и на этом она не закончилась.
- Но совет я вам дам, - продолжал Лерош, собрав остаток словарного запаса, - когда будете бить друг другу морды, то представляйте, что лупите по мешку с песком - и все тут... А будете друг на дружку злобу держать тогда вам крышка. Ну, почистил Гийом рубильник Мейсону, или высадил Спенсер зуб Харишу... И черт с ним... Он же не виноват... Главное, не звереть, но и сопли не распускать... Ничего., обвыкнете - там легче пойдет.
Сержант умолк и ровно через минуту захрапел мощно и безмятежно.
Лерош, как всегда, оказался прав. Уже месяца через два они смирились с "системой Хартмена".
Не то чтобы пообвыкли - привыкнуть к ней было просто невозможно, а скорей приноровились.
И все-таки Спенсер как-то сломал Мак-Гейву два ребра, а Гийом выбил Сэму два передних зуба.
Хартмен лечил их собственноручно. Мак-Гейва, к примеру, он поднял на ноги за двадцать дней и снова безжалостно погнал в вольер. Ушибов, ссадин, вывихов они не замечали.
