– Монахи здорово укрепили защиту с тех пор, как я была здесь в последний раз, – заметила Ильва. – Десять лет назад дверь не была такой мощной.

– Даже монахи умнеют, потерпев убыток, – ответил я.

Три воина из дружины Ильвы отправились разбираться с братом Вальтеофом. Остальные устремились к монашеским кельям, расположенным в ряду низеньких построек с торфяными крышами вдоль южной монастырской стены. При свете единственного факела мы с Ильвой шли к длинному зданию, где находилась почивальня брата Сельвина. Дверь закрывалась всего на одну задвижку, которую Ильва без труда сбила. Человек, лежавший на соломе в алькове, спросонья вздрогнул от шума.

– Кто смеет… – начал было Сельвин.

Утонченный и педантичный писец прищурил близорукие глаза, приглядываясь к темноте, и резко умолк, разглядев в своей комнате вооруженного воина.

– Ты знаешь, кто я, монах?

Я с удивлением воззрился на Ильву, так как она говорила на наречии саксов, ломаном, но вполне понятном. Глаза брата Сельвина округлились и выпучились. Он, несомненно, узнал ее.

При свете факела я обыскал пол в северной части помещения. От небольшого нажатия одна из половиц приподнялась. Я извлек ключ из полости под доской. Брат Сельвин переводил взгляд с меня на ключ и обратно. Он еще не узнал меня и не мог взять в толк, как кто-то мог обнаружить тайник.

– Идем.

Ильва вывела монаха на площадь. Я остался в келье и заглянул в скрипторий – второе помещение, находившееся в этом длинном здании, где перед книжным шкафом было устроено шесть рабочих мест. Прежде обширная библиотека монастыря насчитывала около двадцати книг в кожаных переплетах. Это были священные книги и древнейшие научные рукописи. Однако сейчас дверцы книжного шкафа оказались распахнуты настежь, а полки пусты.

Я не успел удивиться этому обстоятельству, как светлый голос Ильвы позвал меня с улицы. Она кивнула на фигуры, стоявшие на площади перед длинным домом. Я насчитал среди них всего на две головы больше, чем раньше.

– Где послушники? – спросил я у скандинавов, опасаясь, что они проигнорировали мое условие. – Где остальные монахи? А аббат? А трудники?

Воины ответили, что храм и кельи пусты и что, несмотря на тщательные поиски, им удалось найти на территории монастыря всего пару монахов: одного – в алькове на кухне, второго – в большой кровати в постройке, расположенной рядом с храмом. Несмотря на темноту, я узнал первого по рясе, туго обтягивавшей брюхо. Брат Мертон, монастырский повар, раздался еще больше с тех пор, как я видел его последний раз полгода назад. Второго я узнал по лысине. Хотя брату Вальтеофу было всего лет двадцать с небольшим, это был единственный монах в Креке, которому не требовалось регулярно брить макушку, чтобы поддерживать идеальную форму тонзуры. Он был сонным и только начинал понимать, что происходит вокруг, но его большеротое лицо уже приняло характерное враждебное выражение.

– Где остальные? – спросил я у брата Сельвина, которого Ильва по-прежнему не отпускала.

– В Эофорвике, – ответил писец голосом, дрожащим от страха. – Когда стали ходить слухи о появлении в наших краях викингов, аббат посчитал, что лучше отправиться туда вместе с реликвиями.

– А брат Ярвис?

Прежде чем Сельвин успел ответить на мой второй вопрос, я осознал смысл его первого ответа и понял, почему шкаф в библиотеке был пуст. Я бросился на холм и ворвался в храм – в зал шириной в шесть шагов и длиной в десять, сооруженный из тяжелых бревен, провонявших сыростью и ветхостью. Сквозь крошечные окошки, прорубленные под самой соломенной крышей, на полустертые половицы падал бледный лунный свет. Узкая лестница, скрытая за небольшой дверцей позади алтаря, спускалась во мрак. В самом конце ее я наткнулся на массивную железную дверь с замком. Руки у меня дрожали, пока я вставлял ключ в замок и поворачивал его.

В крипте царила кромешная тьма. Я наощупь обыскал полки и ниши. Когда Ильва спустилась ко мне с факелом, его свет лишь подтвердил то, что я и так знал.

Сокровищ в монастыре больше не было.

Воины из дружины Ильвы неуверенно переминались с ноги на ногу, стоя на освещенной луной площади.

– Сокровищ нет? – переспрашивали они.

Их изумление скоро должно было перерасти в разочарование. А затем в них закипит гнев. И как только их охватит ярость, они примутся искать человека, на которого можно направить разрушительную волну.

Ильва тоже это понимала. Ее близко посаженные глаза сурово глядели на меня. Рукой она поглаживала рукоять меча. Я уже открыл рот, чтобы сказать слово в свою защиту, но меня опередил чей-то голос:

– Мальчик-Оборотень не ожидал такого поворота событий, верно?

Брат Вальтеоф презрительно улыбался мне широким кривозубым ртом. Его взгляд был холодным и жестким.

– Ага, – ответил я, – значит, ты меня узнал?

– Ты остался самим собой, Вульф. Кажется, у тебя ни рог на лбу не вырос, ни копыта на ногах, хотя это вполне подошло бы дьявольскому отродью, коим ты являешься.

Теперь я знал, что Ильва понимает язык саксов, но не был уверен в наличии аналогичных способностей у членов ее дружины. Пока я старался понять, дошел ли до них смысл сказанного, взгляд брата Сельвина тоже озарился светом узнавания. Писец поморщился и указал на меня бледной, перепачканной чернилами рукой.

– Как могло случиться, что ты еще жив? – изумился он.

У меня не было причин лгать.

– Ради пущей безопасности жители Тевринтона ждали наступления новолуния, чтобы меня повесить. Мои новые друзья спасли меня от виселицы.

Вальтеоф покосился на скандинавов и прошипел:

– Господь еще обрушит на тебя свое наказание.

– В день суда не жди высшей милости, – добавил Сельвин.

– В таком случае я проведу вечность в чистилище в вашей компании.

Разозлившись на бесстыдную самоуверенность двух монахов, я не мог совладать с дрожащим голосом. Мы трое знали, что они грешны ничуть не в меньшей степени, чем я.

– Кто без стыда, пусть первым бросит камень, – процитировал брат Вальтеоф. – Так говорил Спаситель.

– Без греха, – поправил Сельван товарища, который проигнорировал его замечание.

– Ты явился показать варварам путь к монастырским реликвиям, – продолжал Вальтеоф. – Но, как видишь, взять у нас нечего.

Замешательство скандинавов уверило меня в том, что они не понимают наш разговор. Зато брат Мертон прекрасно понимал каждое слово. Круглые щеки повара дрожали от потрясения. Он в растерянности переводил взгляд с одного участника беседы на другого.

– Неужто это и правда Вульф? – не мог поверить он своим глазам. – Всего четырнадцать дней назад вы двое пришли и сказали, что он мертв.

– Нашим надеждам не было суждено сбыться, – ответил Сельван с мрачной гримасой. – Дьявол пробудил его обратно к жизни.

– Скверну нелегко искоренить, – изрек Вальтеоф. – Как говорит Спаситель.

Насколько мне известно, Спаситель никогда не говорил таких слов, но на этот раз Сельвин не стал исправлять соратника. Никто из них не испытывал желания углубляться в тему, так как могло возникнуть немало вопросов о событиях, предшествовавших вынесению мне смертного приговора, а об этом они предпочли бы не распространяться.

– Если остальные ушли в Эофорвик, почему вы втроем остались? – поинтересовался я.

Причина присутствия повара была очевидна: его деятельность необходима для выживания двух других монахов. Ни Сельвин, ни Вальтеоф не были приспособлены к такому полезному занятию, как приготовление пищи.

– Мы сами вызвались остаться, – кротко произнес Вальтеоф, – чтобы присмотреть за монастырскими владениями, принадлежащими Господу.

– Так вот почему скандинавы обнаружили тебя дрыхнущим в постели аббата Этельберта?

Брат Сельвин строго посмотрел на товарища, который, проведя рукой по лысой макушке, скорчил недовольную гримасу в попытке защититься от нападок.

– К утру я, естественно, собирался вернуться в привратницкую.