– Пока не знаю, – потупился парень. – Но, вроде, не забыл ничего важного. Хотя теперь сложно это понять.

– Ничего-ничего, все пройдет. Твои мысли обретут покой, милый мальчик, – эту фразу Ред не вполне понял, но не решился уточнять.

– Я попросила маленького Гизмо, принести коньку покушать, – обратилась она к Лоуренсу.

– Да-да, я уже, – зашел гремлин, держа на голове ведро с силосом.

Шатаясь, он подошел к ограждению и поставил угощение перед конем.

– Это тебе, а это мне, – сказал гремлин, отвязывая от пояса мешочек.

Гизмо выудил из него кусочек кремня, отправил камешек в рот и громко захрустел. Конь какое-то время смотрел на содержимое ведра. Обнюхал. Недовольно поморщился. Затем его внимание привлек мешочек в руке Гизмо.

Рывком вытянув шею, конь попытался выхватить гремлинову вкуснятину. Но Гизмо ловко увернулся от внезапной попытки воровства.

– На чужой минерал, чтоб роток не разевал! – зашипел гремлин.

Вор-неудачник недовольно заржал, раздраженно глянув на ловкого гремлина. Конь пару раз громко стукнул копытом по деревянному брусу ограждения. Все с удивлением наблюдали за перепалкой двух чудаковатых созданий.

– Ты на кого цокаешь, копытное? Да я тебя сейчас. Та-а-а! Ша-а-а! – продолжал угрожающе шипеть гремлин, размахивая когтями.

Из ноздрей коня повалил черный дым. Он пару раз зло фыркнул, а затем плюнул в обидчика. Сгустком синего пламени. Морду гремлина покрыла горящая жидкость. Но тот только небрежно смахнул ее. Та не причинила его чешуе ни малейшего вреда.

– Ах ты так, – Гизмо стал набирать воздух в легкие. Закончив, он выдул целую струю оранжевого огня в морду животного. Но конь, лишь стряхнув искры с гривы, весело заржал.

– Гизмо, мать твою! – заорал Лоуренс, гася очаги возгорания старой попоной.

– Что? Он первый начал.

Валенсия аккуратно взяла голову животного. Осмотрела, а затем ласково погладила, произнеся фразу на неизвестном Реду языке. Произношение было клокочущим, но ритмичным. Конь моргнул и помотал головой.

– Он вас понял? Что вы ему сказали, госпожа Валенсия? – вырвалось у Реда, он был в восторге от происходящего. И хотел быстрее во всем разобраться.

– Просто поинтересовалась у конька его самочувствием, милый мальчик.

– Но что за язык? Он вас понял? Это язык животных? – строчил вопросами перевозбужденный Редрик.

– Нет-нет, ничего такого. Просто, коник понимает мой родной язык.

– Гизмо! – бросился парень к дующемуся гремлину. – Отсыпь гальки, будь добр.

– Не буду я с ним добр, эта скотина плюнула в меня.

– Но он по ходу – существо земли и огня, как и ты.

Гизмо постоянно повторял эту фразу, гордясь своим происхождением. Ред попытался надавить на гордыню маленького поджигателя.

– Не брат он мне, бастурма недокопченная.

– Гизмо, дай ты уже коню, или кем бы оно ни было, свои дурацкие камни, – справившись с пожаром, гневно сказал Лоуренс.

– Ладно, только половину, – он высыпал Редрику в руки горсть разных камешков.

– Спасибо, – поблагодарил парень гремлина. – Госпожа Валенсия, как сказать «угощайся»?

Валенсия тепло посмотрела на мальчика, затем произнесла короткое, но звучное слово. Редрик сосредоточился и повторил его, протягивая коню куски породы. Тот обнюхал их. Посмотрел на парня и слегка наклонил голову. Но затем, весело хрустя, начал есть прямо у Редрика с рук, помахивая хвостом.

– Госпожа Валенсия?

– Да?

– Научите меня своему языку?

– С радостью, милый мальчик.

Глава 3.2

***2***

Коня назвали Смоки. Правда, не сразу. Кличка появилась, когда Гизмо, в очередной раз, стрельнул у Лоуренса табаку. Отец Редрика не хотел отдавать тот, что шел на продажу, и отсыпал из кисета Симона.

Однажды вечером Ред, после урока гномьего языка, заглянул в стойло. Он взял на себя ответственность по уходу за конем, а заодно проверял на нем свои успехи.

Там он увидел презабавную картину. Гремлин стоял, опершись о балку напротив коня, и жаловался. Он рассказывал животному, как рабочие, прибывшие из города, не дают ему спать. Шумно пилят вырванные Странником деревья, шумно отдыхают и дальше по списку.

Вроде – обычная ситуация, но при этом оба с удовольствием курили. Грубые, смотанные когтями гремлина, самокрутки уходили одна за другой, даже окурков не оставалось. Огнедышащие конь и лакей выкуривали их до предела, под конец просто слизывая пепел с губ.

– Лошадям же вреден дым, Гизмо, – подойдя сказал Редрик.

– Никакая это не лошадь. Лошади, как и все вы... – Гизмо сделал обобщающий жест. – … ну – все дети воды и ветра. Вы дышите воздухом, что носится на поверхности, а внутри вас вода. Мы же – дети огня и земли. Мы дышим тем, что вырывается из недр, и внутри нас огонь, – договорив это, Гизмо глотнул спиртовой растворитель. – Ты был прав в тот раз, он – мой стихийный собрат.

«Так вот куда он девается», – подумал Ред, глядя на жестяную баклажку в руках гремлина. Парень обратил внимание на папиросницу гремлина:

– Угостишь?

– Двенадцать есть? – прищурился Гизмо. Гремлины – недолговечны. Живут они около полувека, и рано становятся взрослыми.

– Тринадцать, – уверенно сказал парень.

– Ну тогда держи, – он взял самокрутку и протянул коню. Тот аккуратно лизнул ее кончик, который тут же начал тлеть. Гремлин раскурил папиросу и передал парню.

Редрик сделал затяжку. Глаза парня полезли на лоб. Он громко закашлялся. Лошадки рабочих, которые и так были напуганы соседством с огнедышащим собратом, нервно заржали.

– Редя! А ну дай сюда, – пришедший на шум Лоуренс выхватил у парня курево и дал сыну подзатыльник.

Как не странно встряска помогла, Ред перестал кашлять. Лоуренс недовольно осмотрел самокрутку. Затянулся.

– Ух епт, – сипло выдохнул он.

– Дымок – что надо, – ехидно сказал гремлин.

– Гизмо, ты – жаба копченая. Ты в своем уме?

– Что такое? – захлопал ушами гремлин.

– Да ты табак пресанул так, что там его втрое больше, чем надо. И это, мать его – «Смоки Филд». Ядреней его только то, что курил это древний эльф, и орочье дерьмо, которое они называют благовониями.

– Не нравится – отдай. Мне с братаном нормально заходит, – недовольно пропищал Гизмо. Конь весело заржал.

– Смоки, – сказал Ред.

– Что? – переспросил Лоуренс.

– Хочешь, я буду звать тебя Смоки? – перейдя на ломаный гномий, спросил коня Редрик. Тот радостно заржал и кивнул.

– Я слышу, что у тебя есть успехи, – похвалил сына лавочник. – Но курить тебе еще рановато, и лучше не брать курево у гремлинов.

– Хорошо, пап.

– Ладно, теперь наказание.

– Ну-у-у, – протянул Редрик.

– Я в тот раз еле восстановил записи в журнале. Ты так и не сказал, кто их почеркал.

– Блокада же, – огорченно ответил Редрик.

– Блокада блокадой. А надо перестраховаться от всяких сильно грамотных, – наставительно махал самокруткой лавочник. – Я, когда служил на юге, у меня было прозвище – «Черный канцеляр».

– И что это значит? Ты служил в армии? – удивился Ред.

– Было дело. Так вот, значит это – что в моей когорте всегда и всего было больше, чем в остальных.

– Но это же преступление, – возразил Ред.

– Преступники сидят в администрации кайзера Ауринка и обдирают нас. Мы просто берем свое.

– Но…

– Не «но», а снова сядешь учиться. Передам тебе по наследству и навыки, и прозвище. Последнее, конечно, только если забреют в легионеры.

И началась череда тяжелых дней. Подъем до зари и постижение темных тайн отмывания денег. Работа в лавке, благо девушки вернулись и снова помогали с уборкой и готовкой. Вечером – изучение гномьего. В промежутках – разные поручения.

Но теперь у Редрика был Смоки, поездки на котором ускоряли их выполнение. Заодно общение и верховые прогулки в редкие моменты праздности приносили парню отличную разрядку. Еще Ред читал, так много, как только мог себе позволить.