...А потом снова включала магнитофон, и погружаясь в музыку, будто забывая, где находится, прямо у нас на глазах растворялась в каком-то неведомом волшебном пространстве, куда нам попасть было невозможно. А она жила там, его сложными, мучительными законами, и лишь когда музыка умолкала, возвращалась, как возвращаются в какое-то убогое место...
Иногда она целыми днями не разговаривала ни с кем из нас, словно вынашивала в себе странную необъяснимую ненависть к окружающему...
Однажды, когда она ушла свою комнату для одинокого погружения в музыку, я заметила, как на лице ее мелькнуло выражение вины, как у человека, застигнутого на чем-то запретном. Я не стала ничего выяснять, а молча ушла к себе...
Так мы прожили какое-то время в атмосфере напряженной подготовки Жужи к вокальному искусству...
...Как-то, вернувшись с работы и почувствовав знакомое состояние траура, стала искать Жужу...
...Она снова лежала в своей комнате ничком на диване, как боксер, получивший на ринге нокаут...
Я села рядом и положила руку ей на плечо. Плечи Жужи, были широкими и плотными, как у пловцов. В ту минуту мне показалось парадоксальным, что обладательница таких плеч так впечатлительна к музыке...
-... Мне нельзя петь... - вдруг проговорила Жужа, по-прежнему уткнувшись лицом в локоть, - ... у меня слабые голосовые связки... они распухают... когда беру верхние ноты...
И тут я почувствовала, как ее плотные плечи чуть ощутимо задрожали.
...В тот же вечер, собрав все кассеты, я убрала их в самый труднодоступный угол антресолей. А на завтра, решив больше не хранить их дома, унесла на работу, где спрятала в сейф.
И еще долго мы разными способами приводили в порядок наш дом, перенесший сокрушительные удары музыки, старались полностью уничтожить все ее следы.
Мы начали ежедневно смотреть разные приключенческие фильмы, выходили гулять, организовывали у себя веселые вечерние застолья и намеренно не упоминали о ней...
Жужа походила на человека, ослабевшего после долгой болезни... Она больше не говорила о музыке, мимо комнаты, где стояло пианино, проходила с осторожностью, как мимо кладбищенских ворот, была удивительно тепла с нами и уже не походила на древнегреческого философа...
Какое-то время все шло своим чередом. Я была счастлива. Оставшиеся позади тяжелые дни породили во мне странный ужас перед классической музыкой...
Но однажды, возвращаясь с работы, войдя в блок, я словно молнией была поражена разливающимися по всей лестничной площадке чудотворными звуками "Реквиема"...
...Позабыв о тяжелых пакетах, я бросилась вверх, представляя, как в самой дальней из заполненных музыкой комнат снова лежит ничком Жужа, и как вздрагивают ее полные плечи... От этой картина сжалось сердце, грубый комок встала в груди, поднимаясь к горлу...
...Открыв дверь, я вбежала в квартиру...
...Она снова вернулась к нам... Печальные переливы мелодии, распластавшись по стенам ползли к потолку, вновь сотрясали двери... С нарастанием неземных голосов женского хора, я чувствовала, как слабеют, словно от крепкого вина, мои плечи, ноги, темнеет в глазах, пакеты выпадают из рук ... Еле передвигая онемевшими ногами, я пошла в комнату Жужи...
...Но диван, на котором должна была лежать ничком Жужа, оказался пуст...
...Собрав остатки сил, я обошла другие комнаты, кухню, заглянула даже под кровати, в шкафы.
...Жужи нигде не было...
...А я была во власти музыки и не могла из нее вырваться, не понимая, откуда несутся божественные голоса этих женщин... Думала о том, куда могла делась Жужа и вспоминала устремленный к облакам грозный шпиль Кирхи...
