Пошел к Заксу.

Наркомпрос, вернее его коллегия, разместился в особняке на Английской набережной.

Около трех часов прождал я Закса - безуспешно.

На улице мне бросились в глаза расклеенные на каждом столбе, на каждой будке и на стенах домов в большом количестве воззвания Совнаркома: "Социалистическое отечество в опасности".

Рядом приказ коменданта Петрограда о мобилизации населения на рытье окопов.

Отказ нашей мирной делегации в Брест-Литовске подписать мир на германских условиях и лозунг "Ни войны, ни мира" вызвали наступление немцев по всему фронту.

Пять-семь дней форсированного марша немецких войск - и Петроград станет ареной непосредственной борьбы. Отпора с нашей стороны ждать нельзя. Армия деморализована окончательно, бросает оружие, все военное имущество, склады снарядов. Поезда захватывают бегущие с фронта солдаты.

Удивляюсь Смолянскому: как можно говорить о революционной войне? Революционеров не так уж много, чтобы из них можно было создать армию, хотя бы даже партизанскую.

На Невском чрезвычайное оживление:

- Еще неделька-другая, и немцы покажут, как надо порядок восстанавливать. Это большевикам не с Керенским воевать.

Со стороны Садовой улицы к Николаевскому вокзалу прошли большие колонны рабочих, из которых часть с винтовками, большая же - с лопатами и кирками. В рядах колонн видны женщины.

Идут к Пулкову рыть окопы.

Настроение колонн не вяжется с настроением толпы, фланирующей по Невскому: бодрое, поют "Варшавянку" и другие революционные песни. Вид колонн по-боевому настраивает и меня. Хочется действовать, работать, кипеть.

Но делать нечего, и я продолжаю фланировать по городу.

К вечеру вернулся в гостиницу. Занялся газетой. Прочел декрет Совнаркома об организации новой армии. Прочел объявление: "Всероссийская коллегия по организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии приглашает лиц, знающих военное дело, на должности ответственных организаторов Красной Армии в различных районах. Желающим подать заявление прилагать рекомендации не менее двух членов РСДРП(б). Адрес: Исаакиевская площадь, Мариинский дворец, Организационно-инструкторский отдел".

"Не пойти ли мне?" - мелькнула, но сразу ушла мысль.

Пошел опять к Заксу. Его секретарь порекомендовал мне сначала побеседовать с Каменевой или с Крупской. А если там не выйдет, то прийти к Заксу.

Пошел к Каменевой.

Здание Наркомпроса на Фонтанке, позади Александрийского театра. Пробродив не один десяток минут по длинным коридорам, добрался наконец до приемной Каменевой. Пришлось обождать около получаса. Наконец в приемную, напоминающую гостиную, вошла Каменева, женщина лет тридцати пяти, интеллигентного вида, с мягкими движениями, чрезвычайно внимательная. Пригласив сесть, она осведомилась о цели моего прихода.

- Я хочу работать по просвещению, - с места в карьер начал я. Склонность имел к этому делу всегда, однако никогда не работал. Мне думается, что я мог бы принести пользу или в качестве руководителя библиотечным или киноделом, причем меня интересует больше последнее. Можно было бы создать целую систему передвижных кино в целях демонстрации сельскохозяйственных культур и достижений в других странах.

Каменева внимательно выслушала. Справилась о моей партийности. Узнав, что я левый эсер, спросила, не могу ли я для начала будущей деятельности в области кинопросвещения теперь же произвести национализацию Скобелевского комитета, который, по ее словам, является монополизатором всего кинодела страны.

- Мы как-то не добрались до этого учреждения, - сказала она. - Я вам дам записку, и вы с завтрашнего дня займитесь этим делом.

* * *

По привычке, приобретенной на фронте, вставать рано я поднялся около шести утра. День - яркий, солнечный. Походил по улицам, нашел адрес Скобелевского комитета и направился прямо к нему.

У подъезда стоит маститый швейцар.

- Здесь Скобелевский комитет?

- Здесь. А вам кого?

- Заведующего.

- Их еще нет.

- А кто есть?

- Да никого нет. Занятия начинаются только в десять.

Ну и рано же я поднялся! Пошел вновь слоняться по городу. Вышел на Невский. Там опять большое оживление. Длинные колонны рабочих тянутся по направлению к Лиговке, вооруженные лопатами, винтовками, с узелками провизии. С песнями шла одна колонна за другой рыть окопы.

Одиннадцать часов. Тот же маститый швейцар на мой вопрос, пришел ли заведующий, ответил отрицательно.

Решил обождать. Сижу полчаса, час - заведующего нет, да не только заведующего - во всем учреждении мертвая тишина. Наконец пришли несколько мелких сотрудников. Пошуршали бумагами, покурили, потолковали между собой. С удивлением посматривали на меня.

Половина первого. Никого нет.

Швейцар, очевидно, сжалившийся надо мной, подошел с вопросом:

- Вам зачем заведующий-то нужен? Вы из провинции, должно быть?

- С фронта я.

- То-то оно и видно. У нас вот уже какой месяц идет, как главные-то не работают. Редко-редко какой день кто заглянет, и то затем, чтобы что взять из дел, а так все больше на квартирах сидят. Не дождетесь вы.

- Дайте адрес квартиры заведующего.

- Это мне не приказано, господин хороший. А вы что, из большевиков, что ли, будете?

- Нет, я не большевик.

Швейцар смилостивился:

- Телефон могу сказать.

"А зачем мне заведующий? - подумал я. - Надо вернуться обратно к Каменевой, рассказать, что здесь работа не производится, и узнать о технике национализации учреждений".

Снова вернулся на Невский. Пошел за одной из рабочих колонн и незаметно для себя очутился около Таврического.

"Зайду к Смолянскому", - решил я.

Смолянский был у себя. На мой рассказ о Скобелевском комитете, смеясь, заметил:

- Теперь саботаж во всех интеллигентских учреждениях. Надо просто взять ордер в районном Совете, несколько красногвардейцев, прийти, опечатать дела и потом самому набирать новых сотрудников.

Во время разговора в кабинет Смолянского вошел небольшого роста, сухощавый, в пенсне, с блестящими через стекла глазами. Поздоровавшись со Смолянским, он протянул руку и мне.

- Бывший офицер? - отрывисто бросил он вопрос, смотря на мои плечи, где остались следы офицерских погон.

- Да.

- Что делаете?

- Скобелевский комитет собирается национализировать, - смеясь, вместо меня ответил Смолянский.

- Кому это сейчас надо? Армию сейчас надо организовывать. Читали декрет правительства?

- Читал.

- Так чего же в коллегию по организации армии не идете?

- Там рекомендации требуются, - пробормотал я первое пришедшее в голову оправдание.

- Это дело пустяковое. Раз вы заходите сюда и вас тут знают, такую рекомендацию и я могу дать.

Он подвинул к себе блокнот, лежавший на столе Смолянского, и быстро набросал несколько строк.

- Вот, - сказал он, протягивая мне записку, - идите к Кагановичу. Сейчас военные люди нужны больше, чем когда-либо. Идите, желаю успеха.

С этими словами он вышел из кабинета.

- Кто это? - спросил я Смолянского.

- Свердлов.

- Председатель ВЦИК? - удивленно переспросил я.

- Да, а что, не верится?

- Да уж больно он просто подходит и, не зная меня, сразу дает рекомендацию.

- Ну, это такая умная бестия, он сразу насквозь видит. При всех наших политических разногласиях все же, надо признать по совести, Свердлов внушает к себе большое уважение.

Я прочитал записку: "Товарищ Каганович, податель сего, военный товарищ, может работать по организации армии. Используйте, как лучше. Я. Свердлов".

Мариинский дворец. Громадное красивое здание. Здесь до революции заседал Государственный совет, а во время революции кратковременный Предпарламент.

Коллегия по организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии только начинает формироваться, о чем свидетельствует неорганизованность, неведение одним отделом, где находится другой. Наскоро расставленные в больших комнатах столы еще пусты. Одиночные сотрудники перебегают из одного конца здания в другой.