Киев. На вокзале среди железнодорожников заметно оживление, подъем, порывистость в действиях и разговорах. В комнате дежурного по станции случайно подслушал разговор: в Питере революция почти восторжествовала.
От Киева к фронту народа едет немного. В моем купе несколько штабных офицеров, знакомых между собой, разговаривают о перспективах весенней боевой работы.
- У нас в штабе, - говорит один, - ведется интенсивная разработка плана генерального наступления, чтобы с весны одновременно с союзниками ударить по немцам на всех фронтах.
- Солдаты, - говорит другой, - будут вполне подготовлены к этому времени. Выступят на позицию новые корпуса. Немцы истощены, а армии союзников и их боевые запасы растут с каждым днем. Вступление Америки в войну обеспечивает нам полную победу. Еще несколько месяцев - и победный мир.
В Казатине офицеры сошли с поезда. В купе я остался один. На каждой большой станции я выходил из вагона в надежде услышать от железнодорожников о последних новостях из Петрограда.
На станции Жмеринка услышал разговор машиниста нашего паровоза с новой кондукторской бригадой.
- Значит, крышка? - спрашивал машинист.
- Крышка, - ответил старший по бригаде.
- Что же говорят они?
- Скрывают.
- Чего же скрывать, когда не сегодня завтра все будет известно?
- Черт их знает почему. Может, думают задушить.
- Не удастся! - энергично тряхнул головой машинист.
* * *
После третьего звонка почти на ходу поезда в наш вагон вскочил молодой прапорщик в форме железнодорожных войск.
- Ух! Еле поспел! Еще полминуты - и жди следующего дня! - тяжело дыша, заговорил он, войдя в мое купе. - Ну и дела, ну и времена! Вы слышали? Знаете о революции?
- Слышал. В Питере забастовки...
- Какое там забастовки! Революция, самая настоящая, доподлинная революция! Ах, как прекрасно! Я выжидающе смотрел на прапорщика.
- Мой отец заведует телеграфом в Жмеринке. Через него все депеши идут. Я читал каждую телеграмму и из-за этого чуть не опоздал.
- Что же сообщают?
- Погодите, дайте отдышаться. Сейчас расскажу по порядку. Прапорщик поставил на полку свои вещи, устроился поудобнее на диване и, улыбаясь радостной улыбкой, заговорил:
- Царь приказал распустить Думу. Правительство Штюрмера подготовило сепаратный мир. Дума об этом прослышала. Родзянко собрал лидеров партий, которые решили Думу не распускать, продолжать вести заседания. Вы понимаете? Дума решила не подчиняться царскому указу!
Выбрали специальный комитет под председательством Родзянко. Комитет предложил царю назначить новое правительство. Тот не согласен. В Питере забастовки. Войска переходят на сторону рабочих. Дума рекомендует его брата, Михаила Александровича. Избрано Временное революционное правительство. Рабочие Питера организовали Совет рабочих депутатов. К рабочим присоединились солдаты. Даже гвардия перешла на сторону Думы. Родзянко с Милюковым поехали в ставку к царю требовать отречения. Сейчас только была депеша ко всем главнокомандующим фронтами, что Николай Второй отрекся за себя и за сына в пользу брата Михаила. В Питере войска присягают Временному правительству...
* * *
Тарнополь. На станции спокойно. Никаких признаков революции нет. На вокзале встретил повозку обоза нашего полка. Ездовой с охотой согласился довезти.
По дороге рассказывал, что полк уже дней десять как отошел в резерв, а его позицию под Манаювом и Хокулиовцем заняла Финляндская дивизия.
- Говорят, месяца два в резерве простоим, - рассказывал Селин. - Идут усиленные занятия. Готовятся с началом весны к большому наступлению. Что в Туле нового, ваше благородие? Насчет мира что слышно?
- Насчет мира ничего не слышал, а вот насчет революции слух идет.
- Революции? - быстро повернулся ко мне Селин.
- Да, революции. Иль боишься?
- Никак нет, ваше благородие. Ведь немцы не заберут нас в свои руки?
- Конечно нет. Раз революция, то у власти будут новые люди - более умные, энергичные, способные отстаивать свободную Россию.
- Значит, скоро и землю от помещиков получить можно будет? - думая о своем, произнес Селин.
- Раз революция, то ясно, что народ землю получит.
- За землю-то мы постоим! По совести говоря, - повернулся ко мне Селин, - воевать нам не из-за чего. Зачем нам земля Галицкая? Там свои люди живут. А вот землю у помещиков забрать, надел увеличить - это другое дело. У нас в Калужской губернии мужики почти совсем без земли. В нашей семье четыре брата, да отец еще жив, - и на пять человек всего полторы десятины.
- Чем же живете?
- Каменщики мы. Как наступит весна, так один брат остается в деревне пахать, а остальные трое - на сторону по деревням кирпичные избы класть. Все лето работаешь с зари до зари, а потом целую зиму спину не разогнешь. А заработаешь-то что?.. На рыло не больше как рублей по семьдесят, по восемьдесят. Да это еще крепиться надо. Не выпивать. А если грех попутает, выпьешь, так домой в тех же портках, в которых вышел, вернешься.
- Помещиков много у вас в Калужской губернии?
- А где их мало? У нас, мужиков, земля - глина настоящая. На ней ни черта не растет, а у помещиков лучший чернозем. Правда ли, что революция? недоверчиво глянул на меня Селин.
- Правда, Селин. Я слышал это в дороге. Скоро всем солдатам известно будет. А если неправда, так надо сделать правдой.
- Справедливо изволите говорить, ваше благородие!
* * *
Я вошел в приготовленное Ларкиным помещение. Вымывшись с дороги, начал разбирать свой чемодан. Вскоре зашел Воропаев. Канцелярия полка на время пребывания полка в резерве переселилась в Омшанец.
- Привез что-нибудь? - обратился ко мне Павел.
- Многое чего, только не то, о чем ты спрашиваешь.
- Что же ты? Так выпить хотелось!
- Остепенись, Павел, пьяницей сделаешься.
- Да уж лучше пьяницей, чем на фронте торчать!
- В окопы тебя никто не гонит, сидишь ты в канцелярии, и пить оснований у тебя нет.
- Давно это ты нравоучения читать начал? Надел погоны, кичишься...
- Да разве я кичусь? Говорю, что пьешь ты много.
- Много пью?! Уж не ты ли подносишь?
Видя ворчливое настроение Воропаева, я попробовал его успокоить привезенной новостью о революции.
Однако на Павла мои сообщения подействовали слабо.
- Если бы ты мир привез, я бы рад был. А то - революция! Эка важность, если нас по-прежнему здесь держать будут! Мир нужен. Осточертела война! истерично прокричал Воропаев.
- Какой ты чудак, - успокаивал я Павла, - раз революция, то и мир скоро. Посиди здесь. Я на минутку схожу к командиру с рапортом.
Оставив Воропаева пить чай, я оделся, прицепил револьвер и направился к штабу.
В одной из больших комнат штаба уже собралась группа офицеров, прибывших за получением жалованья. Среди офицеров я увидел Земляницкого, Борова, Остроухова.
- А, Оленин! Вернулся... Что хорошего?
- Много. Такие, господа, интересные новости!
- Что такое? Говори, говори! - обступили меня. Молокоедов прикрыл свою шкатулку с деньгами и тоже вытянул голову.
- Революция, господа!
- Что? Что? Как ты сказал?
- Революция.
- Какая, где?
- Самая настоящая, красная.
- С зелеными ушами, - вставил Земляницкий.
- И уши красные, и руки длинные!
- Довольно шутить! - крикнул Боров. - Говори толком.
- Свергнуты министры. Государственная дума взяла власть в свои руки. Созданы Советы рабочих депутатов. Войска на стороне Думы. Слышно, что Николай отрекся...
- Чего вы здесь болтаете, прапорщик! - раздался за моей спиной резкий голос.
Я оглянулся. Позади стоял полковник Хохлов.
- Рассказываю новости, господин полковник, могу повторить: образовано Временное правительство, свергли власть старых министров, царю предложили отречься от престола...
- Вы что, прапорщик, сумасшедший или пьяны? - закричал Хохлов.
