— Это не мушкетная пуля, сэр, — сказал он, показывая ее хирургу. — Если присмотреться внимательней, вы обнаружите следы нарезов. Выстрел был произведен из винтовки. Это второй известный мне случай за последние три недели.

— Ну, значит, так оно и есть. Мне следовало это заметить. Но уже прошло много лет, сэр, с тех пор, как я видел винтовочную пулю. Да и в мои дни на флоте винтовки были редкостью. Впрочем, вам это хорошо известно.

— Могу я забрать ее, сэр? Сдается мне, это весьма важное обстоятельство.

— Разумеется, мистер Хоар. Надеюсь, вас не затруднит дать мне расписку, не так ли? Сэр Томас большой приверженец всякой канцелярщины.

— Не затруднит ни в коей мере, мистер Олни. А вас, в свою очередь, я попрошу составить описание: винтовочная пуля, извлеченная из тела Саймона Грейвза, и так далее.

— С удовольствием, сэр.

Хирург протянул Хоару перо, и они оба принялись составлять документы, которыми затем обменялись. По завершению этой процедуры Хоар выцедил бокал ужасного портвейна, положил в карман винтовочную пулю и попрощался с мистером Олни. На столе рядом с пустым бокалом он оставил полгинеи.

У Хоара оставалось здесь еще одно дело. Он хотел собрать дополнительную информацию об обнаружении у Портленд-Билла того анкерка, который и привел его первый раз в Веймут. Был ли это единичный случай? Не было ли обнаружено на том же месте и в то же время еще что-нибудь интересное?

Местная станция береговой охраны располагалась неподалеку. Он проходил мимо нее, когда сошел с борта «Невообразимой», ошвартованной в гавани. У причала станции стоял куттер «Уолпол». Хоар поднялся на борт куттера, вручил вахтенному у трапа одну из своих заранее заготовленных табличек и, ожидая офицера, окинул судно проницательным морским взглядом.

Хотя береговая охрана по традиции называла свои суда куттерами, это была выглядевшая проворной бригантина водоизмещением около ста тонн, вооруженная несколькими четырехфунтовыми пукалками. Судя по носовой фигуре в пышном парике, она была названа не в честь нынешнего премьер-министра, а в честь Уильяма Уолпола-старшего. Ее командир, который, по счастью, находился на борту, вышел на палубу и пригласил Хоара внутрь. Рыжеволосый мистер Попхем  был примерно такого же возраста, как и Хоар, невысокий, худощавый, проворный, как и подвластная ему бригантина. Хоар завидовал ему.

— Мы в береговой охране вынуждены обходиться без клерков, — объяснял мистер Попхем, очищая стол и второе кресло от разложенных на них бумаг.

— Не оцените ли вы это бургундское, сэр? Мы взяли его на «Розе» неделю назад.

Хоар знал, что это было одной из молчаливых прерогатив береговой охраны, и вино стоило каждого пенса из выгоды, которую могли бы получить контрабандисты.

Как только позволила учтивость, Хоар перешел к вопросу о песчаном «анкерке». При этом он добросовестно пояснил, что речь идет о сосуде для содержания жидкостей, а не о якоре для удержания судна[21]. Он присоединился к здоровому смеху Попхема, вызванному таким объяснением.

Мистер Попхем хорошо помнил этот анкерок. Он также хорошо знал Дикона Ди, знатока песков, и с удовольствием послушал рассказ Хоара об их встрече.

— Он действительно был обнаружен в том месте, на которое указал старик, — заметил он. — Я бы просветил вас, если бы вы меня об этом спросили… но я думаю, что вам хотелось встретиться с Диконом Ди и проверить его способности.

Хоар утвердительно улыбнулся.

— Это был весьма интересный объект, — продолжил Попхем. — Интересно, вы обратили внимание на то же, что и я?

Хоар вопросительно глянул на него.

— Нам, конечно, приходится встречаться с разными образцами французского бондарного ремесла — анкерками, бочонками, барабанами, даже временами громадными бочками. Их приносит к берегу или их приносят, если вы понимаете, что я имею в виду. Но там было видно по отесу и фаскам, что это не французское, а доброе крепкое английское изделие. Французские бондари делают их как-то иначе, мистер Хоар.

— Такого я не знал, сэр, — произнес Хоар.

— Итак, сэр, — продолжал Попхем, — что меня озадачило, так это то, почему английский анкерок прибыл к нам таким образом, да еще и с содержимым, которое озаботило вас. Да, и что вам удалось узнать из того документа?

— Какого документа? — удивился Хоар.

— Документа, который находился внутри анкерка вместе с деталями часов, разумеется.

— В анкерке не было никакого документа… по крайней мере, когда он попал в мои руки. Каков он был на вид?

— Это была шифровка, или я турецкий визирь. На серой водостойкой бумаге…

Мистер Попхем описывал такую же бумагу, о которой говорила миссис Грейвз, и точно такую же, которую Хоар видел своими собственными глазами. Это был еще один фрагмент головоломки, но куда же его можно пристроить?

— Будь я проклят, Попхем, — сказал Хоар, — но это очень интересная информация. Я глубоко благодарен вам за нее — так же как и за бургундское.

— А мне уже пора отходить, иначе я пропущу отлив.

Попхем поднялся, чтобы проводить своего гостя.

— У нас десять минут, чтобы успеть выйти в Канал. Было приятно встретиться с вами. Заходите еще на «Уолпол», когда подвернется случай.

— Со своей стороны, я буду рад угостить вас бокалом мадеры, когда вы зайдете в Портсмут. Меня можно найти в «Проглоченном якоре».

«Невообразимая», описывая клотиком своей единственной мачты широкие эллипсы на фоне ярких летних звезд, медленно, со скоростью менее одного узла, продвигалась под косым гротом и кливером. Попутное приливное течение прибавляло, по расчетам Хоара, узла четыре относительно грунта. С такой скоростью он доберется до дома завтра к полудню. Хоар вздохнул, прислонился спиной к кормовому транцу и стал размышлять о работах доктора Грейвза. Имел ли он достаточно времени и таланта, чтобы совмещать работу с часовыми механизмами и его совместное предприятие с Морроу? Более того, настораживало следующее: доктор сказал своей жене, что он выполнял работу для английского агента. Но Хоар не мог понять, почему англичанин должен был соблюдать такую скрытность в этом деле. Невольно доктор Грейвз мог работать на человека, связанного с вражеской стороной. Так вольно или невольно? Знал ли он об истинном хозяине? Или, может, он сам был французским агентом?

Эти мысли в голове Хоара переплетались с размышлениями о шифрованных записях. Теперь он был уверен: должна существовать связь между анкерком с деталями часовых механизмов, доктором Грейвзом и покойным лейтенантом Кингсли. Но какова природа этой связи? И почему эти два человека — такие разные и по профессии, и по способностям — были убиты?

Внезапно Хоар попал в полосу густого тумана. Порыв ветра, журчание воды под форштевнем «Невообразимой» — и звезды исчезли. Вместе с ними полностью пропал ветер. Пинас практически остановился, видимость резко ухудшилась. Через минуту он с трудом различал свою собственную мачту, паруса на которой повисли, слегка болтаясь на небольшой зыби. Ходовые огни — зеленый и красный — слабо мерцали в тумане.

Он пошел вниз, чтобы достать раковину, которую использовал в качестве туманного горна. Вернувшись на палубу, он занял прежнее место и издал продолжительный гудок в окружающую мрачную черно-серую пелену. Он повторял гудки каждую минуту, измеряя время по собственному регулярному пульсу. В промежутках между гудками он слушал.

Долгое время других гудков не было слышно, и, наконец, ему показалось, что он уловил слабое эхо собственного гудка. По корме появилось тусклое расплывчатое пятно, немного темнее окружающей серости. Хоар повернул раковину в его направлении и дунул в нее.

— Эгей, — послышался ответный окрик.

Не имея возможности ответить, Хоар отложил раковину, вынул боцманскую дудку и издал громкий свист.

Вспышка, треск, оглушительный удар по темени, нанесенный сзади, и из глаз посыпались искры как огни фейерверка. Он упал на бок. Значит, вот она, смерть, подумал он.