Ее первое свидание. Их первое свидание.

Широкая улыбка снова осветила ее лицо, словно пробившийся сквозь туман солнечный луч.

— О, да! Я… Я с удовольствием пойду с тобой в кино, — с нескрываемым энтузиазмом воскликнула она.

Адриан с облегчением рассмеялся, а потом вздрогнул от удивления, когда Маринетт положила ладонь ему на затылок. Со сверкающими радостью глазами, встав на цыпочки, она украдкой поцеловала его.

Прикосновение было легким, почти воздушным, но этого было достаточно, чтобы вскружить Адриану голову, и он положил ладонь ей на талию, притягивая к себе, вызвав у нее удивленное восклицание, быстро заглушенное его губами.

Некоторое время они целовались, не заботясь о том, что на них глазели все выходившие из коллежа ученики, и абсолютно игнорируя ждавшего Адриана Гориллу. Время будто замерло, и не существовало больше ничего, кроме тепла прижатых друг к другу тел, пьянящего запаха духов и особенно упоительного танца языков, который завораживал, лишая всякого здравого смысла.

Тем не менее они быстро опомнились и, покраснев, отстранились друг от друга, когда поняли, что увлеклись чувствами в далеко не предназначенном для этого месте.

— Я… Э… До завтра тогда, — пробормотал Адриан и ушел к Горилле, который со смущенным видом подчеркнуто смотрел на другую сторону дороги.

— До завтра, — немного охрипшим голосом прошептала Маринетт, помахав ему рукой, когда машина стронулась с места.

Весь путь до дома Маринетт проделала на автопилоте. Она чувствовала себя слегка оглушенной, не в состоянии сосредоточиться ни на чем, кроме свидания с Адрианом. Рассеянно поприветствовав родителей по пути через магазин, она сразу поднялась в свою комнату и упала на кровать лицом в подушку.

Она чувствовала, как горит каждый квадратный сантиметр ее щек, точно получила солнечный удар, хотя дневное светило явно не имело никакого отношения к состоянию ее кожи. Наверняка лицо было краснее, чем когда-либо — и всё из-за Адриана.

— Я снова увижу его завтра, Тикки, — мечтательно прошептала она.

Тикки рассмеялась, выбравшись из сумочки. Подлетев к Маринетт, она нежно потерлась о ее щеку, с облегчением видя, что Маринетт снова стала сама собой.

Предыдущий день — с раскрытием личности напарника, страхом потерять его и неожиданным развитием их отношений — стал для нее тяжелым испытанием, и Тикки искренне за нее беспокоилась.

Накануне, вскоре после того, как Адриан ушел, состояние шока, в котором Маринетт всё еще пребывала после тяжелого дня, понемногу исчезло, и Тикки видела, как Маринетт начала дрожать всем телом, паникуя, как никогда. Она часами расхаживала по комнате взад-вперед с бледным как у мертвеца лицом, отчаянно пытаясь осознать происшедшее. Тикки впервые видела ее такой взбудораженной, и ей стоило невероятных трудов помочь Маринетт вернуть весьма относительное спокойствие и убедить, что ей необходимо хорошенько выспаться.

Теперь всё, кажется, вернулось на круги своя, и Тикки не могла сдержать улыбки, с нескрываемым счастьем отмечая, что настроение Маринетт снова на высшей отметке.

Заметив явную радость квами, она аккуратно взяла Тикки в ладони.

— Прости, что напугала тебя вчера, — извинилась Маринетт, поглаживая крошечную подругу.

— Тебе не за что извиняться, — снисходительно ответила Тикки. — На тебя свалилось тяжелое испытание, и совершенно нормально, что ты была в шоке. Вечериночник был ужасным противником, не говоря уже о том, что ты узнала, что Черный Кот — это Адриан.

При упоминании напарника лицо Маринетт осветилось ослепительной улыбкой, хотя в ее манере держаться всё еще неуловимо чувствовалась легкая нервозность.

— Я справляюсь гораздо лучше, чем ожидала. Какой же глупой я себя чувствую, что не заметила раньше — если бы ты знала! Но на самом деле…

Маринетт прервалась, сильно покраснев, а ее сердце принялось сильно колотиться.

— На самом деле, всё сложилось просто идеально. Я люблю Адриана, а Черный Кот… Если бы не было Адриана, я бы давно уже относилась к нему, не только как к напарнику, — на выдохе призналась она и со смущенным смешком добавила: — Думаю даже, я уже не относилась к нему, как к напарнику, даже если отказывалась это признавать.

Вопреки упрямому нежеланию посмотреть правде в глаза, Маринетт было сложно отрицать, что Котенок занимал в ее сердце всё более и более важное место. Он был нахальным, хвастливым, порой ужасно раздражающим, но она быстро поняла, что он также самый преданный, храбрый и внимательный человек, что она когда-либо встречала. Даже если ее чувства к напарнику далеко не достигали интенсивности того, что она испытывала к Адриану, они медленно, но верно изменились, и для нее было невыразимым облегчением узнать, что под маской скрывался Адриан.

Два самых дорогих ее сердцу парня оказались одним и тем же человеком.

Маринетт чувствовала себя такой счастливой, что у нее кружилась голова. Это буквально опьяняло.

— Мне так не терпится, чтобы наступило завтра, Тикки, — прошептала она.

— Ах, влюбленные подростки и их гормоны… — вздохнул Плагг, покачав головой.

— Плагг! Почему ты вечно портишь атмосферу? — возмутился Адриан, резко спускаясь с облаков, в которых витал, и, дико покраснев, добавил: — И оставь в покое мои гормоны.

Квами вызывающе фыркнул:

— Да-да… Это ведь не тебе приходится целыми днями терпеть разговоры о Ледибаг…

— Я не… — начал Адриан, но, смутившись, замолчал.

Он вынужден был признать, что может рассуждать о Ледибаг часами, никогда не уставая. И к несчастью для ворчливого квами, ему больше не с кем было поделиться своим восхищением невероятной напарницей. Нино, конечно, знал, что Адриан восхищается Ледибаг, но не подозревал, что друг не простой фанат и лучше всех знает, насколько потрясающа Парижская героиня. Как и не подозревал о размахе увлечения Адриана Ледибаг, поскольку, говоря о ней с кем-то, кроме Плагга, он тщательно подбирал слова.

— Не говоря уже о том, что со вчерашнего дня ты не прекращаешь целовать ее. Я думал, это тебя немного успокоит, — с лукавым смешком продолжил Плагг. — Все эти обмены флюидами — совершенно человеческая штука, просто не понимаю, что вы в этом находите.

— Плагг! — шокировано воскликнул Адриан. — Это не… я не…

Он бормотал, не в состоянии подобрать слова для ответа квами, которому явно доставляло удовольствие дразнить его.

Но Адриан в любом случае не имел ни малейшего желания объяснять ему, какой интерес он находит в поцелуях с Маринетт. Говорить, насколько поцелуи с девушкой, ставшей центром его вселенной, были потрясающе завораживающими, и как он чувствовал себя абсолютно на своем месте каждый раз, когда держал ее в объятиях. Что ее нежный аромат очаровывал его, прежде чем он прикасался к ней, кружил ему голову и за мгновение заставлял испаряться остатки благоразумия. Что, когда ее нежные как шелк губы касались его губ, у него внутри будто взрывался вулкан, посылавший жидкий огонь по венам, и что этот горячий и страстный поток, который неумолимо разливался до самых кончиков ногтей, заставлял его чувствовать себя невероятно, чудесно живым.

Но в этом он никогда не признается своему квами.

Позабавленный Плагг наблюдал, как Адриан краснеет, бормочет, краснеет еще сильнее, а потом смотрит на него, выглядя выведенным из себя, и воздевает руки в знак бессилия. Пусть Плагг не умел выражать свои чувства, но его привязанность к мальчишке, в жизни которого он появился несколько месяцев назад, от этого не становилась меньше. Возможно, Плагг лучше всех знал, что повседневная жизнь Адриана была куда тяжелее, чем считало большинство людей, и до какой степени жаждал свободы и любви парень, столько лет запертый за решеткой золотой клетки, в которой пытался его удержать отец.

Адриан регулярно заявлял, что появление в его жизни Плагга и Ледибаг было лучшим, что когда-либо с ним происходило, и квами охотно ему верил.