Меттерних тотчас явился к Нарбонну и с уверенностью, в которой имелась доля искренности, сказал, что победы Наполеона его не удивляют, ибо на них он и полагается в своих миротворческих планах; что для того, чтобы сделать мир приемлемым для русских, англичан и пруссаков, нужно снять хотя бы две трети их предложений;
что победа при Лютцене этому послужит, но остается последняя треть предложений, обоснованность и благоразумие которых невозможно не признать. Он сказал, что настало время Венскому кабинету исполнить его роль посредника, принятую по внушению Франции и с согласия всех воюющих держав, ибо скоро будет поздно, судя по быстроте событий, исполнить ее с пользой, и потому он незамедлительно отправит полномочных представителей в штаб-квартиры французов и русских. Меттерних добавил, что выбрал переговорщиков, приятных тем, к кому они обратятся: генерал Бубна, кажется, понравился Наполеону, и его пошлют к нему; а известный некогда в антифранцузской партии Штадион имеет все шансы быть хорошо принятым в штаб-квартире союзников, и его направят туда; что, будучи неопасным для Франции врагом, он, Меттерних, будет ей более полезен, чем друг, ибо смело выскажет русским и пруссакам те истины, которые важно до них донести.
Итак, объявили, что Бубна и Штадион отправятся, чтобы предложить перемирие и вызвать первые объяснения относительно условий будущего мира. Не притязая навязывать их Наполеону, объявили, между тем, что будут вольны указать ему те условия, которые сочтут приемлемыми для всех воюющих сторон, и, не желая делать из них тайны для Нарбонна, Меттерних подробно и точно перечислил ему эти условия. Они включали в себя упразднение Великого герцогства Варшавского и переуступку его Пруссии, за исключением некоторых частей, возвращаемых по праву России и Австрии; восстановление Пруссии посредством великого герцогства и территорий, которые надлежало найти в Германии; отказ Наполеона от Рейнского союза и ганзейских департаментов, то есть от Бремена, Гамбурга и Любека. Решено было не говорить о Голландии, Италии и Испании, дабы не возбудить непреодолимых трудностей, и при необходимости отложить заключение морского мира, если не будет средства договориться с Англией, дабы заключить без промедления более насущный мир континентальный. Таковы были условия, помимо возвращения Австрии Иллирийских провинций, оставлявшие Франции Вестфалию, Ломбардию и Неаполь как вассальные королевства, Голландию и Бельгию как рейнские провинции, а Пьемонт, Тоскану и Римское государство как французские департаменты. Вот какую Францию предложили Наполеону, и он счел это предложение оскорбительным.
Нарбонн много раз повторял, что победивший Наполеон не примет таких условий, но Меттерних, в свою очередь, повторял, что Наполеон благоразумнее, чем хотят его представить; что эти условия обязательны и придется еще побороться, чтобы заставить союзнические державы принять их.
Оставалось решить вопрос с королем Саксонии, которому, как стало известно, пришлось выбирать между низложением и возвращением в Дрезден. Австрия не колебалась на этот счет и не стала удерживать Фридриха-Августа. К тому же, она и не успела бы, ибо королю пришлось незамедлительно ответить на требования и принять, хоть и со слезами, приглашение Наполеона. Он приготовился отбыть из Праги вместе с войсками и двором, настоятельно попросив Австрию и пообещав ей со своей стороны сохранить в тайне переговоры, имевшие место между кабинетами Дрездена и Вены.
Когда Наполеон постепенно узнал обо всем, о чем мы только что рассказали, он смог приличествующим образом встретить своего союзника, вновь ставшего преданным; но прежде он дал инструкции своему представителю в Вене. Наполеон понял, что совершил ошибку, преждевременно подтолкнув Австрию к участию в событиях и побудив ее провозгласить себя вооруженной посредницей, то есть арбитром, в то время как ему вовсе не хотелось терпеть ее арбитраж. Он понял также, в какое впадал заблуждение, считая, что сможет вовлечь эту державу в свои планы, предложив ей остатки Пруссии и не видя, что Австрия более всего стремится к восстановлению Германии и предпочитает независимость территориальному увеличению. Теперь Нарбонну надлежало выказывать спокойствие и сдержанность без холодности, ничего более не требовать от австрийского двора и не отвечать ему, дабы Австрия не распознала, что ее перестали считать союзником, продолжая считать посредником, но не принимают посредничества вооруженного.
Несмотря на сдержанность выражений, Наполеон в глубине души ожесточился в отношении Австрии. Склонность обольщаться заставляла его верить, что он добьется от Австрии чего угодно, если хорошо ей заплатит, и теперь он был глубоко раздосадован тем, что она полностью обманула его расчеты. Переданные условия, которые не должны были показаться новыми, были ему отвратительны. В душе Наполеон отказался от Великого герцогства Варшавского. Но увеличить Россию за счет бесповоротно потерянной Польши на следующий день после войны, предпринятой ради унижения России и восстановления Польши, стерпеть и даже вознаградить измену Пруссии, отказаться от протектората над Рейнским союзом и от ганзейских городов – всё это не ослабляло его подлинного могущества, но жестоко задевало гордость. Только гордость, непримиримая гордость вынудила Наполеона отвергнуть условия Австрии. Он не может, говорил он, позволить унизить себя, называя унижением невозможность осуществить мечты необузданного честолюбия, даже когда ни в чем не затрагивалось его подлинное могущество. Увы! В невозможности уступить, даже когда это правильно и необходимо, и заключается наказание гордеца. Он прикован к безрассудным притязаниям, как Прометей к скале!
Понимание намерений Австрии вызвало в Наполеоне глубокое раздражение против этой державы. Он воспринял их как двойную измену альянсу и родственным узам и подумал, как нередко думал и прежде, что Австрия полна притворства, уловок и эгоизма и нужно пытаться договориться не с ней, а с другими, и если уж уступать, то уступать России и Англии, но не Австрии и Пруссии.
Как бы то ни было, Наполеон внезапно вернулся к политике, предложенной на совете в Тюильри в январе, поддержанной Коленкуром, Талейраном и Камбасересом и состоявшей в том, чтобы пренебрегать Австрией, стараясь при этом избегать с ней столкновений, и пытаться договариваться непосредственно с Россией. Эта политика, не допускавшая чрезмерного вмешательства Австрии в текущие события и мешавшая ей облечься ролью, которую впоследствии она употребит во вред Франции, имела, однако, одно практическое неудобство: трудность договориться с императором Александром. Эта трудность, великая уже в январе, только возросла в результате последних военных событий и надежд Александра сделаться освободителем Европы и первым из правящих монархов. Правда, Лютценское сражение и новая победа, которой позволительно было ожидать, могли рассеять иллюзии Александра и облегчить возможность договориться с ним. Наполеон надеялся на это со всей силой надежды, присущей могучим душам, которая обращается у них в силу действия, и отдал соответствующие распоряжения.
Он решил неустанно продолжать кампанию, как можно скорее нанести союзникам решающий удар, воспользоваться им для заключения мира, но договариваться о мире не с германскими державами, а с Россией и даже с Англией, предложив ей Испанию, которая стала ему отвратительна, или хотя бы ее часть. Он полагал, что можно будет договориться, если он уступит России Польшу (или ее часть), а Бурбонам Испанию (или ее часть), и ему не придется терпеть ига Пруссии, которая, по его мнению, открыто предала его, и Австрии, предававшей его тайно. Если же война не приведет в ближайшее время к решающему результату и переговорам, он продержится в таком положении до тех пор, пока не завершится вторая серия вооружений и он не получит в свое распоряжение еще двести тысяч солдат, что позволит ему отбросить с Австрией притворство и даже принять ее в число врагов. И тогда, встав в Дрездене на Эльбе у подножия Богемских гор, как некогда в Вероне на Эче у подножия Альп, он предпримет против всей Европы новую Итальянскую кампанию, в которой император Наполеон, столь же молодой душой, как генерал Бонапарт, но ставший более зрелым благодаря беспримерному опыту, повторит чудеса своей молодости и завершит их блистательным триумфом!
