Олимпиада суворовских, нахимовских и артиллерийских подготовительных училищ. Киев, 1951 год. Я входил в сборную команду училища по боксу. Соревнования шли по олимпийской системе (проигравший выбывал). Мне удалось выиграть только первый бой. Дальше я уже только наблюдал за происходящим. К сожалению, среди победителей олимпиады боксеров нашего училища не оказалось, хотя мы активно к ней готовились. Наш тренер, боксер-перворазрядник Борис Порошин, регулярно вывозил нас на «открытый ринг», который функционировал на Подоле (один из районов Киева) на базе какого-то спортивного общества, название которого память не сохранила. Там мы, одержав необходимое число побед, получили третий спортивный разряд и чувствовали себя весьма уверенно. Однако, как показали результаты наших выступлений, явно переоценили свои спортивные возможности. Но наше настроение, как и настроение всех участников олимпиады, было приподнятое. На олимпиаде царил дух не столько соперничества, сколько военного братства. Помню, мы все болели за ленинградского суворовца, боксера, кажется, среднего веса, которого звали Павел Корчагин. Для нас в то время это имя было символом верного служения социалистическому Отечеству.
Первая любовь. Как писал Сергей Есенин, «все на этом свете из людей песнь любви поют и повторяют». Каждый «поющий» делает это по-своему, и, если он решается рассказать о своем «вокальном» опыте, его обычно слушают с интересом.
Я о своей первой любви написал спустя много лет и честно признал, что мой первый опыт приобщения к этой таинственной и постоянно влекущей к себе сфере был не вполне удачным. Свой рассказ я опубликовал в альманахе «У Никитских ворот». Прочитавшие его друзья упрекнули меня в том, что в рассказе мало деталей. Свою любовную неудачу я попытался объяснить тем, что мне со своей зазнобой вскоре пришлось расстаться по независящим от нас причинам[7].
В мае 1952 года я закончил учебу в КАПУ и выбрал для продолжения своего военного образования 2-е Ленинградское ордена Ленина училище артиллерии большой мощности. Право выбора военного училища предоставлялось медалистам (я был обладателем серебряной медали). В сентябре 1952 года принимаю воинскую присягу, и с этого времени начинается моя настоящая военная служба со всем, что с ней связано. Ее превратности пришлось ощутить довольно скоро. Училище, кроме одного дивизиона, перевели в Коломну. Я оказался в этом дивизионе, которому определили новое место дислокации – Сумское Краснознаменное артиллерийское училище им. М.В. Фрунзе. О пребывании в Ленинграде остались в памяти: экскурсия в Эрмитаж, выезд на полигон, где проходили боевые стрельбы, поездка «на картошку» в один из колхозов Ленинградской области, занятия в секции бокса, танцевальные вечера в училище, знакомство со студентками 1-го курса Лесного института (ныне Санкт-Петербургский государственный лесотехнический университет им. С.М. Кирова).
Учеба в Сумском военном училище – это летние лагеря (близ г. Чугуева, рядом с нашим лагерем находилась деревня со знаменитым по известному фильму названием Малиновка), два месяца жизни в палатках, частые занятия в поле, учения. Это зимние «кочующие» лагеря. Ночевать тоже приходилось в палатках. Топили печь по очереди, чтобы она не погасла во время нашего сна. Учились преодолевать трудности. Закалялись. Деревенские в прошлом ребята приспосабливались к необычным условиям быта быстрее, городские – явно им уступали.
В эти годы актуальной темой военной учебы было ведение боевых действий с учетом возможного применения противником ядерного оружия. Все курсанты получили секретные тетради, в которые заносились сведения об оружии массового поражения и способах защиты от него.
В марте 1953 года умер Сталин. Всеобщее потрясение. Но уже вскоре мы почувствовали идущее сверху сдержанное отношение к его памяти. Мы заметили, что в Ленинской комнате (так называлась комната, в которой мы проводили досуг и готовились к занятиям по марксистско-ленинской теории), в которой на стенах висели красочно оформленные схемы десяти сталинских ударов, исчезло в названии слово «сталинских». В лекциях по общественным дисциплинам стали весьма редкими ссылки на него.
В училище была богатая библиотека, рассчитанная не только на курсантов и преподавателей, но и на членов семей офицеров училища. Дело в том, что территория училища – это не только учебные корпуса, но и дома офицерского состава, где проживала большая часть офицеров училища. Это был по существу военный городок. По вечерам его обитатели в хорошую погоду выходили на прогулки. Через какое-то время мы уже точно знали в лицо жен своих командиров и преподавателей, а некоторые наиболее любопытные из нас, даже как кого зовут. За годы учебы удалось прочитать Бальзака, Драйзера, Толстого Л.Н., Мопассана, К. Симонова, Н. Островского.
В начале сентября 1954 года состоялся выпуск курсантов нашего «ленинградского» дивизиона. Поскольку он был укомплектован выпускниками подготовительных артиллерийских училищ и сержантами-сверхсрочниками, срок обучения был сокращен до двух лет. Тем же, кто пришел с «гражданки», приходилось учиться три года.
В торжественной обстановке нам были вручены лейтенантские погоны. Накануне мы облачились в офицерскую форму. Вечером в тот же день был, как положено, банкет в честь выпускников, на котором мы получили право выпить (и не только шампанское) с любимыми преподавателями. Самым любимым на нашем курсе был преподаватель артиллерийской подготовки майор В.И. Гришин. К концу вечера от нашего чрезмерного внимания он еле держался на ногах. Но держался и мужественно продолжал общаться с нами. Может быть, не в такой мере, как преподаватель артиллерии, но безусловно любимым нами был и преподаватель истории партии подполковник А.Б. Гантман. Я вспоминаю его с особой благодарностью, ибо именно он пробудил во мне серьезный интерес к обществознанию. На вечер все выпускники получили право пригласить своих знакомых девушек. В большинстве своем приглашенные оказались студентками педагогического института и были знакомы друг с другом. Атмосфера на вечере была праздничной. Все выпускники понимали, что в их жизни начинается новый этап и чувствовали себя готовыми к нему. Назавтра предстояло распределение по военным округам. Но военная служба чревата неожиданностями. Никакого распределения не последовало. Весь наш курс, теперь уже молодых лейтенантов, был направлен на переучивание в г. Чкалов (ныне Оренбург) на девятимесячные зенитно-артиллерийские курсы. Нужно ли говорить, что подобное решение военного руководства никакого энтузиазма с нашей стороны не вызвало. Но как люди военные, мы понимали, что раз есть такая необходимость, то, стало быть, ей следует подчиниться.
В сентябре 1954 года началась учеба на курсах. Постигали мы премудрости зенитного дела без большого интереса. Но постепенно втянулись, и отношение наше к учебе изменилось. Все закончили курсы успешно. Некоторые мои однокашники успели за это время жениться. Наши ряды холостяков поредели. Среди тех, кто женился первым, оказался Евгений Шифферс (будущий известный театральный деятель). Его семейный очаг стал для многих из нас, его близких товарищей и друзей, часто посещаемым домом. Все мало-мальски значимые в нашей жизни события мы отмечали теперь у него. Было много споров и разговоров на разные темы. Много говорили о нашем будущем и о будущем страны без Сталина. В августе 1955 года мы получили распределение в разные военные округа. Я получил назначение в Белорусский военный округ (БВО), Е. Шифферс – в Прикарпатский (ПВО), и встретиться нам довелось только двенадцать лет спустя в Москве. (Он ставил в «Современнике» спектакль «Народовольцы», я готовил в этом же театре к госэкзамену по научному коммунизму актеров-студентов.)
Во время учебы на курсах не обходилось без происшествий местного масштаба. Однажды вместо положенной по распорядку самоподготовки (обязательные занятия в послеобеденное время) группа моих сокурсников решила отправиться в баню, после которой зашли в ресторан «Урал», считавшийся в то время самым респектабельным в городе. В разгар нашего застолья в ресторане внезапно появился начальник курсов подполковник В.П. Шкурат. Окинув наше пиршество внимательным взглядом, он сразу же удалился. Продолжение последовало на другой день. На построении перед началом занятий он заявил, что вчера группа слушателей курсов предпочла самоподготовке посещение ресторана, и повелел «посетителям» выйти из строя. Мы все шестеро дружно вышли, и тут же всем был объявлен в воспитательных целях выговор. Но для меня этим дело не кончилось. В этот же день я был вызван в политотдел училища к помощнику начальника политотдела по комсомольской работе старшему лейтенанту А.П. Котову. На курсах у нас существовала комсомольская организация (все молодые лейтенанты были комсомольцами). Я был ее секретарем. В беседе со мной А.П. Котов высказал соображение, что, нарушив воинскую дисциплину, я потерял моральное право ее возглавлять. Я не возражал. Возразили мои сокурсники на состоявшемся вскоре комсомольском собрании. Впрочем, он не настаивал на своем предложении освободить меня от секретарских обязанностей. Я остался в прежнем качестве. Дисциплинарное взыскание с меня, как и со всех провинившихся, было снято накануне выпуска. Объявляя об этом, В.П. Шкурат сказал: «Пусть это первое ваше офицерское взыскание будет и последним». (Так оно и получилось.)
