«Колумбус» был маленькой, изношенной посудиной, какие обычно удостаиваются сравнения с консервной банкой. В нём даже не нашлось гостевой каюты. Предложение «перекантоваться» в трюме Зосе сразу не понравилось. Тот, кто жил в Свиноустье, хорошо знает этот сейнер, а истории про его капитана отмечались здесь в сводках самых горячих происшествий. К тому же капитан «Колумбуса» Якуб Тротт обозлился на портовую службу за то, что наладку эхолота на его судне поручили бабе. Он воспринял это как личное оскорбление. И потому Зосиной участи никто бы не позавидовал. Её грела робкая надежда, что вся работа может занять лишь пару часов, не больше. Просто требовалось накрыть в море косяк рыбы.

Капитан Тротт был человеком непредсказуемым и грубым. Он не верил в бога, курил по старинке капитанскую трубку, а президента Анджея Дуду считал вампиром. Не фигурально, а взаправду. В мыслях Якуба Тротта царил тот первозданный хаос, который обычно помечает людей буйных, необразованных, неприхотливых и замкнутых. Живущих по своим занудским правилам. Его образу не хватало разве что чёрной шляпы и дохлой крысы на ниточке.

Капитан особо жаловал только лохматого пса по кличке Джек, прибившегося к нему прошлой осенью, домашнюю сливовицу и духовые оркестры со старых виниловых пластинок. Ко всему остальному он был одинаково равнодушен. Он измерял время приливами и отливами.

Особо прославился капитан «Колумбуса» во время «тресковой войны». Все помнили, как выходил он в море, когда Евросоюз закрыл для поляков квоты на вылов трески. Тротт поднял над сейнером вымпел, на котором красовался большой кукиш. Говорят, у него были серьёзные проблемы с морской полицией. Но ему и тогда всё сошло с рук.

В общем, вряд ли можно было считать, что Зосе повезло. «Колумбус» уже прошёл длинный рукав морского канала, закруглённый бетонным молом; с левого борта остался в сумерках белый «мельничный» маяк, и море распахнулось перед судёнышком широко и просторно. Большая жёлтая луна смотрела на Свиноустье волчьим глазом. Где-то в небесной гавани творилось торжество непогоды. Осень. Давление на барометре быстро падало, что предвещало бурное и короткое ненастье. Тротт собирался вернуться ещё до полного прилива. Теперь же он смотрел на луну, на всклокоченный пух облаков над горизонтом, на море и соображал, что найти сегодня орду серебряной кильки будет неисполнимо трудно. Капитан всегда чувствовал душой, как ходит рыба. Сейчас его душа молчала. Можно было ложиться на обратный курс. Но Тротт вдруг подумал, что эта девка из портового управления должна надолго запомнить прогулку на его сейнере. Над ним просто посмеялись, а Тротт такого не прощал никому.

Он спустился в трюм.

– Ну что же, – сказал он гостье, – по всему ясно, что рыбки нам сегодня не найти.

– Тогда возвращаемся, – ответила Зося, не поднимая глаз.

– Так уж и «возвращаемся»!

Капитан криво улыбнулся и, переваливаясь с бока на бок, пошёл в атаку.

– Ну, иди же ко мне, – заговорил Тротт с придыханием.

Зося попыталась оттолкнуть его, но силы в этом противостоянии были явно неравны.

– Ну что ты такая гордая? Или ты предпочитаешь ласки тех, кто покруче меня? – говоря в самое ухо женщине, продолжал капитан, стараясь развернуть её для поцелуя.

В этот момент волна толкнула в борт никем не управляемый сейнер, идущий малым ходом, и Тротт потерял равновесие. Зося вырвалась, помогая капитану постыдно упасть. Да ещё и хорошо приложиться головой к перегородке.

– Ах ты, сучка! – прохрипел капитан, завалившись на спину.

Зося взбежала на палубу.

– Только подойди ко мне!

– А что ты сделаешь? – спросил Тротт, выползая из трюма.

– Брошусь за борт! – решительно заявила женщина.

Тротт злобно посмотрел на неё и вдруг подумал, что она действительно бросится. Такая на всё готова. И тогда тюрьмы ему не избежать. В этой воде человек едва бы продержался и пяти минут.

– За борт так за борт! – сказал капитан уверенно. – Изволь, но только не здесь.

Он вошёл в рубку и повернул сейнер к берегу. Тротт хорошо знал берег, и, конечно, знал, что почти до самого Колобжега тянется пустой летний пляж. Там можно встретить гуляк даже теперь, в сентябре, и даже промозглой и безлюдной сентябрьской ночью. А под Миндзиводже совсем не так. Песок там стоит высокой сыпучей стеной, ровными холмами, и забраться на него нет никакой возможности. И берег узкий, заваленный скользким голышом и окатышем. Волна накрывает его полностью, и потому там никто не ходит. Тротт решил, что на приливе подойдёт к самому берегу, и тогда не надо будет днищем камни считать. Он успокаивал себя коварством замысла и молчал.

Прошёл уже час, капитан всё так же мрачно молчал и, прибавив ходу, уверенно вёл сейнер вдоль берега.

«Что он задумал»? – не выходило у Зоси из головы. Она совсем продрогла, стоя на палубе, но боялась спуститься в трюм. И только когда сейнер пошёл по волне, раскачивая палубу, и капитан совсем убрал обороты двигателя, Зосе открылась тревожная реальность. Тротт и не думал шутить.

– Теперь прыгай! – сказал он решительно, едва полоса берега стала различима настолько, что в темноте можно было разглядеть отдельные деревья над песчаным обрывом. – Ну, что же ты? Прыгай! Или слабо?

– Подонок! – ответила Зося, поднялась на полубак¹ и бросилась в воду

– Стерва! – выругался капитан и стукнул по стеклу приборов. Если она утонет, придётся отписываться от полиции. Главное – объяснить всем, как она оказалась в воде. Как оказалась? Качка, её затошнило, она свесилась за борт – вот и оказалась… Чего тут объяснять? Он и не заметил этого, потому что был в рубке.

Тротт хотел было посмотреть, доплыла она или нет, но вдруг понял, что теперь поправить всё равно уже ничего нельзя.

Он малым ходом пустил «Колумбус» кормой против волны, поглядывая назад, будто ожидая встретить в море неожиданную преграду.

Зося с головой ушла под воду. В обжигающе-холодной мгле роем вздымались бульки – шарики воздуха, ворвавшиеся в ледяную стихию морской глубины вместе с человеком. Если бы не их дружный побег, понять сейчас, где верх, а где низ, было бы невозможно.

Зося старалась остановить своё падение в бездну, била руками воду, но ей не хватало сил. Она уходила всё дальше в сапфировый сумрак морской глубины. Кровь ударила ей в виски. И вдруг ноги Зоси упёрлись в песок, в топкое морское дно. Здесь было не слишком глубоко. Зося толкнула ногами дно, и что было силы бросила себя вверх. За этим роем воздушных пузырьков. Она стала подниматься и вынырнула.

Обжигающий холод не давал вдохнуть воздуха. Зося закашляла и вдруг поняла, что каменеет, снова уходит под воду. Эта привычная плавучесть, так хорошо знакомая человеку с рождения, вдруг начала покидать её. Руки и ноги отказывались двигаться…

Она не помнила, что произошло дальше. Кто-то подхватил её под руки, она упёрлась в деревянный борт какой-то лодки… Наверно, так бывает: человек выпадает из соображения и из времени на самом краю гибели.

– Боже мой, ума можно лишиться! – сказала Зося и выдохнула. Она решила, что это какие-нибудь «викинги» из местного исторического клуба, развлекающие себя и ленивых немецких туристов во время сезона. Сезон правда уже давно закончился, но «викинги» остались.

Один из них улыбнулся и приветливо кивнул ей. У Зоси не хватило сил даже на ответную улыбку. В этот момент женщина почувствовала, что слабеет. К голове подступило безмыслие, и сознание Зоси смерклось. Она привалилась к борту лодки и уронила голову на плечо.

– Что это с ней? – спросил тот, кто первым заметил её бедствие.

– Отключилась, – ответил другой.

Зосю обступило несколько человек. Настолько, насколько позволяла устойчивость лодки на волне.

– Это от переохлаждения, – сказал ещё один, – со мной такое тоже было.

Он накрыл плечи женщины своей меховой накидкой, пропахшей рыбой и морской солью.