К несчастью, стоявший на посту полицейский с явным неудовольствием встретил наше появление. Оттого ли, что он не любил собак, оттого ли, что мы нарушали порядок в его участке, но он приказал нам немедленно уйти отсюда.
Было бы, конечно, гораздо благоразумнее не связываться с полицейским и уступить ему. Однако Виталис, несмотря на своё скромное положение, был очень горд. Кроме того, он считал, что в его поступках нет ничего противозаконного, и потому отказался повиноваться полицейскому.
Когда Виталис хотел сдержать свой гнев, он обращался с людьми с преувеличенной вежливостью.
– Может ли глубокоуважаемый представитель власти указать мне правило, запрещающее таким жалким комедиантам, как мы, заниматься своим ремеслом в общественном месте? – спросил Виталис, с низким поклоном снимая шляпу.
Полицейский ответил, что Виталис обязан его слушаться, а не рассуждать.
– Безусловно. И я обещаю подчиниться вашему приказанию немедленно, как только вы укажете, на основании каких постановлений вы их даете.
В этот день полицейский повернулся и ушел, а Виталис, со шляпой в руках, смиренно согнувшись, проводил его преувеличенно почтительным взглядом.
Но на следующий день полицейский снова подошёл к нам, перескочил через верёвки и накинулся на нас как раз в середине представления.
– Извольте надеть намордники на собак! – грубо крикнул он Виталису.
– Надеть намордники на моих собак?
– Существует такое постановление полиции, и вы обязаны его знать.
Мы только что начали пьесу, которая называлась: «Больной принимает слабительное». Так как мы впервые исполняли эту пьесу в Тулузе, то зрители смотрели её с большим интересом.
Вмешательство полицейского вызвало недовольные восклицания:
– Не перебивайте! Дайте окончить представление!
Виталис жестом попросил всех замолчать.
Сняв свою фетровую шляпу и поклонившись так низко, что перья её коснулись земли, он подошёл к полицейскому:
– Я не ослышался? Почтеннейший представитель власти действительно приказал надеть намордники на моих артистов?
– Да, наденьте намордники на собак, и как можно скорее.
– Надеть намордники на Капи, Зербино и Дольче! – воскликнул Виталис, больше обращаясь к публике, чем к полицейскому. – Но что думает ваша милость? Как может всемирно известный врач Капи лечить больного, если на нём будет намордник? Позвольте обратить ваше внимание, синьор, что больной принимает лекарство через рот. Иного способа доктор Капи никогда не решился бы применить перед такой изысканной публикой.
При этих словах раздался взрыв сильнейшего хохота. Было ясно, что зрители одобряли поведение Виталиса. Смеялись над полицейским, в особенности потешались над Душкой, который гримасничал за спиной у «представителя власти», скрестив, как тот, руки, упершись кулаком в бок и откидывая назад голову с выражением и жестами поистине уморительными.
Раздосадованный речью Виталиса и смехом зрителей, полицейский резко обернулся. Тут он увидел обезьяну, которая явно его передразнивала. Несколько секунд человек и животное смотрели в упор друг на друга, словно выжидая, кто из них первым опустит глаза. Новый взрыв смеха прекратил эту сцену.
– Если завтра ваши собаки не будут в намордниках, – закричал полицейский, угрожая нам кулаком, – я подам на вас в суд!
– До завтра, синьор, – сказал Виталис. – До завтра.
Я думал, что Виталис купит намордники для собак, но он этого не сделал и вечером ничего не говорил о своём столкновении с полицейским.
Тогда я сам решился напомнить ему об этом:
– Чтобы Капи не скинул завтра во время представления намордник, надо приучить его к нему заранее.
– Неужели ты думаешь, что я надену на Капи железный намордник?
– Но ведь полицейский не отстанет от нас.
– Не беспокойся. Я устрою так, что полицейский ничего не сможет нам сделать и в то же время мои питомцы не пострадают. К тому же пускай публика немного потешится. Благодаря полицейскому у нас будет хорошая выручка. Он, сам того не зная, тоже будет участвовать в пьесе и сыграет комическую роль, которую я для него приготовил. Это внесёт некоторое разнообразие в наш репертуар. Ты отправишься завтра на площадку один и возьмёшь с собой Душку. Протянешь верёвки и сыграешь несколько песенок, а когда соберётся достаточно народу и придёт полицейский, появлюсь я с собаками. Тут-то и начнется потеха.
Я был на этот счёт другого мнения. Мне совсем не хотелось идти без хозяина и одному готовиться к нашему представлению.
Но, зная характер синьора Виталиса, я понимал, что возражать бесполезно. Он ни за что не откажется от своего намерения разыграть задуманную им сценку.
На следующее утро я отправился на наше обычное место один и быстро протянул верёвки. Едва я сыграл несколько тактов, как со всех сторон сбежались зрители и стали плотной стеной вокруг отгороженного мною пространства.
В последнее время Виталис стал учить меня играть на арфе, и я уже недурно исполнял несколько вещиц. Одну неаполитанскую песенку я пел, аккомпанируя себе на арфе, и она всегда нравилась слушателям.
Я уже чувствовал себя настоящим артистом и нередко приписывал успех нашей труппы своему таланту. Но сегодня я прекрасно понимал, что люди собрались совсем не для того, чтобы слушать моё пение. Присутствовавшие накануне при столкновении с полицейским явились снова и привели с собой своих друзей. В Тулузе не очень-то любят полицию, и всех разбирало любопытство узнать, как старый итальянец выпутается из вчерашней истории. Хотя Виталис сказал только: «До завтра, синьор», – все отлично поняли, что предстоящее представление будет интересным зрелищем, где можно будет посмеяться над придирчивым и злым полицейским. Многие зрители, увидев меня с Душкой, были заметно разочарованы и без конца спрашивали меня: «Придет ли старый итальянец?»
– Он скоро будет, – отвечал я и продолжал петь дальше.
Но первым явился не хозяин, а полицейский. Душка тотчас же заметил его. Тогда, подражая полицейскому, он, упёршись рукой в бок и откинув назад голову, стал прогуливаться взад и вперёд с надменным видом и уморительной осанкой.
Зрители разразились смехом и аплодисментами. Полицейский растерялся и бросил на меня яростный взгляд. Разумеется, это удвоило восторг присутствовавших.
Я был сильно обеспокоен. Чем всё это кончится? Что ответить полицейскому, если он обратится ко мне?
Полицейский, по-видимому, был страшно разозлён. Он расхаживал вдоль верёвок и так свирепо поглядывал на меня, что я стал опасаться дурной развязки. Душка, не понимавший серьёзности нашего положения, потешался над полицейским. Он тоже прогуливался вдоль верёвок, но с внутренней стороны отгороженного пространства, и так забавно передразнивал полицейского, что смех зрителей не прекращался.
Не желая выводить полицейского из себя, я позвал Душку. Но тот не послушался и бросился от меня прочь, а когда я захотел его схватить, вырвался из моих рук.
Не знаю, как это получилось, но, очевидно, полицейский, ослеплённый гневом, вообразил, что я подстрекаю обезьяну, и быстро перескочил через верёвку. В два прыжка он очутился возле меня и пощечиной сшиб меня с ног.
Когда я поднялся, Виталис, который вырос точно из-под земли, стоял между нами и держал полицейского за руку.
– Как вы смеете бить ребёнка! – воскликнул он. – Это низость!
Полицейский хотел освободиться, но Виталис крепко держал его за руку. В продолжение нескольких секунд оба в упор смотрели друг на друга. Полицейский был вне себя от бешенства. Виталис был прекрасен. Он высоко поднял свою красивую седую голову; лицо его выражало возмущение и пылало гневом.
Мне казалось, что от одного его вида полицейский должен провалиться сквозь землю, но ничего подобного не случилось: резким движением он вырвал свою руку, схватил Виталиса за шиворот и грубо толкнул его.
