член больше всего, мои половые органы (прим.: на англ. звучит как куч) немного болят от

этого траха.

— Куч? – спрашиваю я, озадаченный, но улыбающийся при звуке этого слова на

моих губах.

Она пожимает плечами.

– Coño (прим.: на исп. – киска).

Я слегка покачиваю головой.

— Я не уверен, что мне нравится этот куч. Это похоже на мультипликационный

персонаж, это слишком глупое название для столь чего-то такого серьезного, как твоя

киска.

Она улыбается мне, и ее лицо светится как бриллиант.

— У меня серьезная киска?

— Что ж, давай по-другому скажу, я отношусь к твоей киске очень серьезно, —

говорю я. Затем подношу свой палец к ее губам и говорю. – Сегодняшний день прошел

очень хорошо. Педро, который является владельцем, и Антонио, хотят взять меня на

должность Диего в январе. Они хотят, чтобы я был тренером.

Ее глаза расширились и сверкают.

— Ты серьезно?

— Так же серьезно, как и твоя киска.

— Матео, — восклицает она, оказываясь сверху. — Они хотят, чтобы ты был

тренером? Что относительно другого парня, того английского чувака?

— Уоррена? Они не очень уверены в нем. Они хотят, чтобы эта работа была у

испанца и бывшего товарища по команде. Диего уезжает, чтобы тренировать Аргентину в

новом году, так что я должен быть его заменой. Я должен буду все это время учиться и

смотреть, могу ли я справиться с этой работой.

— Конечно, можешь, — говорит Вера, хотя она только раз видела мою игру в

футбол в Лас Палабрас, где я с треском провалился благодаря моему колену, и несколько

старых игр в Атлетико, которые кто-то загрузил на YouTube. — Ты можешь делать что

угодно.

Я поднимаю голову, сомневаясь в этом.

— Я не знаю, — начинаю неуверенно. — Я немного заржавел. Я никогда не

тренировал. Я не знаю, как руководить.

Она уставилась на меня, как будто я никогда не подводил ее. Не уверен, нравится

ли мне это.

— О, Матео. Ты понятия не имеешь, да?

— Что?

— Ты не знаешь, как руководить, — повторяет она, насмехаясь. — В Лас Палабрас

ты всегда был главным. Все тяготели к тебе, потому что признавали это. Разве ты не

помнишь свою презентацию о создании собственной судьбы? Это то, что ты делаешь, Матео. Ты создаешь. Ты управляешь. Все остальные следуют.

— Я следую за тобой, — говорю я ей, целуя в кончик носа.

— Ты следуешь за моей киской, — говорит она.

Я кладу руки по обе стороны от ее лица и держу ее так, в то время как смотрю в

глаза. — Я следую за каждой частичкой тебя, везде. Ты идешь впереди меня, Вера. И

всегда будешь.

Она застенчиво отводит взгляд в сторону, как иногда делает, когда я особо честен.

Это мило, что она никак не может поверить, что я чувствую себя так, что делаю все ради

нее. Но иногда, в большинстве случаев, я просто хочу, чтобы она поверила, наслаждалась

этим.

— Во всяком случае, — говорит она, быстро переходя от того, что я сказал, — у

тебя действительно есть все необходимые способности, Матео. Я думаю, это, возможно, самое лучшее, что может случиться с тобой. Ты снова будешь частью того, что так

любишь. Но не об этом я сейчас думаю.

— А о чем?

— А о том, что ты думаешь, — говорит она. — Так что ты сказал им?

Я кладу голову на подушки спинки дивана и смотрю в потолок.

— Они дали мне до пятницы подумать об этом.

— Хорошо, — говорит она. — К тому времени ты будешь знать, чего хочешь, если

не раньше.

Но дело в том, все, чего я действительно хочу, это она.

***

Так или иначе, вечер кажется еще жарче, чем день. Воздух густой и душный, как

кипящий суп, а мы с Верой идем рука об руку к парадной двери моих родителей. У них

нет кондиционера внутри, и я уже корю себя за костюм, но, даже приближаясь к сорока, трудно не наряжаться для своих родителей. Моя мать привила это мне в молодом

возрасте, чтобы всегда хорошо выглядеть для нее, если и не для отца, то я это делаю

сейчас для Кармен, моей мачехи.

Мы стоим на крыльце, и я благодарно сжимаю руку Веры. Мы ужинаем у них в

доме, как правило, один раз в месяц в любой день, когда моя сестра Лючия может

вписаться со своим общественным графиком. Вера ладит очень хорошо с моими

родителями, особенно теперь, когда взяла немного уроков испанского и может общаться

больше с моим неанглоязычным отцом. Первоначально она собиралась попробовать

научить его английскому, но у моего отца терпение, как у кошки, и это никогда ни к чему

хорошему не приводило.

Кармен открывает дверь с яркой улыбкой на лице, запах анчоусов и базилика

доносится из-за нее. Она немного моложе, чем мой отец, но в независимости от своего

возраста, она, кажется, излучает этот воздух жизненной силы. Я думаю, что она сохраняет

моего отца молодым. Она, безусловно, держит старого ворчуна в форме.

— Матео, — кричит она и притягивает меня в крепкие объятия. Она пахнет

шалфеем и землей, а ее большие серьги гремят, когда она отстраняется, держа меня на

расстоянии вытянутой руки, в то время как оглядывает меня, будто я просто мальчик, а не

мужчина. Я не возражаю.

Она находит глазами Веру и осматривает ее как стакан холодной воды. Наверно из-

за того, что Вера одета в металлическое серебряное платье-рубашку, которое можно было

увидеть в футуристической версии 1960-х.

— Вера, — говорит она, — ты выглядишь красиво. Твое платье, ты действительно

становишься довольно стильной.

Вера отмахивается от комплимента, в то время как ее щеки становятся розовыми.

— Виной этому Испания, — говорит она с улыбкой. Это правда, хотя совершение

покупок на извилистых узких улицах Мадрида со своей подругой Клаудией стало одним

из ее любимых занятий, и каждый день ее собственное чувство стиля и благополучия, кажется, расцветает.

Я знаю, что смотрю на Веру с лучезарной гордостью, когда Кармен зажимает мою

щеку и быстро говорит на испанском языке.

— Ты все еще сражен как в первый раз. Это делает меня счастливым, Матео.

Вера стреляет в меня любознательным взглядом, но я просто кладу руку на ее

поясницу и веду в дом.

В каждой комнате есть вентилятор, их постоянное жужжание сопровождает

сладострастные звуки Эллы Фицджеральд на проигрывателе. Мой отец сидит в гостиной с

бокалом вина возле открытой бутылки, откинувшись в кресле, глаза закрыты.

— Не обращайте внимания на него, — говорит Кармен, указывая нам, чтобы сесть, пока она ставит два дополнительных бокала рядом с бутылкой. — Он притворяется, что

спит. Он злится на меня, потому что я не позволила ему добавить еще анчоусов в соус.

Конечно, в тот момент, когда она поворачивается и направляется обратно в кухню, отец открывает один глаз в довольно комичном жесте.

— Не волнуйтесь, она ушла, — говорит Вера на испанском, а я наливаю нам

немного вина.

Мой отец ухмыляется ей благодарно и в груди разливается тепло. У меня никогда

нет сомнений, когда дело доходит до наших отношений, но я знаю, что у большинства

людей есть. Утомительно объяснять, почему я с ней, почему она со мной, почему я

оставил свою жену, как я мог так поступить.

Однако мои родители никогда не судили меня. Они поняли в некоторой степени, что жизнь не всегда приносит вещи в чистом пакете. Всегда найдется кто-то, кто будет

копаться в грязном белье, и когда ты видишь что-то удивительное, то лучше отказаться от

того, что у тебя есть, и держаться за это двумя руками. Они знают, почему я держался за

Веру, когда встретился с ней, и почему до сих пор не отпускаю. Они знают, что настоящая

любовь приходит только однажды, или дважды, если вам действительно повезло.

Мой отец был одним из таких особенно удачливых. Он потерял любовь своей

жизни — мою маму — и хотя потребовалось десять лет, он, наконец, нашел Кармен. Он