ее сердце прокалывают ножом. Она говорила о любви ко мне, что не может справиться с

разлукой, и сожалеет о том, что отвергла мое предложение. Она уверяла, что, оглядываясь

назад, знала, что я был искренним, и она не хотела бы быть подверженной охватившим ее

страху и тревоге за будущее, чтобы осознать, что ей следовало сказать «да».

Она хотела сказать «да». Да – браку, детям, всему.

Это письмо спасло меня той ночью и спасало каждой следующей. Ее красивые, простые, нежные слова проложили свой путь глубоко в мою душу и продолжают там

расцветать.

— Это выглядит знакомо, — произносит Вера, возвращая к себе мое внимание. Она

смотрит на придорожный знак, указывающий оставшееся расстояние до Саламанки. — Я

была здесь раньше.

Так и есть, но я не отвечаю.

Тем не менее, по прошествии еще одного часа она начинает ерзать на сидении, ее

глаза расширяются и загораются.

— О, Боже мой, — говорит она, — я знаю, куда ты меня везешь.

— Долго же ты соображала, — бросаю ей с улыбкой.

— Лучше поздно, чем никогда, — реагирует она. — Акантиладо! — Затем ее глаза

темнеют, а лицо мрачнеет. — Мы едем в Лас Палабрас?

Я киваю.

— Мы останавливаемся в том же отеле, в котором были во время программы, но

они не проводят здесь курсы в этом году. У нас не будет необходимости видеть ни одного

из придурков, позволивших тебе уйти, не волнуйся об этом. Здесь только я и ты.

— Два года спустя, — добавляет она. — Два года спустя.

Вскоре я уже направляю машину по холму к рецепции и коттеджам, и миллионы

воспоминаний ударяют мне прямо в лицо. Я вспоминаю нас, идущих от автобуса, нервные

взгляды, которые я продолжаю бросать в ее сторону, то, как она поначалу заставляла мое

тело чувствовать себя живым, какую опасность она собой представляла. Сейчас же я

смотрю на нее, сидящую на пассажирском сидении, она более не опасна, а я больше не

нервничаю, но она все еще заставляет меня чувствовать себя настолько живым, как

никогда.

— Нам нужно зарегистрироваться? — спрашиваю ее со слегка трепещущим

сердцем. Ладно, возможно, я немного нервничаю из-за всего этого.

Она кивает, выглядя недоуменно, возможно, по причине тех же воспоминаний, что

обуревают меня. Мы прошли к стойке регистрации, за которой в этот раз работали другие

люди. Они очень дружелюбные и приятные, и, несмотря на то, что все выглядит так же, постояльцы в этот раз – это семьи и пары, и от этого восприятие отеля совсем другое.

Он знаком, но изменился, в точности, как и мы.

Мы заносим наши сумки в номер, и я борюсь с искушением бросить Веру на

кровать и быть с ней. Это, несомненно, поможет мне побороть нервозность, но есть кое-

что еще, что должно произойти в первую очередь.

— Ты хочешь пойти прогуляться? — интересуюсь у Веры после того, как она

освежилась. Я протягиваю ей руку, и она берет ее с веселой улыбкой на губах.

— Почему бы и нет? Это было бы здорово, — отвечает она.

Она выглядит настолько потрясающе, что мое сердце разгоняется буквально за

пару ударов.

Мы выходим из отеля рука об руку. Весенний воздух теплый, но пропитан

свежестью и пахнет восхитительными ароматами полевых цветов. Я глубоко вдыхаю, наполняя свои легкие ясностью и силой, и веду ее вниз по склону по направлению к

дороге.

— Мы идем туда, куда я думаю? — спрашивает она, ее глаза мерцают.

Я лишь поглаживаю ее спину и веду от дороги к полю. Там, за забором, есть полоса

золотой травы под голубым небом и в центре всего этого дерево, под которым мы впервые

занимались любовью.

Мы идем по траве, рука в руке, моя хватка усиливается, а дыхание становится

прерывистее. Из травы поднимаются бабочки и кружат вокруг нас, и у меня такое

ощущение, что природа в сговоре со мной.

Мы стоим под деревом. Над нами простирается навес из зеленых листьев, а место

под ногами такое же заросшее и дикое, как и прежде. Все вокруг нас удивительное: голубое небо, золотые склоны, усеянные старинными каменными домами и квадратами

фермерских полей. Птицы перекликаются между собой из травы, где-то неподалеку

стрекочут цикады.

Я поворачиваюсь и смотрю вниз на Веру и у меня такое ощущение, что я упаду в

обморок. Она настолько красивая и замечательная, что мне кажется, я ее не заслуживаю.

Но раз уж мне выпал шанс сделать ее своей навсегда, я им воспользуюсь.

Снова.

Я прочищаю горло, кладу руку ей на щеку и пристально смотрю на нее.

— Вера, — начинаю я, — два года назад я увидел тебя в автобусе... и ты изменила

всю мою жизнь. Два года назад твоя потрясающая улыбка, прекрасный дух, необузданная

великолепная душа отправили меня в путешествие, в которое я и не думал когда-нибудь

отправиться. Ты переворачивала мой мир снова и снова, я не мог понять, какой путь

выбрать, но точно знал, что ты поможешь мне выйти на свет из моего холодного, черно-

белого, пустого мира в твой, наш, мир, горячий и полный красок. Ты открыла мои глаза и

сердце. Ты сделала меня лучшим человеком, более усовершенствованной личностью. Ты

заставила меня понять, что хотя любовь иногда и может победить все, она также может

покорить тебя. Ты покорила меня, Вера, и я навсегда твой.

Я судорожно вдыхаю, сжимаю ее руку и опускаюсь на одно колено.

— Ты станешь навсегда моей?

Ее глаза расширяются, и она быстро моргает, когда я достаю из кармана пиджака

маленькую бархатную коробочку. Трясущейся рукой я открываю крышку, и ее взору

предстает серебристое кольцо с аметистом и бриллиантом, которое мне помогла выбрать

Лючия пару недель назад. Оно сияет и переливается, редкое и благородное, как сама Вера.

— Вера, ты выйдешь за меня замуж? — спрашиваю и задерживаю дыхание, потому

что если она откажет, я не уверен в том, что снова захочу дышать.

Она выглядит ошеломленной, онемевшей на пару мгновений, и я чувствую, что

могу умереть. Но затем она быстро кивает, а на глазах появляются слезы, при этом она

широко улыбается, так красиво, что это останавливает мое дыхание.

— Si, — отвечает она и хихикает. — Да, да, да, да, да!

Мое сердце взрывается, когда я пытаюсь достать кольцо из коробочки и мне, наконец, удается надеть его ей на палец. Мы оба недолго любуемся ее тонкой ручкой с

кольцом — оно выглядит так, будто было изготовлено именно для нее — прежде, чем я

опускаю ее на траву рядом с собой.

Я беру ее лицо в руки и испускаю восторженный крик. Я целую ее губы, ее нос, щеки, макушку головы и подтягиваю ее к себе, обнимая. Я смеюсь, я радуюсь, как и она.

— Ты собираешься стать моей женой, — говорю я, нюхая ее шею.

— Ты будешь моим мужем, — отвечает она, тоже смеясь. — Ох, я так боялась, что

упустила свой шанс, и ты никогда не спросишь меня снова.

Я наклоняюсь и целую слезу, скатившуюся по ее щеке.

— Я бы никогда не перестал спрашивать, — уверяю ее. — Мы принадлежим друг

другу. Я бы никогда не остановился, пока бы мы не сделали все правильно.

— Сейчас это более чем правильно, — говорит Вера. — Все это, твою мать. Я

собираюсь стать миссис Матео Казаллес, — лицо девушки на мгновение омрачается. — Я

надеюсь, что буду достойна.

— Ты всегда достойна, просто будучи собой, — заверяю ее, целуя нежно и долго, чувствуя нужду сделать ее моей физически. — И если ты хочешь быть женой, делающей

пьяный лимонад, будучи одетой в маленькое сексуальное платье, это тоже будет для меня

поводом гордиться.

Она ухмыляется.

— У тебя даже не будет возможности остановить меня.

— Я и не хочу останавливать тебя никогда, — признаюсь ей и плавно опускаю ее

на спину, пока она не ложится на траву. — Куда бы ты ни шла, я следую за тобой.

И теперь я буду следовать за ней до самого конца.

Я быстро оглядываюсь, чтобы убедиться, что ни один фермер не бродит