Он идет дальше, водя руками в перчатках по столу, потом обходит меня и делает то же самое с Лютом. Потом с Жерменом.

Я качаю головой. Если он пытается запугать нас, то это не работает. Это просто раздражает.

«Сосредоточься, Рен».

Я возвращаюсь к измеренным ингредиентам и начинаю смешивать их в кувшине. Если я чему-то и научилась за годы работы с отцом, так это тому, что иногда простейшие эксперименты оказываются самыми сложными, просто потому, что я склонна слишком много думать о процессе или действовать слишком быстро.

Лют изучает соединения перед собой и записывает их состав на бумаге. Его голые пальцы прижимаются к столу и вычеркивают каждое химическое вещество, когда он расшифровывает его. Умный.

Я возвращаюсь к своим смесям и кладу руки на стол, чтобы сосредоточиться. Затем беру зеленый, чтобы сначала налить в свою прозрачную жидкость. Я как раз добавляю его, когда кончики трех пальцев начинает покалывать. Я игнорирую это и окунаю стеклянную палочку, чтобы размешать раствор.

Покалывание усиливается. Я хмурюсь и опускаю глаза. Надо было надеть перчатки.

Хотя…

Дело в том, что я не верю, что любой из этих химических веществ даст такое специфическое ощущение. Я потираю пальцы о штаны, чтобы остановить покалывание, но как только я возвращаюсь к кувшину, стол вздрагивает, и по комнате разносится крик.

Глава 21

Раздается второй крик, и что-то с глухим стуком падает на пол. Боковым зрением я вижу, как Жермен падает в позу эмбриона. Он дрожит и открывает рот, как будто задыхается.

Что за?

Король и его свита встают, в тот же момент рыцари окружают Его Величество, пока когда он спрашивает, что происходит и просит что-то сделать для мальчика.

Я оглядываюсь в поисках мистера Холма, но он, должно быть, тоже помогает королю, потому что я его не вижу. Мои пальцы начинают дрожать. Не обращая внимания на вопросы Его Королевского Высочества, я опускаюсь туда, где Жермен бьется в конвульсиях, а Лют уже стоит на коленях и расстегивает парню воротник. Он отдергивает его, чтобы я мог проверить пульс Жермена. Он слишком быстр, чтобы парень был в безопасности.

Я осматриваю его тело, грудь, губы, затем перевожу взгляд на стол, где лежат химические соединения Жермена. Это не из-за соединений, которые мы использовали. Происходит что-то еще. Что-то не так.

Винсент.

Я оборачиваюсь и вижу, что он все еще стоит на своем месте, небрежно сливая первые два кувшина вместе. На его лице самодовольное выражение удовлетворения. Не просто самодовольное — холодное.

Я прищуриваюсь, когда он закрывает крышку кувшина, затем поднимает его и смотрит на меня. Он начинает трясти смесь.

Моя кожа покрывается льдом. Он убил собственного друга. Перед королем и Холмом, ни больше ни меньше.

Чья-то рука хватает меня, и глаза Жермена расширяются от ужаса. Он сжимает мои пальцы, словно умоляя помочь ему, его дыхание становится затрудненным.

— Винсент… — он задыхается.

— Что он натворил? — И тут я замечаю, что мое собственное дыхание становится странным, а горло сжимается. Что сделал Винсент?

Давай, Рен, думай. Я наклоняюсь, чтобы понюхать дыхание Жермены, и замечаю синеватое пятно вокруг его рта. Вот только теперь оно окантовывает и белки его глаз.

Ягоды кровянника? Покалывание в пальцах усиливается. Оно уже доходит до моих локтей.

Лют кашляет рядом со мной, потом давится, и его тоже вдруг начинает трясти.

— Лют!

Не знаю, как Винсент это сделал, но он дал нам дозу ягод кровянника. Я снова смотрю на его безучастное лицо, потом на стол, где начинают появляться заметные фиолетовые полосы. Прямо там, где он провел рукой в перчатке.

Перчатки. Те, что он использовал, были выброшены рядом с кучей других — рядом с нашими перчатками. И на них фиолетовые пятна.

Факт в том, что он принес сюда ягоду, размял ее и нанес там, где, как он знал, мы прикоснемся руками…. Это блестяще, и тошнотворно, и от мысли, что он когда-то был моим другом, меня тошнит. Я поворачиваюсь к Жермену, которому все еще пытается помочь Лют, и снова считаю пульс. Учитывая, что он еще не умер, значит, доза разбавлена. Что логично, учитывая, что она была принята прикосновением к дереву.

— Он использовал кровянник, — говорю я вслух. — Яд просачивается через наши руки.

Руки Люта дрожат, когда он кивает.

— Насколько все плохо?

— Яд достаточно токсичен для того, чтобы если не противодействовать ему, мы все скоро умрем.

Лют наклоняется и делает вид, что не дрожит, хотя синее пятно уже начинает расползаться по его губам.

— Что тебе нужно?

Я возвращаюсь к своим занятиям в лаборатории с отцом. К природным токсинам и их противоположностям. Я встаю и оглядываюсь в поисках вазы с цветами. — Мне нужны пифонии.

— Как украшения на веранде? — не дожидаясь ответа, Лют отталкивается от пола и, спотыкаясь, выходит из комнаты, но через тридцать секунд возвращается с целой вазой цветов. Его ноги дрожат так сильно, что он едва может стоять. Как и мои. Яд поражает наши легкие и нервную систему.

Я помогаю ему сесть. Так. Желтые бутоны размером с пуговицу. Я не обращаю внимания на дрожь в руках и туловище и начинаю вытаскивать цветы. Лют срывает листья и бросает их на пол, а потом переворачивается, прижимая руки к груди.

Я не останавливаюсь, чтобы помочь ему — просто протягиваю руку, хватаю стакан и использую его основание, чтобы размолоть лепестки прямо на мраморе. Как только я заканчиваю, то хватаю влажный комок и засовываю его под язык Жермена, затем под язык Люту и себе, так как мое дыхание становится все более тяжелым, а зрение начинает затуманиваться.

Сквозь полумрак я вижу, как Винсент ставит кувшин со смесью, которую только что закончил. Жидкость в стакане вспыхивает, как яркая голубая звезда.

Я хочу сказать ему, чтобы он шел в ад, но не делаю этого, потому что мое тело внезапно взрывается агонией, когда мои органы начинают дрожать и разрушаться во внутреннем землетрясении. И не только в моих нервных окончаниях и угасающем разуме, но и в той части меня, которая знает, что победа Винсента означает, что я потерпела неудачу.

Моя мама с ее болезнью.

Моя вера в то, что я смогу пройти этот тест.

Мои слабые надежды на будущее.

И как я ни стараюсь не думать об этом, все, что я слышу в своей голове, — это предположение дяди, что, возможно, я слишком похожа на своих родителей, чтобы стать другой.

Комната начинает вращаться. Король и его друзья, холодный мраморный пол — все начинает мерцать, как мираж, вызванный ядом. Я моргаю и хватаю Люта за руку, когда наступает темнота, а Винсент бросается к мраморной двери.

В следующую секунду Лют, шатаясь, поднимается на ноги, тянет меня за собой и подталкивает нас туда, где Винсент возится с ключом и замком. Только мы делаем всего два шага, как Лют падает. Я пытаюсь поднять его, когда его тело начинает биться в конвульсиях, как у Жермена.

Лют скрипит зубами, словно ему нужны все силы, чтобы удержать сознание, а затем кивает на Винсента.

— Иди.

— Я не закончила эксперимент.

— Откуда ты знаешь, что это не эксперимент? Иди.

Я дергаю его за руку.

— Если я пойду, ты пойдешь со мной.

Руки Люта скользят вверх и обхватывают мое лицо, его горячая кожа прижимается к моей. Я чувствую, как его сердце бьется в ладонях, прижатым к моим щекам.

— Я уже выиграл, — шепчет он.

Он отталкивает меня.

— Теперь беги, — потом его руки ускользают, и мое зрение слабеет, хотя я слышу его в своем сознании, в ушах, во рту, и его слова так сильны, что я отбрасываю страх и, спотыкаясь, иду вперед.

Комната вертится с каждым неуверенным шагом. Я бегу и падаю через пространство до двери, которую Винсент уже открывает. Я бросаюсь к его рубашке и царапаю пальцами его спину как раз перед тем, как порыв дневного воздуха откидывает его на меня.

Он удивленно оборачивается, потом хихикает и хватает меня за талию, чтобы я не упала.