Последний Машин аргумент, несмотря на то, что у ее родителей не хватило бы денег выучить Маши на врача, все же был основным. Маша никогда не видела себя врачом. Профессия медработника ей была чужда.
– А как же ЕГЭ? Я сомневаюсь, чтобы у тебя не получилось бы поступить на бюджет, – не отступал от своей мысли Генка.
– Ген, к чему это все? Ты фаталистом стал? – недоверчиво спросила Маша. Она прекрасно знала, что у Генки прекрасный холодный ум, созданный для точных математических расчетов, но никак не для философских размышлений. Компьютеры, электронная техника, программирование, вот с чем ассоциировался у Маши двоюродный старший брат.
– Маша… – простонал Генка и, сгруппировавшись всем телом, наклонился вперед, – ты можешь мне дать четкий ответ. Ты веришь или нет?
– Верю. Иначе никак нельзя объяснить многие происходящие вещи, – Маша не знала, о каких конкретно вещах она сейчас сказала, но в ней поселилась твердая уверенность в правильности только что проговоренных слов.
– Вот! – приободрился Генка и звонко хлопнул в ладоши. По нему было невозможно понять, то ли на него так подействовало вино, то ли он действительно оказался так сильно увлечен, сей интересной, но очень неясной и загадочной темой.
Марина сидела рядом с Машей на диване и диковато поглядывала на брата. Ей на секунду показалось, что он начал сходит с ума. А Генка сидел, опять распластавшись в кресле, закрыв глаза и блаженно улыбаясь. Девочки, в особенности Марина, ничего не могли понять. Генкино поведение выглядело странным.
Маша знаками показала Марине, что пора покинуть комнату. Осторожно поднявшись с дивана, девочки ушли. Генка так и остался сидеть в кресле, вероятно мечтая о чем-то очень приятном.
Так закончился вторник. Наступила среда. Кроме того, что Маше позвонил Генка и предложил с ним в пятницу вечером уехать домой, ничего заслуживающего внимания не произошло. Маша училась, исправно посещая лекции. Макс, что чем-то заприметился Маше, так и не появлялся в колледже до конца недели. И когда у Маши выпадала свободная, ни чем не занятая минутка, она не упускала возможности подумать о нем. Но сказать, что Маша была влюблена в Макса было бы слишком. Скорее он был ей просто симпатичен, привлекал своей непринужденностью и легкостью в общении. Как раз этих самых качеств и не хватало большей части парней, которых Маша встречала на своем пути. А у Макса они были. И Маша сама не осознавая этого начинала тянуться к нему.
В пятницу Генка подъехал к общежитию ровно в три часа, как они с Машей заранее и договаривались. Закинув дорожную сумку на заднее сидение, Маша поздоровалась с тетей Галей. Тетка была в бодром расположении духа. Маша почему-то сразу поняла, что тетя Галя не поедет в деревню, а минуту спустя подтвердила свои мысли.
– Вижу, ты соскучилась по дому, – начала тетя Галя.
– Две недели не была, – сказала Маша и без того известный факт, но радостным голосом, так как еще несколько часов и она будет дома.
– Да!.. – философски протянула тетя Галя, а потом, – Маш, ты там за Генкой поприглядывай. Раньше без особого энтузиазма в деревню ездил, а теперь по собственной инициативе в ссылку собрался.
Маша обернулась назад. Тетя Галя как-то загадочно подмигнула Маше.
– Мам, я же сказал. У меня в доме осталась одна важная деталь для компа. Без нее у меня проект встанет на месте, – оправдывался Генка. Ему не нравилась мамина тема разговора, ее тонкие намеки и воцарившаяся нелепая атмосфера в машине.
– Ну, конечно!.. В городе-то таких деталей не найти, – продолжала тетя Галя наседать на сына.
– Мам!.. – простонал Генка.
– Теть Галь, а ты куда, тоже в деревню? – перевела Маша разговоров на другую тему. Слушать тетку с братом было смешно и Маша побоялась, что сейчас не выдержит и неприлично громко рассмеется.
– Нет. Я в магазин на Садовой. У меня уже давно закончились удобрения для моих фиалочек. Я из-за ремонта все никак не могла добраться до магазина. Помнишь, я тебе рассказывала какой там замечательный магазинчик. Он небольшой, но в нем все есть.
– Просто чудо! – подсказал Генка излюбленную про этот магазинчик мамину фразу.
– Точно, настоящее чудо! А вот и магазинчик, – показывая пальцем, чтобы Маша смогла своими глазами разглядеть чудо, обустроившееся посреди города.
– Удачно добраться! Машенька, передавай большой привет родителям! И, Генка, как только доедете, позвоните, – и хотя последние слова были адресованы сыну, тетя Галя с доверием и надеждой посмотрела на Машу.
– Хорошо, теть Галь. Позвоним, – обнадеживающе улыбнулась Маша.
– Пока, мам, – довольно грубо пробасил Генка.
Солнышко, что еще с утра робко проглядывало из-за туч, окончательно спряталось за ними. Вокруг становилось все серее и пасмурнее. И вот-вот должен был пойти снег. На улице стало совсем неуютно. Начинал задувать откуда-то с севера пробирающий до дрожи ветер. И хорошо было ехать в машине, можно было включить печку и вместо холодного воздуха пространство заполняло тепло.
– Значит, ты за деталью едешь? – просто так спросила Маша.
Генка заерзал на месте, глаза его забегали из стороны в сторону, двухнедельная щетина на щеках и подбородке нервно задвигалась.
Маша решительно не понимала, что такого она сказала, чтобы Генка смог переполошиться. Неужели дело не в какой-то там детали, а в чем-то более личном, более тонком. Маша вспомнила совсем недавние завуалированные слова тети Гали, в которых, тем не менее, довольно ясно прослеживался ход ее внутренних рассуждений. А еще, как нарочно, Маше пришли в голову Генкины философские размышления о судьбе. Теперь Маша начинала улавливать, почему встревожился Генка и о чем он задумался. Интересный поворот. Маша, задумавшись, уставилась в окно. Но тут Генка, после минутной паузы, взял ситуацию в свои руки.
– За деталью, – заявил он и посмотрел на Машу.
Маша резко повернулась и прямой, уверенный взгляд Генкиным светло-карих глаз, развеял Машину уверенность в своих предположениях. Если человек, что-то скрывает, он не может с такой натуральностью отрицать, будто у него и вовсе нет никаких тайн.
"Глаза – зеркало души. Глаза – врать не могут. Нужно верить человеку. А уж если он все-таки и врет, то на это у него наверняка есть свои причины. Да, нет. Зачем ему врать?" – подумала Маша, а вслух сказала:
– А ты надолго едешь? Я это к тому, что если остаешься на ночь, то приходи к нам на ужин.
– Я еще не решил когда поеду домой. Надо немного развеяться, мозги разветрит. Но на ужин, обещаю, приду.
– В доме, наверное, холодище. Ты хотя бы папе моему позвонил. Он бы печку истопил.
– Да ладно! Сам натоплю. Это ведь только мама думает, что я еще маленький.
– А ты значит большой, – с иронией проговорила Маша.
– Представь себе. Уже достаточно большой, – без тени улыбки на лице ответил Генка, будто на мгновенье задумавшись о чем-нибудь очень серьезном.
Маша не нашлась, что ответить. Генкин ответ ввел ее в некое недоумение. На какое-то время диалог в машине прекратился. Генка включил музыку, заиграло что-то веселое и знакомое, но Маша не вдаваясь в подробности перевела свой взгляд и свои мысли в окно. Музыка звучала задним фоном. В голове почему-то промелькнула картинка, как Генка сидит у печки и разводит внутри ее огонь, промелькнула и тут же исчезла.
До Машиного села всеобщая газификация так и не дошла. Наверное, споткнулась о ямы на дорогах или заблудилась где-нибудь в соседнем лесу. Поэтому у всех жителей Самсонова, которое находится всего-то в пяти километрах от города Иванцева – районного центра, в домах стояли либо действующие русские печки, либо их уменьшенные копии – подтопки, а у рабочего населения – электрические котлы.
В Самсонове проживало еще довольно много жителей и что удивительно, половина из них еще не были старыми, не получали пенсию. Вообщем, вполне себе среднее село.
Дорога заняла часа три. По направлению из города местами машины стояли в пробке. А когда до дома оставалась третья часть от общего пути пошел снег, мелкий, но частый, с порывистым ветром. Смотреть на пейзажи за окном стало неуютно. Казалось, непогода через тонкое боковое стекло была слишком близко и даже в машине начинала понемногу холодить изнутри. Добравшись до Самсонова, Генка с Машей встретились с настоящей метелью. Зима, пусть еще и была первая половина ноября, разыгралась не на шутку.
