Нэн Мэксилл сознавала, что перед ней проблема. Эш был поистине подарком для жителей земного шара. Все могли бы поучиться у него и извлечь выгоду из этих знаний. Ученые могли бы разобраться в том, чего они сами не в состоянии постигнуть. Надо только сделать соответствующие выводы из обрывочных намеков Эша. Он мог бы так подхлестнуть технический прогресс, что XV и XIX века казались бы застоем. Музыковеды и филологи сделали бы удивительные открытия. Больше всего выиграли бы фермеры. Он бы мог превратить мертвые пески в обширные целинные территории и обильные источники продуктов питания. Можно было бы предотвратить многие войны если не все. Было бы просто нечестно по отношению к человечеству скрывать Эша на ферме в графстве Эвартс. Что могла бы она этому противопоставить? Процветание Мэксиллов? Свою растущую привязанность к Эшу? Боязнь, что отец продаст ферму (теперь-то это будет легко!), а потом живо потратит денежки и нужда станет еще сильнее обычного? Она была бы совсем дурочкой, если бы ни о чем этом не подумала. Но все эти соображения вытесняла одна-единственная картина: Эша мучают, Эша допрашивают вежливые и недоверчивые люди.

Они бы не поверили ни одному ее слову. Они бы нашли убедительнейшие причины, чтобы отрицать существование пшеницы, плодов, скрипки, до которой никто не дотрагивался. Они бы подвергли его психологическим тестам: интеллект, координация, память, физические нагрузки, всевозможные уколы и осмотры. Где родились, как ваше полное имя, где ваши отец и мать? Они были бы недоверчивыми, но такими вежливыми, мягкими, настойчивыми: да-да, конечно, мы понимаем, но попытайтесь вспомнить, мистер... Э... Э... Эш. Попробуйте-ка вспомнить детство... А когда они наконец поймут, будет только хуже, а не лучше. Еще усилие, мистер Эш, попытайтесь припомнить, как... Вот уравнение - конечно, вы можете... Нам известно, вы владеете телекинезом, так покажите же нам... Еще, пожалуйста. Еще разочек, пожалуйста... Теперь об исцелении ран - объясните, пожалуйста... Будьте добры, повторите еще раз, как вы оживляете мертвые растения... Так, а теперь об ультрахимическом шлаке... То одно, то другое.

Или будет иначе? Возможно, Эш погибнет не от обезьяньей людской жадности ко всякой информации, а из-за тигриного страха и ненависти человека ко всему чуждому. Арест за нелегальное вторжение - или за все, в чем его захотят обвинить, речи в Конгрессе, шум в газетах и в эфире. Шпион, диверсант, агент чужих миров. (Кто знает, что он делает с теми растениями, которые выращивает? Может, тот, кто ест плоды, станет психом или не сможет иметь детей?) Нельзя выдвинуть против Эша официальное обвинение - но это не значит, что от него не смогут избавиться те, кто так напуган вторжением враждебных сил, лазутчиком которых покажется Эш. Судебные процессы, приговор, опека, линчеватели... Открыть Эша означало беду. Лет на двести раньше - или позже - он мог бы принести благо, но не теперь. Было бы непоправимой ошибкой открыть его существование в наш век всеобщего страха. Нэн знала, что отец не жаждет рассказать, кому он обязан урожаями. Глэдис и Мюриэл знали только, что они наняли чудаковатого работника. Во всяком случае, не хотели бы они обращать на себя внимание всего графства Эвартс, ни под каким видом. А младших детей можно научить вести себя так же, как отец и сестры. Кроме того, Эш откровенничал с одной Нэн.

В ту зиму Мэксилл купил еще двух коров. Старые, костлявые, дававшие мало молока, они предназначались на мясо, да и того было не так много. Когда Эш стал за ними ухаживать, они со дня на день стали молодеть, ребра их потонули в боках, глаза прояснились. Тощие мешочки округлились, раздулись и наконец повисли, наполнившись молоком, словно коровы только что отелились.

- Хотел бы я знать, почему он не проделал такого со свиньями? спрашивал Мэксилл у Нэн. Присутствие Эша он попросту игнорировал, он это делал всегда, за исключением тех случаев, когда его устраивала беседа с ним. - Боровки что-то совсем сдают, хотелось бы, чтобы они обошлись подешевле. Мог бы он проделать фокус-покус, поглядел бы я тогда, как они дадут помет.

- Никакой тут не фокус-покус. Просто Эш больше нашего понимает. И не станет он делать ничего, чтобы помогать убийству, - объяснила Нэн. - Он сам не ест ни мяса, ни яиц, и молока не пьет.

- Заставил же он кур лучше нестись. А погляди, какое у нас теперь молоко!

- Чем лучше куры несутся, тем дальше они от топора. И коровы тоже. Заметь - молодые петушки лучше не становятся. Он или не хочет, или не может сделать, чтобы животные годились в пищу. Спроси его самого.

По почте стали приходить каталоги семян. Никогда Мэксилл не интересовался огородом, только вскапывал, а девчонки уж пусть сажают что хотят. Нынче он возился с каждой брошюркой, как с любовным письмом, радостно любуясь оранжевыми сосульками моркови, бесстыдно-красной редиской, зелеными листьями салата на глянцевитых обложках Нэн догадывалась: он мечтал вырастить капусту крупнее тыквы, тяжелые арбузы, чтобы взрослому мужчине не поднять без посторонней помощи, сочные трехфунтовые помидоры.

Доволен был и Эш. Впервые Нэн испытывала обоюдоострый гнев женщины и к эксплуататору, и к эксплуатируемому. Эшу надо бы больше самолюбия, амбиции. Не должен бы он так радоваться, что возится с этой старой фермой. С его-то способностями и безусловным превосходством над примитивными людишками он мог бы стать кем угодно. Но вершиной его желаний, безусловно, было фермерство.

Мэксилл не мог дождаться, когда земля будет готова. Он вспахал ее слишком сырой, скверно и задорого. Каждый дюйм из пятнадцати акров он засадил - к тщательно скрываемому изумлению соседей, которым было ясно, что семена сгниют.

Нэн спросила Эша:

- Ты можешь управлять тем, что делаешь?

- Я не могу сделать, чтобы грушевое дерево приносило огурцы или чтоб на корнях виноградной лозы росла картошка.

- Я хочу сказать: нельзя ли, чтобы все не было таким громадным? Можно, чтобы пшеница выросла только крупнее обычной?

- Зачем?

Нэн Мэксилл попыталась растолковать ему - и поняла, как позорно предавать.

- Ты употребляешь слова, которых я не знаю, - сказал Эш. - Пожалуйста, объясни - ревность, зависть, чужеземец, тягаться, в ярости, подозрение начнем хотя бы с этого.

Она объяснила, как сумела. Объяснение не было полным. Оно не было даже сносным. Нэн вспыхнула гневом, когда подумала, что Эш - изгнанник, теперь она поняла, как нетерпим может быть человек, далеко опередивший свое окружение или же сильно отставший от него. Она могла только догадываться, чем является Эш для своего народа - пережитком давно позабытых понятий, намеком на то, что не так уж далеко они ушли в развитии, как воображают, если среди них может родиться такой человек, - но она понимала и то, чем он стал на Земле 1937 года - упреком и осуждением.

Весенние ветры забрякали омертвелыми ветками на плодовых деревьях, очищая их так же действенно, как это мог бы сделать человек при помощи пилы, садовых ножниц и ножа. Было видно, что сад старый - массивные стволы и высокие кроны выдавали, что корни их растут очень давно, - но он стал абсолютно здоровым. Набухли и раскрылись почки. Одни развернулись в свежие листья с красноватыми краями, другие - в нежные, словно их присыпали пудрой, цветки. Тень от них была такая плотная, что между деревьями не росли сорняки. В поле было иначе. Что бы Эш ни делал с почвой, ничто не действовало на задутые ветром семена, прораставшие в бороздах между ними. Они взошли интенсивно, один стебель вплотную к другому, корни плотно переплелись, метелки поднимались все выше и выше, стремясь безудержно к солнечному свету. Только встав на четвереньки, можно было увидеть крошечные зеленые всходы под паутиной сорняков.

- Ну вот, - сказал Малькольм Мэксилл, - не сгнило, так эта нечисть повылазила. Но кое-кто в округе почешется. У меня недели на две-три раньше вырастет, чем у всех. Для Мэксиллов депрессия кончилась. Знаете, что? Придется дьявольски поработать, чтобы избавиться от сорняков. Пожалуй, надо раздобыть трактор. Тогда на будущий год не придется никого нанимать на пахоту. Может, он хоть трактор сумеет водить?