- Они не помогали вам?

- У капитана не было детей, и он удочерил меня с сестрой. Отец не соглашался отдавать нас, но мать настояла на своем, - "не стану я губить детей", говорила она. А муж младшей тетки нас и на порог свой не пускал. Он нас терпеть не мог и даже тетке не позволял посещать своего брата. Несколько раз на этой почве у них бывали скандалы, и он даже хотел разойтись с теткой. Он часто говорил, что не будь у него детей, то и дня не стал бы жить с нею, сестрой такого низкого изменника. Но капитан не был такой. Он нас очень любил. Иногда, сердясь на отца, он уговаривал его "бросить эти дела, от них не будет проку". Капитан питал страсть к музыке и отдал нас в музыкальную школу. Мы отлично окончили ее. Учебу свою мы кончили в страшном 1905 году. Отец принимал в революции активное участие. После поражения революции отца арестовали. И что с ним стало, так мы и не узнали. Вот почему я так боялась революции и очень жалела революционеров. Мы видели все, что переносил отец. Капитан постоянно предостерегал нас от участи отца и даже не позволял нам читать газеты. Мы занимались в школе музыкой и читали книги. Я находила в библиотеке капитана приключенческие романы и увлекалась их героями. Капитан сам любил такие романы и всегда, отправляясь в плавание, набирал с собой целый чемодан их.

- Жив теперь капитан?

- Нет, он умер. Уже после того, как отец пропал без вести, капитан отравился рыбой и умер в Данциге. Мы могли бы работать и содержать его жену, но не находили работы. Нас никуда не хотели принимать из-за отца. Жить на ничтожную пенсию тетки было невозможно. Мать работала поденщицей на железной дороге, выгружала каменный уголь и получала гроши. Мы совсем обносились, дошли почти до нищенства. Тогда обратились к мужу младшей тетки с просьбой помочь нам в приискании работы, но он прогнал нас, боясь за свое собственное благополучие.

- Нельзя было найти частные уроки?

- Да и уроков нам не давали. Мы имели такой ободранный вид, что никто не хотел впускать нас в свой дом. Мы готовы были идти в няни, в горничные, в прачки, лишь бы получить кусок хлеба. Наконец, нам удалось найти такую работу, но не надолго...

- Почему?

- Часто красота является несчастьем для женщины. Наши хозяйки ревновали нас к своим мужьям и выгоняли из дому. Или же самим приходилось спасаться бегством от приставаний и гнусных предложений хозяина дома или его сына. Таким образом, мы переменили много мест. И вот однажды вызывает нас к себе муж младшей тетки, судебный пристав. Он показал нам газету и сказал, что русскому консулу в Тавризе нужны две учительницы для детей, но видимо никто не решается ехать туда из-за дальности расстояния, и к тому же боятся. Народ там очень дикий. Это объявление повторялось в газете уже несколько раз, значит желающих не было. Муж тетки обещал помочь нам устроиться на это место, если мы захотим. Он, видимо, хотел избавиться от нас. Признаться, я боялась ехать, но Ираида уговорила меня. На другой день нам выдали двести рублей, мы купили себе подходящие костюмы, оделись и, оставив немного денег матери и тетке, с маленькой суммой двинулись в путь. На границе Ирана мы уже были без денег, нечем было заплатить даже за фаэтон или автомобиль. Мы были в безвыходном положении. Когда встретили тебя, мы не знали, что нам делать. Уезжая из Риги, мы все старались представить себе Иран. Нам он казался страной дикарей; кругом горы, леса, пещеры, полные страшных разбойников. Ты был первым жителем Востока, которого я узнала, и ты первый познакомил меня с Ираном. Я никогда не предполагала, что примкну к революции, но, видимо, кровь отца потянула меня на его путь. В этом, конечно, и ты сыграл роль.

- Какую роль?

- Какою бы ни была женщина, любовь господствует над всеми ее мыслями. Я не могу представить себе женщину, которая способна была бы освободиться от этого господства. С первого же дня я старалась бороться с этим господством. Не смогла. Твоя революционная деятельность еще больше привязала меня к тебе. Но ты...

Нина не закончила своей мысли, но я понял ее и без слов.

...но ты любишь меня не так, как я тебя, - хотела сказать она.

Нина не могла не знать, что я искренне люблю ее, но, кто знает, быть может, она любила сильнее.

Как бы то ни было, Нина предстала передо мной в новом свете, она не была уже вчерашней неизвестной, загадочной девушкой с туманным прошлым. Путь, на который стала эта Нина, не чуждый, а родной ей путь, унаследованный от отца-революционера.

Беседа наша затянулась. Петухи пропели, когда я позвал Сельтенет запереть за мной ворота и расстался с Ниной.

БЛЕСТЯЩАЯ ПОБЕДА

Оправившись после поражения, Эйнуддовле стал готовить новое наступление.

Уже несколько дней мы с Саттар-ханом и Багир-ханом обсуждали вопрос о том, как отразить это наступление, которое по нашим расчетам должно было быть грозным и для города опасным; мы думали о необходимости выбить неприятеля из его позиций, и перенести поле военных действий за город.

Это надо было для того, чтобы оградить город от разрушения бомбардировкой неприятеля и не вызывать недовольства населения и беспорядка в городе.

Кроме того, отогнав неприятеля от города, мы могли бы открыть дорогу к близким селам и упорядочить подвоз снабжения.

Наконец, мы остановили бы усилившееся за последнее время бегство населения из города.

Этим мы не дали бы повода и русскому консулу поднимать целую историю за причиненный войной копеечный убыток русским подданным.

Саттар-хан, Багир-хан и другие согласились с этим планом. Мы уже привели наши силы в полную готовность, но по многим соображениям не хотели начинать наступления первыми, чтобы оградить себя от провокаций контрреволюционеров.

Что же касается Эйнуддовле, то он, избегая вторичного поражения, рыл окопы и, по всей видимости, не думал прибегать к открытой конной атаке.

Пятого числа месяца шабана, к вечеру, неприятель начал обстрел наших окопов. Это было подготовкой к большому бою.

Стрельба продолжалась до самого рассвета. Революционеры все время находились под ружьем, никто не сомкнул глаз, тавризские женщины бесстрашно разгуливали в окопах, разнося пищу своим мужьям, сыновьям, братьям.

Бомбометчики были расставлены в определенных местах.

Когда рассвело, на Хиябан к резиденции Багир-хана двинулся полк неприятельской кавалерии и полк пехоты, одновременно полк неприятельской пехоты ворвался в лагерь революционеров со стороны Пурхасан и Мирза-даланы.

Такого ожесточенного боя не видали не только тавризские революционеры, но и весь Иран.

Бросалось в глаза организованное движение пехоты Эйнуддовле, прошедшей военное обучение.

К полудню победа была на стороне правительственных войск, занявших некоторые важные пункты.

Воины революции должны были пройти испытание сегодня впервые; до сих пор они только оборонялись, сегодня же надо было идти в наступление.

Движение неприятеля приостановилось. Эйнуддовле пополнял свои поредевшие ряды из резервных частей. Во главе неприятельской кавалерии шли Рахим-хан и другие.

Ровно в полдень телефонные провода разнесли по окопам боевой приказ:

- Выходить из окопов! В атаку!

Расставленные в разных пунктах сорок пять орудий, очищая дорогу революционным аскерам, открыли беспрерывный огонь по густым рядам наступающей неприятельской конницы.

Неприятель вынужден был отодвинуть свою конницу и вместо нее двинуть вперед пехоту.

Рассыпая свинцовый град, аскеры революции без передышки двигались вперед. Орудия, передвинутые вперед, теперь ожесточенно обстреливали тыл неприятеля.

Навстречу революционным аскерам двигались части неприятеля. Расстояние между ними быстро сокращалось, Эйнуддовле надеялся, что вооруженные разносистемными ружьями муджахиды, состоящие исключительно из добровольцев, не решатся пойти в рукопашный бой с регулярной пехотой правительства.

Это было близко к правде, но Эйнуддовле не учел одного.