Саттар-хан передал об этом по телефону Багир-хану и поручил ему быть осторожным и дать знать, если нужна будет помощь.
Багир-хан успокоил Саттар-хана, сказав, что он готов ко всему и ничего не нужно.
Пальба со стороны Эхраба все усиливалась. Немного пройдясь по комнате, Саттар-хан сел и потребовал кальян.
- Эти подлые эхрабцы, - сказал он после нескольких затяжек, - не вовремя подняли раздор. Жаль, что в это дело вмешались братья Наиб-Али и Кербалай-Мамед. Я очень ценил их, и они относились ко мне хорошо. Если бы не я, они давно пристали бы к таким негодяям, как Аскер Даваткер-оглы, и выступили бы против конституции. Они не решались идти против меня. Сколько я ни старался, сколько я ни прощал и ни делал им добра, ничего не вышло. Их свели с пути собравшиеся в Эхрабе богачи.
- Сардар, - сказал я, - раз они хотели богатства и денег, разве нельзя было удовлетворить их?
- Я долго увещевал этих братьев, но ничего не вышло. Они захотели создать из Эхраба самостоятельное государство. Объявив "нейтралитет", они собрали под свое крыло всех контрреволюционеров и богачей, таким образом мы лишились возможности облагать этих толстосумов на содержание войска. Кого бы мы ни посылали за деньгами, они задерживают и сажают в темницу.
Сказав это, Сардар задумался.
- Трудно бороться с внешним врагом, когда имеешь таких внутренних врагов, - сказал я.
- Эхраб для нас - второе Девечи, - продолжал сардар. - Находясь вблизи русского консульства, в армянской части, он далек от линии огня. Вот почему все богачи и состоятельные контрреволюционеры переселили туда свои семейства. Собравшиеся там и покровительствующие им Кербалай-Мамеды знают, что я избегаю конфликта с русским консулом и не хочу давать ему повода вмешаться в наши дела. Поэтому они чувствуют себя в безопасности, но забывают, что имеют дело с Саттаром. Я ведь впервые выступил против правительства, имея всего восемь человек. Если бы пришлось мне пожертвовать даже свободой, я все равно не пощажу Эхраба. Я не оставлю камня на камне, хотя деньгами богачей этот район обращен в настоящую крепость...
Сардар вновь потребовал кальян. Перестрелка все усиливалась. Вскоре прибыл нарочный муджахид Теймур Чарандабли.
- Революционеры окружили Эхраб со стороны Лильабада и Геджильского кладбища, - начал докладывать Теймур. - Чтобы открыть ворота Раста-кюча, мы заняли ближайшую мечеть, прикладами вышибли ворота и сбили всех, сидевших на воротах стрелков. Потом окружили дом Наиб-Мамеда и Наиб-Али. После ожесточенной перестрелки, оба брата прорвались сквозь цепь у Геджильского кладбища, причем убили одного муджахида и побежали по улице Кюча-баг, прячась то за деревьями, то в домах.
Видя, что он слишком растягивает свой рапорт, Саттар-хан прервал его нетерпеливо.
- Говори короче! Что случилось дальше?
- Наконец, мы их открыли и после долгой перестрелки убили.
- Жаль!.. А вы не могли поймать их живьем?
- Клянусь головой сардара, это было невозможно. Мы кричали им, чтобы сдались, но они не захотели нас слушать.
- Найдите их трупы и отдайте родным. Имущества их не трогать. Ступай!
Вот в какой опасный день произошла злополучная свадьба нашего Гасан-аги. Мы не узнали, чем она кончилась и что стало с подставной невестой. Нина очень сожалела о неудаче Гасан-аги. Уже несколько дней мы не видели и Тахмины-ханум.
Наш маленький Меджид был болен. Ребенок сильно тосковал по убитым в окопе родителям. Он не хотел верить, что мать куда-то уехала. Бедное дитя как бы чувствовало, что ее нет в живых. Нина страдала вместе с ним.
Я был у Нины, когда неожиданно пришел Гасан-ага. На наше приглашение сесть, он отказался.
- Почему не садишься? - спросил я.
- Нину хотят видеть во дворе, - стыдливо промолвил он.
Нина вышла. Гасан-ага сел и по обыкновению стал рассказывать Меджиду сказку о лисице и петухе.
Нина вернулась с какой-то женщиной, закутанной в чадру и, весело улыбаясь, сказала:
- Это жена Гасан-аги.
- Какая жена?
- Назлы... Та, которую любит Гасан-ага.
Гасан-ага, опустив голову, молчал. Я стал расспрашивать, как все случилось.
- Подсунув мне вместо Назлы свою падчерицу, - стал рассказывать смущенно Гасан-ага, - Ага-Касум взял Назлы, маленького сына и жену и скрылся в район Девечи. Рано утром мы повели Сугру назад. Кроме шестидесятилетней старухи в доме никого не было. Девушку мы поручили ей.
- А как же пришла Назлы?
- Она сама прибежала.
Мы все были очень рады. Нина принесла Назлы купленный для нее платок, дала ей еще золотое кольцо и увела ее в свою комнату.
Новая наша работница накрыла на стол и подала ужин.
Тут вышла и Нина, таща за собой упирающуюся Назлы, которая была в новом платке, подаренном Ниной.
Она стыдливо прикрывала рот. Гасан-ага увещевал ее:
- Это дом моего брата, - говорил ей Гасан-ага. - Не стесняйся, Нина-ханум ведь такая же девушка, как и ты. Видишь, она совсем не стесняется.
И на самом деле Назлы была красавицей. Она училась дома грамоте и умела читать и писать по-азербайджански и по-фарсидски.
Наша работница недружелюбно поглядывала на нее, возмущаясь тем, что молодая женщина сидит с открытым лицом, а муж ей позволяет это неприличие.
Она была настолько сердита, что отказалась от ужина.
КОРРЕСПОНДЕНТЫ ГАЗЕТ
С целью повидать Саттар-хана и получить у него интервью, в Тавриз приехали корреспонденты центральных русских газет "Новое время" и "Русское слово"* и остановились в русском консульстве.
______________ * "Новое время" - крайне реакционная газета, орган русских черносотенцев. "Русское слово" - либерально-буржуазная газета.
Придя домой к обеду, Нина стала просить меня устроить гак, чтобы вместе с корреспондентами к Саттар-хану попала и она.
- Это на редкость удобный случай, - доказывала она. - Одна я никогда не смогу пойти к нему, чтобы не вызвать подозрений консульства. Если Тардов пойдет с женой, то могу пойти и я. Недопустимо, чтобы я прожила в Тавризе и не видела главного героя тавризской революции.
- Я не возражаю, - ответил я. - Сардар сам не раз говорил, что хотел бы познакомить тебя со своей семьей, но боится вызвать подозрение.
- Они сегодня обратятся к Саттар-хану с просьбой дать им свидание и, если он разрешит, завтра пойдут к нему.
Я решил помешать свиданию корреспондента "Нового времени", этой черносотенной газеты, обливавшей грязью иранское революционное движение.
Я должен был видеться с Саттар-ханом в пять часов вечера, но я пошел раньше, чтобы успеть предупредить его о приезде корреспондентов русских газет.
Узнав о желании Нины сопровождать корреспондентов, сардар выразил свое удовлетворение.
- Это прекрасный случай. Мне очень неприятно, что до сих пор мне не удалось познакомить Нину-ханум с моей семьей и угостить ее хоть чашкой кофе. Она - участница наших побед. Я предупрежу наших, пусть Нина-ханум придет. Но корреспондента "Нового времени" я к себе не пущу, он постоянно оскорбляет нас, восхваляя Мамед-Али.
Зазвонил телефон. Мирза-Мамед доложил Саттар-хану, что купеческий староста Гаджи-Мухамед-ага просит сардара принять его.
- Если он успеет прийти до шести часов, я уделю ему десять минут.
- Чтобы не мешать вашему свиданию, разрешите мне уйти, - попросил я.
- Нет, сидите. У меня нет тайн от вас. Я думаю, что этот прихвостень царского консула хочет предъявить еще какое-нибудь требование консула.
Я остался. Я рассказал сардару, что из Ардебиля в Тавриз едет мирная делегация и везет от Эйнуддовле требования для предъявления революционерам. Тут же мы обсудили целый ряд вопросов, касающихся снабжения войск.
Наконец, сардару доложили о приходе Гаджи-Мухамед-аги.
Войдя в комнату, Гаджи-Мухамед-ага поздоровался и хотел исполнить традиционный обряд преклонения, но сардар остановил его.
- Здравствуйте, господин гаджи. Садитесь, но клонить голову нет нужды. У нас, несчастных иранцев, ничего не осталось кроме головы, и та как будто создана для поклонов... Так, так... Добро пожаловать!
