Я знал, что мисс Ганна, как правило, всегда в четыре часа возвращается домой из консульства. Нужно было обязательно застать ее в это время. Поехать к ней в девять часов вечера, обычное время моих посещений, я не мог, до одиннадцати я ничего не успел бы выяснить, для этого надо было посидеть подольше.
Ровно в четыре я постучался к ней. Старая служанка, охая, переваливаясь с боку на бок, открыла мне дверь. Увидев меня, она очень обрадовалась.
- Барышня дома? - спросил я.
- Да, дома.
Мисс Ганна имела привычку, когда стучали в дверь, подходить к окну и смотреть, кто идет к ней. Поэтому, поднимаясь по лестнице, я не сводил глаз с ее окна, но там никого не было.
Я застал мисс Ганну в столовой, она накрывала на стол. На мое приветствие она ответила холодно и сухо, не так, как обычно. Я протянул ей руку, но она, не оборачиваясь, сказала:
- Простите, у меня грязные руки.
И в прошлом часто случалось, что она обижалась на меня, дулась, не хотела разговаривать. Но в таких случаях она нет-нет, да поглядывала украдкой на меня. Сегодня же она ни разу не посмотрела в мою сторону.
Я оказался в глупом положении, не знал, как подступиться к ней. Я видел, что она тоже нервничает, берет то одну тарелку, то другую, снова ставит на место, выходит без нужды в другую комнату и тут же возвращается обратно. Такой рассеянной я еще никогда не видел ее.
Я внимательно всматривался в ее лицо. Она выглядела усталой, утомленной. Видимо, сказывались бесконечные думы и переживания. Под ее глазами появились круги, щеки запали, глаза лихорадочно блестели. Она была угнетена в подавлена, очевидно, не только моей невнимательностью, но вообще тем, как нескладно сложилась ее жизнь. Она казалась разочарованной во всем и во всех.
Я молча сидел на тахте, задумавшись об истории нашего знакомства. Мне было совестно за себя. За эти семь лет я словно не замечал ее волнений, нечеловеческих переживаний, одиночества, печали и тоски. Я не мог простить себе, что исковеркал жизнь молодой неискушенной девушки. Мне было стыдно взглянуть на оскорбленную Ганну. Мое отношение к ней не имело никакого оправдания. Я обдумывал свое поведение, спрашивал себя: "Если бы я был судьей и эта девушка, молодые годы которой прошли в неопределенности, без всяких надежд на счастье, страдавшая от безразличия любимого, жаловалась мне на него, какое бы я вынес наказание этому бессердечному человеку?" Подумав немного, я ответил на свой вопрос: "Человека, годами мучившего молодую девушку, обманувшего ее лучшие чувства, не оправдавшего ее надежд, я считал бы преступником и приговорил бы к тяжелому наказанию". А кто мне судья? Моя совесть. Где бы я ни был, я всегда буду чувствовать ее укоры. Почему я сразу не сказал этой девушке из далекой Америки, что я связан с другой, люблю другую? Почему играл перед мисс Ганной глупую роль, почему в течение семи лет беспощадно ее обманывал? Почему я дал ей повод полюбить меня и поощрял ее чувство? Почему я был так жесток к ней? Что может оправдать меня? Я заставил ее служить интересам чужого ей народа? Из-за меня она стала шпионкой, она шла на все ради меня. А я, что дал я ей взамен? Зачем нужно было мне использовать ее? Разве без нее революционное движение не развивалось бы?
Я пошел по неправильному пути с первых же дней нашего знакомства. Только теперь я понял, что каждый мужчина, даже самый умный и честный, в обществе красивой молодой девушки, забывает обо всем, не отдает отчета в своих словах, не думает, какое они производят впечатление. А женщины еще провоцируют его на это, пуская в ход свой чары. Вот почему и те и другие так часто допускают неисправимые ошибки, дают себя обманывать и сами обманываются.
Почему мисс Ганна так опрометчиво влюбилась в молодого человека, которого едва знала? Для чего проливала она слезы в Ливарджане? Почему я, не подумав о будущем, забыв, что связан с другой, говорил ей: "Против твоей воли и желания я ничего не сделаю". Зачем я это говорил, зачем лгал?
Погрузившись в думы, я совершенно забыл, где нахожусь. Неожиданно голос мисс Ганны вывел меня из оцепенения, освободил от кошмара. Словно неимоверная тяжесть спала с моих плеч.
- Садитесь к столу! - сказала она.
Нет сомнения, что она поняла мое состояние, ее чуткое сердце не выдержало.
Когда я поднял голову, она стояла предо мною и ждала, когда я встану. Я поднялся с кресла, как маньяк, и сел за стол, не сознавая и не чувствуя, что я делаю.
Она ухаживала за мной, как за самым дорогим и желанным гостем, была по-прежнему вежлива, гостеприимна, старалась угодить мне. А я, думая о ее заслугах перед нашей организацией, о ее беззаветной любви ко мне, чувствовал себя неловко и сидел, как на угольях.
Не было никакого сомнения, что наше молчание долго продолжаться не может. Я знал, что мне придется выслушать упреки, критику, может быть, даже оскорбления. Необходимо было попросить у нее прощения за все. Ссориться с ней было, по-моему, неэтично, некрасиво, даже нечестно. Я хотел сохранить с ней дружбу.
Опустив голову, я молчал. Мисс Ганна заговорила первая.
- Мужчина не должен быть ни скупым, ни трусом, - сказала она.
Ее слова задели меня за живое, я не был ни скрягой, ни трусом. Для того, чтобы создать ей обеспеченную жизнь, я не жалел никаких средств. Она знала, что я смелый и неустрашимый человек. Поэтому я задал ей вопрос:
- Что ты хотела сказать? Я не понял.
Насупив брови, она зло посмотрела на меня.
- Ты поскупился сказать одно слово правды. Почему ты струсил и не сказал мне сразу, что твое сердце занято, что ты любишь другую?
- Кого ты имеешь в виду?
- Ту, которая вместе с тобой приехала на новогодний банкет царского консула.
- Была ли необходимость в этом?
- Для тебя правда, очевидно, не имела никакого значения, а для меня колоссальное. Скажи хоть теперь, кто она?
- Разве ты ее не знаешь?
- Так близко, как ты, не знаю Кто она?
Я довольно скупо рассказал ей о Нине и закончил:
- Это она спасла тебя от царских жандармов и неминуемой высылки в неведомые края. Она предупредила меня о решении консула подвергнуть тебя аресту. Теперь поняла, кто она?
Мисс Ганна молчала. После некоторой паузы она подняла голову и задала вопрос:
- Очевидно, ты и с ней вытворяешь все то, что делал со мной, не так ли? И она, видимо, не избегла моей участи.
- Можешь быть уверена, наша дружба с ней такая же, как с тобой, - снова увильнул я от прямого ответа.
- Могу ли поверить твоим словам?
- Да, вполне. В них нет фальши.
Настроение мисс Ганны заметно улучшилось, лицо ее прояснилось, она начала улыбаться. Видимо, она была удовлетворена моим ответом. Мы помирились. После короткой паузы, она сказала:
- Когда я тебя не вижу, разные мысли приходят мне в голову, я многое хочу высказать тебе, даже подбираю выражения, чтобы выразить свое возмущение. Но ты приходишь, и я забываю все на свете. После твоего ухода вспоминаю все вновь и вновь.
Она умолкла, но через несколько мгновений прошептала:
- Кто знает, может, все эти мысли возникают у меня лишь потому, что я тебя долго не вижу.
- Расскажи мне, что нового, - попросил я.
- О, новостей много. Премьер-министр России назначил Ахмед-шаху пенсию в размере тридцати тысяч туманов в год. Об этом министр иностранных дел Сазонов сообщил телеграммой Эттеру. На днях русские арестовали турецкого посла, аккредитованного в Тегеране. Это событие не имеет прецедента в истории международных отношений. Этим актом царское правительство хочет показать всему миру, что Иран, как самостоятельное государство, больше не существует. По сведениям, имеющимся в консульстве, американское правительство склоняется в пользу русско-английско-французского блока.
- Какие новости в тавризских консульствах?
- В американском консульстве стало известно, что наследник престола живет на средства, получаемые регулярно от царского правительства.
