Я не мог усидеть на месте, меня все тянуло на улицу, хотя там было не совсем безопасно. Вместе с Алекпером мы обошли многие районы и, наконец, очутились у кладбища Девечи. На кладбище было большое скопление народа, как это обычно наблюдалось только по четвергам.

Теперь же большей частью тут были солдаты, казаки и офицеры. Здесь было немало и молл, сеидов и купцов, переодетых в длиннополые одежды, чтобы сойти за молл.

Солдаты, словно баранту, гнали на кладбище собранных с улиц чалмоносцев; упиравшихся били прикладами, им угрожали штыками. Этих людей гнали к окружавшим кладбище рвам и выгребным ямам во дворах для извлечения из них трупов русских солдат.

По распоряжению консульства, половину привлеченных к этой работе составляли жители Девечинского района и прилегающих к нему улиц. Это были те самые контрреволюционные сеиды и моллы, которые с таким нетерпением ожидали вступления в город русских войск. Самое удивительное было то, что они все еще продолжали верить в консула, объясняя производимое над ними насилие неведением консула.

- Конечно, господин консул не имеет об этом понятия, - говорили они взволнованно.

- Ну, как же? Конечно, не имеет. Если господин генерал узнает, он не оставит это безнаказанным.

- Господа, это невозможно: ни в одном государстве не разрешается оскорблять духовных особ. Надо пойти и стать под защиту английского консульства.

- Были, ходили, все ворота на запоре. Говорят, приема нет.

- Если так, то конец вере.

- Скоро пришествие имама.

- Только пришествие святого избавит нас от них. В

се эти разговоры ни на кого не действовали. Раздевшись, они вынуждены были приняться за извлечение трудов. Некоторые с ног до головы были выпачканы в нечистотах.

С минаретов доносились звуки азана, призывая правоверных к молитве.

Усиленно жестикулируя и указывая в сторону муэдзина, пригнанные моллы пытались объяснить офицерам, что наступило время молитвы.

Один из них, подойдя к казачьему офицеру, поднес руки к ушам, затем воздел лицо к небу, потом, нагнувшись, приложил ладони к коленям и, поднявшись, снова воздел руки к небу, желая этими движениями, принятыми во время молитвы, объяснить офицеру о необходимости идти на молитву.

- Господин офицер, время молитвы, - умолял другой. - Разрешите пойти помолиться господу богу.

Офицер зажал нос от невыносимого запаха нечистот и, пнув моллу в живот, крикнул:

- Ступай в нечистоты, вонючка!

Моллы, когда-то оравшие во все горло перед зданием контрреволюционной организации "Исламие": "Император - оплот и защита ислама!", сегодня впервые познакомились с императорскими "защитниками ислама".

"Каждый житель Тавриза, перед домом которого будут обнаружены трупы русских солдат, будет арестован, имущество его конфисковано, а дом разрушен до основания", - говорилось в одном из приказов русского консула. Этим приказом консул немало содействовал тому, что жители Тавриза, находя у своего дома труп русского солдата, спешили убрать его и бросали в выгребные ямы.

Этот приказ консула, напечатанный на фарсидском языке и расклеенный по городу, мы сами читали еще два дня тому назад. Приказу консула вторило обращение, выпущенное от имени Гаджи-Самед-хана Шуджауддовле:

"К НАСЕЛЕНИЮ ТАВРИЗА:

С 6 числа месяца махаррема город Тавриз объявляется на военном положении. Начиная с этого дня, каждый житель Тавриза, в доме которого будет найдено оружие, каждый, в доме которого будут скрываться преследуемые царскими законами лица, каждый, кто позволит оскорбить словом или действием солдата царской армия или находящихся под покровительством царя иранцев, каждый, перед домом которого будут убиты царские солдаты, - будет расстрелян так же, как и все члены его семьи, имущество конфисковано, а дом сравнен с землей.

Нэйматабад. Гаджи Шуджауддовле Самед-хан

Махаррема 6 дня 1328 года Гиджры".

- Значит, - сказал Алекпер, прочитав обращение, - если раненый в бою солдат упадет перед домом, в котором нет ни одного мужчины, дом этот будет снесен, а находящиеся в нем женщины и дети расстреляны. Вот почему население в целях самосохранения подбирало трупы и бросало их в рвы и колодцы, чтобы скрыть следы.

Мы покинули кладбище. На ближайшей улице мы встретили большую толпу царских и шахских приспешников.

Мы отошли в сторону. Во главе этой толпы шел известный царский холоп Гаджи-Мир-Курбан. Подобрав чоху под мышки и засучив рукава, он громко читал следующие стихи:

Милость аллаха пребудет над тобой,

Но если перейдешь границы, опозорит тебя.

Читая эти стихи, Гаджи-Мир-Курбан поворачивался и осыпал руганью человека, которого вели следом.

Всмотревшись в лицо этого человека, мы с удивлением узнали Шейх-Салима, задержанного и препровождаемого теперь в русское консульство. Нас удивляли не действия царской оккупационной армии, так как она руководствовалась приказом свыше, а то, что один тавризец задерживал другого, чтобы предать в руки царского военно-полевого суда. Это действительно было достойно удивления.

- Теперь мы уже не боимся твоей революции, твоих Саттара, Багира, кричал Гаджи-Мир-Курбан, то и дело оборачиваясь к Шейх-Салиму и плюя ему в бороду. - Армия императора, словно лев, стоит за нами. Недаром меня зовут Мир-Курбаном, я уничтожу вас со всем вашим потомством, сукины дети. Всех вас я поодиночке повыловлю...

Многие из толпы бросали в Шейх-Салима камнями и кусками льда. Лицо и голова его были разбиты, кровь стекала по бороде

Снова послышался голос уличного певца Кер-Аскера, Сказанные в свое время Шейх-Салимом слова, переложенные им теперь на стихи, вызывали всеобщий гогот.

Даст бедняку хлеб с маслом конституция,

Каждая рисинка в плове будет с вершок, конституция.

Будет есть вкусные шашлыки бедняк

И не станет кланяться богачам.

В конце концов на обед и ужин мы траву едим,

Не нашли мы и кусочка халвы, о конституция.

Шейх-Салим шел, опустив голову и не оглядываясь по сторонам Уверенный в своей гибели, он ни на что не реагировал: даже удары камней, казалось, не причиняли ему боли, и он ни разу не вздрогнул.

Я еще раз почувствовал жестокую ненависть и презрение к себе за то, что в свое время, имея в руках оружие и возможность, мы не уничтожили изменников, от которых ждали в будущем всевозможных мерзостей. Тогда мы преспокойно могли бы раздавить Мир-Курбана, Мир-Мамеда, Гаджи-Рза-агу и всех прочих царских шпионов и лакеев. Тавризцы настаивали тогда на этом, но я был против.

"Вы живете, благодаря нашей ошибке! - мысленно сказал я, обращаясь к Гаджи-Мир-Курбану. - Я надеюсь, что наша смена этих ошибок не повторит. Она не оставит безнаказанными Мир-Курбанов, Мир-Мухаммедов, Мирза Фатуллаханов* и всех прочих, которые готовят гибель тысячам бедняков.

______________ * Все эти три сеида состояли на службе в царском консульстве.

- Нам не надо было распускать вооруженные силы! - проговорил Алекпер, дрожа от гнева. - Нам надо было драться до конца.

В ЦАРСКОМ КОНСУЛЬСТВЕ

Рано утром пришла Нина и принесла мне двенадцать пропусков.

- Если понадобится, принесу еще, - сказала она. - Раздай товарищам для беспрепятственного хождения по городу.

Затем она передала мне письмо Сардар-Рашида.

"Уважаемый Абульгасан-бек!

Излишне писать о тяжести постигшего нас горя. Как сообщает господин консул, голова покойного мужа нашей несчастной Махру найдена.

Уважаемый Абульгасан-бек, принимая во внимание наше родство, честь имею просить Вас пожаловать с вашими друзьями и знакомыми ко мне, чтобы должным образом почтить память покойного.

Смею надеяться, что нас почтит и уважаемая Нина-ханум, будет и семья господина консула. Прошу пожаловать к 11 часам дня.

Ваш покорный слуга

Рашид

Махаррема 7 дня".

Придется пойти, - сказал я. - Сейчас нам особенно следует еще теснее связаться с консулом и постараться рассеять подозрения, если они у него возникнут. Мы должны использовать знакомство с консульством в нашей борьбе с царской оккупацией. Возьмем с собой и товарища Алекпера.