– Значит, вы сами не дворянин? – спросил Гарет.

Его собеседник немного помедлил с ответом.

– Я получил рыцарское звание и могу называть себя сэром, но добился я этого собственными умом, смелостью и изворотливостью. И, пожалуй, нахальством. Но по рождению я мещанин. Мои далекие предки происходили из дворян. Один из них сделал бастарда, и от того бастарда происходит наша фамилия.

– Странно вы память потеряли, мастер Брейсвер.

– А ты в этом хорошо разбираешься? Как нужно память терять? Да, я не помню, что делал год назад или неделю назад. Зато древних поэтов могу цитировать хоть наизусть. И вот это, самые истоки – они никуда не делись. Отец перед глазами, словно вчера последний раз виделись… Он вечно сокрушался, что мы не имеем того, что положено нам по наследству. А я решил не сокрушаться, а выцарапать себе все положенное зубами.

– Ваш отец был нерешительный человек?

– Скорее, просто усталый. Работа замучала. А каким был твой отец?

– Суровым.

Отец Гарета был странным человеком – нелюдимым, неразговорчивым, скрытным. Он словно берег от окружающих некий секрет, грызший его изнутри, делающий его недоверчивым и тревожным.

Иногда, напиваясь в ненастный вечер, когда сквозь щели свистели ветра, лорд Андрас начинал бешено кричать, словно тайна, которую он в себе носил, рвалась с его уст наружу, не давая покоя. «Мы все обречены, ты и я, и наш наследник тоже, и весь белый свет! Весь мир обречен! А все потому, что проклятый дурак сделал то, что он сделал, гореть ему темным пламенем!» – кричал отец леди Элене, своей супруге, сидевшей в кресле напротив, прежде чем швырнуть в стену недопитый кубок с вином. Гарет не понимал, о чем речь и почему лорд Андрас злится, и боялся спросить.

Мать Гарета, молчаливая и незаметная, сидела неподвижно, выпрямив спину и сжав подлокотники кресла, пока ее супруг не мог успокоиться. Постепенно гнев лорда Андраса сходил на убыль, он откидывался на спинку кресла и засыпал. Леди Элена поднималась и уходила в свои покои, набросив на спящего мужа плед, проведя на прощание ладонью по его лицу. В детстве Гарет помнил мать совсем другой – улыбающейся, веселой, о чем-то перешептывающейся со своими дамами. Тогда отец и мать любили друг друга. Годы шли, неумолимые, один за другим, и в старом замке становилось все меньше смеха. Мать умерла, когда Гарету исполнилось тринадцать. Ее похоронили не в фамильном склепе, а на другом берегу озера, как она сама попросила, и Гарет часто приходил на ее могилу.

Наступили смутные времена. В окружавших замок лесах сделалось куда меньше дичи, а в озере почти перевелась рыба. Земля давала скудный урожай, пришлось как следует затянуть пояса. Крестьянские женщины рожали мертвых младенцев, а крепкие мужчины, в самом расцвете лет, иногда просто падали оземь и больше не поднимались. Деревня вымирала. Умер и капитан Макдоннелл – однажды просто не открыл утром глаза. Лорд Андрас не стал назначать нового капитана и возглавил гарнизон лично. Гарет понимал, происходит нечто неладное, но не вполне понимал, что именно.

Купцы забредали в замок нечасто, а те, что все-таки появлялись, приносили недобрые вести. Они приезжали с небогатым товаром и спешили поскорее его сбыть, не задерживаясь. Говорили, умер старый король, а лорды не могут избрать нового и затевают междоусобицу. Говорили, на границе вновь полыхает война. Говорили, чародеи заперлись в своих замках и не выходят к простому народу, ничем не желают помочь. Говорили, на трактах множится нечисть. Это была правда – охотники видели в лесу смутные тени, а на фермах пропадал народ.

Гарету исполнилось восемнадцать, но он по-прежнему не отъезжал от родных стен дальше, чем на двадцать миль. «Нечего тебе там делать», говорил отец, имея в виду большой мир. Как-то вечером, вопреки обыкновению совершенно трезвый, Андрас Крейтон хмуро сказал наследнику:

– Как ни бейся, все равно скоро сдохнем. Не сегодня, так через год.

Вспомнились его прежние крики, после которых печалилась мать.

– Что вы такое говорите, мой господин? – вежливо спросил Гарет.

– Что слышишь, болван. Думаешь, я просто так заперся в этом склепе и вас всех в нем схоронил? Мог бы шиковать в столице, на королевской службе, и щупать тамошних красоток, да кувыркаться с ними на шелковых простынях. Жаль, но уже не судьба. Чаша разбита, меч сломан, мир накренился и приготовился рухнуть. Как упадет, похоронит нас всех под обломками.

– Я не вполне понимаю, отец.

– Ну и правильно, нечего тебе понимать.

– Лорд Андрас, если вы что-то скрываете – прошу, объясните, о чем идет речь.

– Хотел бы, да не могу. На мне лежат клятва и чары. Большего, чем уже сказано, я объяснить просто не в силах. Просто запомни, что я сказал.

Гарет запомнил, хотя отец наотрез отказался продолжать разговор. Ему нестерпимо хотелось уехать из опостылевшего старого замка. Посмотреть далекие земли и стольный город Карлайл с его дворцами и рынками, на которых продают заморские диковинки и толпится народ. К несчастью, отец не отпускал его из дому. Земли вокруг замка Крейтон наполнились страхом, крестьяне забросили дальние фермы и жались к стенам крепости, в лесах поселилось неведомое зло.

Странная болезнь, поразившая край, вошла в полную силу. Один за одним, обитатели замка Крейтон умирали с самой весны. Мор не пощадил даже белокурую Анвин, с которой Гарет летними вечерами целовался порой на сеновале. Ни лихорадки, ни судорог, ни боли – просто остановилось сердце. Он смотрел, как девушку, облаченную в белое платье, кладут в гроб, и на глаза наворачивались слезы. Закрытые глаза, спокойное лицо – можно подумать, она заснула и вот-вот проснется. Отец, непривычно молчаливый, сжал его плечо. Гарет ушел в свои покои, заперся там и не выходил два дня, почти не притрагиваясь к еде, которую приносили слуги.

Некоторые крестьяне уходили в лес, надеясь добраться до ближайшего города, и одно небо знает, какая судьба их настигла. Покойники лежали прямо в своих домах, отцы, матери и дети – все рядом, все вместе, неподвижные и немые. Стражники едва успевали их хоронить.

Кастелян Бедвир рылся в своих трактатах, пытаясь отыскать причину недуга, но ни капли в этом не преуспел. Все имевшиеся в замке лекарственные средства не оказывали никакого эффекта. У болезни отсутствовали всякие видимые симптомы. Просто однажды человек, еще за день до того совершенно здоровый, переставал дышать. Впору было задуматься о проклятии. Гарет пробовал прибегнуть к магии, но та не давала ответа.

Когда минуло лето и удлинились тени, смерти стали случаться каждый день – неостановимые, неотвратимые, бесконечные. Лорд Андрас часто останавливался у окна, молчаливый, и смотрел на свои вымирающие владения. Сам он не уезжал из крепости, наотрез отказываясь ее покидать. Гарет стоял рядом с отцом, чувствовал бессилие и отчаяние.

– Когда меня не станет, – сказал Гарету отец, – скачи в столицу. Нечего тебе тут и дальше заживо гнить. Я бы сам давно уехал, но не могу, а ты человек вольный. Вот своей свободой и воспользуйся, весь белый свет открыт. Прости, что держал тебя тут, да трудно старику одному. Деньги возьми, оружие… а там разберешься.

– Может быть, в таком случае, я поеду прямо сейчас?

– Сейчас еще рано. Не хочу умирать в одиночестве. Слишком это паскудно.

– Может быть, поедем тогда вместе? Вам не стоит здесь оставаться.

Лорд Андрас лишь усмехнулся:

– Устал я куда-то ездить, Гарет. Наездился на свой век. От судьбы не сбежишь, что нажил, то и пожну, – отец отвернулся и быстро забормотал, глядя в стену. – Старый плут клялся, я уцелею. Старый плут клялся, тьма обойдет стороной. Кишки бы ему выпустить да сердце проткнуть, негодяю такому.

У юноши сложилось впечатление, что Андрас Крейтон бредит. Он так и не понял тогда, о чем речь. Спустя несколько дней, поздним вечером в среду, вскоре после Мабона, отец уронил кубок с вином и медленно сполз с кресла на пол, словно захваченный нежданным сном. Сном, от которого он уже не проснулся.