Федор Иванович отвел взгляд и уставился в землю. Он чувствовал, как под частыми и сильными ударами сердца вздрагивает грудная клетка. Виски ломило, желудок наливался каменной тяжестью, руки и ноги одолевала слабость.

– Кс-кс-кс! – донеслось из-за забора.

Вздохнув, Сбитнев снова поднял глаза.

Мальчишка вытянул губы трубочкой и, наклонив голову, таращился на кота.

– Хорошая киса! – тихо сказал Егор.

«У него даже голос изменился, – подумал Федор Иванович.

Он не понимал, куда делся вечно робкий соседский мальчишка со звонким голосом. Тот, кто держал сейчас кота, одновременно и был, и не был Егором Мещеряковым.

– Хорошая киса! – повторил Егор. – Только трусливая! Боишься меня, да?! Боишься! И правильно делаешь, меховой твареныш!

Он опять оскалился, зашипел и приблизил Барбоса к лицу. Кот ощерился, ударил лапой и съежился сильнее прежнего.

От неожиданности Егор охнул и отступил, приложив ладонь к правой щеке. Лицо перекосилось. Он несколько раз встряхнул кота и, справившись с приливом злобы, присел на корточки. Глаза, окруженные розовыми тенями, продолжали буравить зверя. Левая рука шарила по бетонной дорожке в поисках молотка.

Сбитнев понимал: надо встать, крикнуть на Егора. Не дать ему закончить… Но страх держал на невидимой привязи. Даже отвести взгляд было невозможно.

– Смотри, какая штучка, – Егор подобрал молоток и легонько тыкал коту в морду. Тот жмурился и дергал головой. – Нравится?

Он поднялся и подошел к верстаку. Захихикал, подняв Барбоса повыше. Замахнулся, но остановил руку с молотком в сантиметре от кота. Зверь затрясся и тоненько мяукнул.

Голову сдавливало невидимыми тисками. Сбитнев, не моргая, смотрел вперед, ожидая, что виски затрещат в любую секунду. Задеревеневшие пальцы надломили смородиновые ветки. Сердце колотилось уже где-то под горлом. А Егор все не мог наиграться.

Он взмахивал молотком, тряс Барбоса. Наклонялся, делая вид, что собирается отпустить. Но в последний момент резко выпрямлялся, и животное коротко взвывало.

«Сколько можно?» – Федор Иванович с ужасом поймал себя на мысли: он хочет, чтобы все закончилось побыстрее.

Наверное, того же хотел и кот…

Но Егор не желал останавливаться. Он улыбался, лицо светилось полным жестокости счастьем, глаза азартно блестели.

Внезапно сверху донеслось карканье. Мгновением позже на Егора кинулась крылатая тень. Тот вскрикнул, отшатнулся, а ворона вновь атаковала.

Не переставая кричать, она делала короткие выпады и поднималась на пару метров. Егор вжимал голову, отмахивался молотком. Ноги беспорядочно топотали по бетону дорожки.

Запнувшись, Егор задел верстак. Тот с лязгом сдвинулся, а мальчишка, вскрикнув от боли, выпустил кота. Обездвиженный страхом Барбос плюхнулся на бок. Но в следующую секунду пришел в себя и серо-белым снарядом метнулся прочь.

Егор зарычал. Кинулся было вдогонку, но ворона вцепилась в воротник майки и с оглушительным карканьем стала лупить крыльями. Пробежав несколько шагов, мальчишка упал на колени и выронил молоток.

Ворона каркала. Егор беспомощно размахивал руками, пытаясь добраться до нее, и рычал.

Федор Иванович, не моргая, с разинутым ртом смотрел на битву. Майка прилипла к вспотевшей спине, лоб и виски блестели мелкими бисеринками. Внутри головы разгоралась печь, сердце бухало кузнецким молотом.

В доме Мещеряковых открылось окно.

Сбитнев чуть повернул голову и увидел Марину.

Та наполовину высунулась наружу. На круглом лице застыли растерянность и испуг. Пару секунд она смотрела на сына. Затем, с криком: «Сыночек! Я сейчас!», перелезла через подоконник. Схватила у стены веник и, потеряв тапок, бросилась на помощь.

Размахнувшись, она ударила ворону. С истошным карканьем та отцепилась. Поднялась к крыше и вновь спикировала на Егора.

– Мама! – плачущим голосом крикнул Егор, закрывая голову.

– Пошла отсюда! – завизжала Марина. Она размахивала веником, не обращая внимания на распахнувшийся цветастый халат.

Ворона вновь отступила, а Егор на четвереньках заполз под верстак.

– Лети! Убирайся! – кричала его мать.

Описав над садом круг, ворона еще несколько раз каркнула и растворилась в небе.

Марина отбросила веник, запахнулась и метнулась к Егору.

– Егорик, маленький! Ты как?! – она нырнула под верстак, обхватила лицо сына ладонями.

– Да все со мной нормально! – огрызнулся тот, отстраняясь.

Он выбрался из-под верстака и отошел от матери. На щеке краснела оставленная Барбосом царапина, левая лямка майки была надорвана, на коленках виднелись ссадины.

Оглядевшись, Егор скорчил злобную гримасу.

«Подумать только! Он еще злится, что упустил кота!» – понял Сбитнев.

– Бог ты мой! Да у тебя кровь! – Марина присела около Егора и стала разглядывать его колени. – Ты же ударился! Сильно болит?!

– Ничего у меня не болит! – рявкнул Егор. Он выпятил подбородок и часто дышал, глядя на мать.

– Ну-ка пойдем в дом. Нужно обработать, чтобы зараза не попала, – Марина поднялась, сцапала сына за руку и торопливо направилась к дому.

Они скрылись, а Федор Иванович отпустил ветки, уронил голову на грудь и закрыл глаза. Перед мысленным взором возник скукожившийся кот. Он жмурился и тихо подвывал, болтаясь в пухлой мальчишечьей руке. А Егор смотрел на него исподлобья и улыбался.

«Что с ним случилось? Ведь неделю назад был хороший и добрый мальчишка! А потом лагерь этот, «Березки»… Проклятое место!» – Сбитнев открыл глаза и уставился на резные смородиновые листья.

Он с трудом поднялся и на ватных ногах направился к дому. Кинув взгляд на свернутый кольцами черный резиновый шланг, покачал головой. Жуткая сцена высосала все силы. Сбитнев хотел лишь добраться до кровати, укрыться под одеялом и забыться.

Подойдя к крыльцу, Федор Иванович замер, услышав короткое, подавленное «мяу!»

– Кс-кс! – позвал он, наклоняясь и оглядывая двор.

Из-за бака с водой показалось кошачье ухо и краешек морды.

– Вот ты где, – прошептал Федор Иванович и осторожно подошел к баку.

Барбос сидел, прижимаясь боком к железной стенке. По серо-белой спине пробегали редкие, но хорошо заметные волны дрожи. Подняв на Сбитнева глаза, он вновь жалобно мяукнул.

– Иди-ка сюда, – Федор Иванович присел на корточки, потянулся к коту и взял на руки. – Натерпелся ты сегодня…

Поднявшись, он осмотрел Барбоса. Выглядел тот неплохо – о пережитом напоминали только затравленный взгляд, дрожь и хвост, по-прежнему прижатый к пушистому белому брюху.

– Поживешь пока у меня, – сказал Сбитнев. – А там отыщем тебе новый дом.

Барбос понемногу успокаивался – перестал дрожать и даже замурлыкал. Но как только Федор Иванович повернулся к жилищу Мещеряковых, кот прижал уши и зашипел.

– Что еще случилось… – Сбитнев замер, встретившись взглядом с Егором.

Мальчишка стоял у окна, упираясь в стекло лбом и ладонями с растопыренными пальцами, и не сводил с Барбоса темных, окруженных розовыми тенями глаз. Губы кривились, подбородок чуть заметно двигался.

Поймав взгляд Сбитнева, Егор отошел на пару шагов, указал на кота и провел большим пальцем по горлу – по тому самому месту, где была розовая полоса.

Барбос заурчал и вновь стал дрожать.

– Ничего, – прошептал Федор Иванович. – Я тебя в обиду не дам.

Отвернуться было невыносимо сложно, но Сбитнев пересилил себя. Дошел до крыльца, толкнул дверь и скрылся в доме. Отпустив кота, он прошел в ванную, открыл холодную воду и поплескал на лицо. Горло скрутил позыв…

С полминуты Федор Иванович стоял над ванной, чувствуя, как внутри все сжимается, но из пустого желудка так ничего и не вышло.

Сглотнув, он выпрямился и стал выравнивать дыхание. Сердце колотилось, руки дрожали, душу все еще обжигали ненависть и презрение, что были во взгляде Егора.

Опираясь о стены, Федор Иванович дошел до комнаты и сел в старенькое кресло с деревянными подлокотниками. Из-под кровати, на полусогнутых лапах, выбрался Барбос. Медленно и бесшумно он пересек комнату, уселся перед креслом и поднял глаза на Сбитнева.