Именно на монстрах остановил свой взгляд человек под навесом, и лицо его при этом постоянно менялось, выражая то неуверенность, то страх, то какую-то обречённую решимость.
В который раз за последние пять минут он посмотрел на уличные часы, висящие над его головой на столбе. Минутная стрелка долго стояла на одном месте, потом прыгнула на «12». Десять часов утра. Небольшая кучка людей, стоявшая у центрального входа в книжный, дёрнулась, сложила зонтики и всосалась внутрь – охрана открыла двери. Оторвавшись, наконец, от стены, мужчина втянул голову в плечи, сгорбился, тщетно пытаясь защититься таким образом от потоков дождя, перешёл узкую дорогу, всю забитую машинами, и оказался у магазина. С заметной неуверенностью он встал у стены и запрокинул голову вверх, рассматривая огромные окна и часто моргая, так как вода стала тут же заливать глаза. Поблескивавшие витражи «Империи Гутенберга», казалось, околдовали его.
Огромные витражные окна, которые всех так восхищали, находились довольно высоко от земли – их узкие подоконники были на уровне головы взрослого мужчины, и любоваться ими лучше всего было с противоположной стороны улицы. Если остановиться там и посмотреть прямо на фасад магазина, то можно было заметить, что слева направо по витражам читалась история появления книги в этом мире. Сюда приводили огромное количество экскурсий, и экскурсоводы давно зазубренным текстом рассказывали историю развития написания букв и иероглифов с целью передачи информации через написанное.
На первом витраже были изображены древние египтяне с пирамидами и сфинксом на заднем плане. Древние люди что-то записывали на свитках, стоя на берегу реки, заросшей папирусом. Над ними, протянув длинные тонкие руки к свиткам, как будто парила в небе одна из египетских богинь с головой львицы, над её головой был круглый диск, похожий на солнце. Картина напоминала древние изображения со стен египетских пирамид.
Второй витраж изображал средневековых монахов в феодальных декорациях, переписывавших толстые книги. Витраж был выполнен в стиле гобелена и производил бы более радостное впечатление, если бы не оранжевый с чёрным тон, в которых было выполнено всё изображение.
Витраж слева от входной двери показывал первый книгопечатный станок – рядом стояли его бородатые создатели и просматривали только что отпечатанный лист будущей книги. Типографский станок, стоявший перед ними, напоминал силуэт, как будто вырезанный из чёрной бумаги. Над людьми среди повторяющихся снова и снова узоров, похожих на колеса, расправила крылья большая красная птица, а внизу картины, как транспарант на демонстрации, справа налево тянулась надпись «Друкарь книг невиданных».
Справа от двери первые комсомольцы показывали книги толпе крестьян на фоне пашущих землю тракторов. Сверху этой картины была большая красная звезда, только опиралась она не на два луча, как обычно изображалось во всех книгах, а на один, из-за чего вид у нее был довольно странный.
Предпоследний витраж был самым страшным. Он изображал большой костёр, вокруг которого стояла толпа людей, державших руки в нацистском приветствии и кидавших книги в огонь. На заднем плане сквозь огонь хорошо просматривалась свастика. С этим витражом была связана череда скандалов, так как многие жители города считали, что она оскорбительна, и витраж необходимо снять. Или хотя бы замазать на нем оскорбляющий знак. Горожане заваливали жалобами местную управу и мэрию, но витраж пока никуда не делся, и никаких изменений на нём тоже заметно не было. Именно его чаще других витражей пытались разбить. Именно по нему стреляли из настоящего боевого оружия. Только он один привлекал к себе каждый день кучу туристов. А во всех буклетах, призывающих приезжих заглянуть в город, на всех сувенирах, фотография магазина была всегда с такого ракурса, чтобы было видно именно это изображение. Оно никого не оставляло равнодушным.
Последний, самый правый, витраж показывал современность – несколько человек, окружённых всевозможными компьютерами, ноутбуками и другими современными устройствами, но в руках они всё равно держали архаичные бумажные книги. Книжный магазин тем самым показывал, что книгу просто так не убьёшь. Никаким способом. Из всех витражей этот был единственным, который создали совсем недавно – буквально несколько лет назад. Раньше окно закрывал стальной лист, что под ним – никто не знал. Экскурсоводы на все вопросы отвечали, что первоначальное изображение было разбито вандалами, а на то, чтобы его реставрировать, собираются деньги. Деньги собирались уже лет сорок. Все привыкли к тому, что стальной щит никуда не убирается и стал как будто частью здания. У него даже было предназначение: половина щита была отдана под рекламу, на второй половине администрация магазина обычно вывешивала объявления обо всех проводимых мероприятиях. Убрали его внезапно и за один день, обнажив уже готовый витраж с компьютерами.
Промокший человек разглядывал витражные окна довольно долго с таким выражением лица, как будто пытался что-то вспомнить. По цветным стеклам текли ручейки воды. Казалось, что изображенные на картинах люди плачут. Мужчина тряхнул головой, почесал небритый подбородок и решительно подошёл к дверям. Тяжёлые, дубовые, эти двери были вторым после ступеней препятствием для тех, кто хотел попасть в магазин. Мрачные, выкрашенные тёмной краской, они казались вратами в царство зла, а не в храм знаний. Сколько ругательств было произнесено здесь теми, которых этими дверьми прижимало при входе, и не сосчитать. За ними была стальная вертушка с тугим ходом, как будто с неохотой пропускавшая людей внутрь. Её регулярно смазывали, она никогда не скрипела, но всё равно проворачивалась еле-еле. Другая такая же вертушка была установлена рядом с первой и выпускала людей обратно на улицу с ещё большей неохотой. Мокрый человек, как и многие до него, не с первого раза справился с этими стражами магазина, приложив значительные усилия.
Холёный охранник в костюме и галстуке весьма неприязненно посмотрел на вошедшего, но промолчал, узнав его. Он тут часто бывал. Человек тряхнул головой, и в разные стороны полетели капли воды. Толстые губы охранника дрогнули, как будто он хотел что-то сказать, но в последний момент передумал.
Внутри магазина было светло. Пахло новыми книгами, находившимися везде, и, казалось, наблюдавшими за теми, кто проходил мимо. На первом этаже было четыре зала, разделённых между собой тяжелыми дубовыми дверями. Они никогда не закрывались, всегда были распахнуты и обычно были прикрыты всевозможными рекламными плакатами. Каждый из четырёх залов вмещал в себя несколько секций, где продавались книги самой разнообразной тематики.
Торговые помещения занимали два нижних этажа «Империи Гутенберга». Сверху был ещё один этаж, где располагались бухгалтерия, отдел кадров и спец-хранилище для особо ценных антикварных экземпляров книг. Туда же допускались «особые» покупатели, требовавшие «особого» к себе отношения – у магазина были специалисты, способные на заказ достать практически любое издание. По слухам, распускаемым злопыхателями, правоохранительные органы давно уже хотели проверить это место. Были подозрения, что некоторые книги для того, чтобы быть проданными покупателям, просто воровались.
Оказавшись внутри, человек сразу взял курс на лестницу, ведущую на второй этаж, оставляя на полу за собой мокрые следы. Поднимаясь по широким ступеням, одной рукой он держался за стену, закрытую красивыми пластиковыми панелями, имитирующими каменную кладку в средневековом замке. Даже на лестнице были книги, они лежали и стояли на специальных тумбочках, лепившихся к каждой ступеньке.
Книги занимали и все стены: они стояли на огромных – до потолка – стальных стеллажах, намертво прикрученных к стенам, закрывавших все окна, в том числе и витражи первого этажа. На этих стеллажах стояла и лежала львиная доля всех продаваемых «Империей Гутенберга» изданий. Из-за того, что изнутри не было видно даже кусочка улицы, посетители как будто теряли чувство времени и иногда часами бродили между полок, высматривая то, за чем пришли. Они брали то одну книгу, то другую, пролистывали несколько страниц, читали по строчке, откладывали книги в сторону и тут же переходили к следующим. Это было похоже на казино, где посетители так увлечены процессом, что совсем забывают об окружающем мире и о том, что в нем происходит.
